кровавым, но огромное войско империи не устояло перед дружным натиском
славянских войск. Бегство началось, когда под ударами болгар пали первые
когорты, а конное войско русичей опрокинуло фланг и погнало ромейские
полки на своих же, которых император Василий держал для завершающего
удара.
Разгром был страшным. Поля и долины были покрыты трупами, зеленая
трава покраснела от крови. Войско империи было истреблено начисто, сам
император Василий был спасен от плена лишь благодаря наемной пехоте армян.
Те, окружив императора и, погибая под стрелами конницы торков, сумели с
ним подняться в горы и трудной горной тропой вывели в Македонию.
Остатки армии были рассеяны. Кому удалось уйти живым, вскоре попали в
плен. Известие о разгроме императора вызвало оживление среди тех, кто
мечтал о троне.
А тем временем мятежник Фока покорил римские области, овладел
приморскими городами и крепостями, двинул могучий флот к столице, где под
началом своего брата начал подтягивать к Константинополю конные и пехотные
войска.
Владимир к этому времени уже распрощался с Самуилом, обнялся с его
боярами, и его войско с богатой добычей и пленниками направилось обратно
на Русь. Правда, большую часть полона продали евреям-рахдонитам, те
выгодно сбудут на базарах Хорезма, но лучших ремесленников и мастеров
Владимир вел на Русь. Им дел найдется выше головы. Сил на Руси с избытком,
теперь она остро нуждается в красоте.
Уже из Киева внимательно следил через свои глаза и уши за волнениями
в империи. Вскоре весь Восток и вся Малая Азия были в руках Варда Фоки и
Склира. А болгары, одержав ряд блестящих побед, опустошали империю до
самых Салоников. И, естественно, от базилевсов пошли одно за другим
посольства с просьбой забыть былые распри, чего не бывает, прислать войско
уже на помощь империи или как-то помочь иначе в обмен на новые льготы
Руси, ее людям или даже уступки каких-то земель...
Владимир ощутил лихорадочное возбуждение. Он не мог сидеть,
вскакивал, бегал по комнате, едва не бросался на стены. Не пришла ли пора?
Благодаря восстанию в империи, можно ее взять даже раньше, чем
рассчитывал!
В этой части терема стены были из плотно подогнанных бревен, здесь
сапоги стучали по чисто выскобленному полу, не закрытому коврами,
медвежьими шкурами. На стенах висели на вбитых между бревен крючьях щиты и
топоры. На почетном месте блистал гигантский двуручный меч, рядом с ним
были две секиры, тоже исполинские. Меч Рогволода и секиры его сыновей!
Владимир велел повесить их здесь, пусть Рогнеда думает, что это из
уважения к ее отцу и братьям. Приятно забрать оружие врага и повесить в
своем тереме! Еще лучше -- гордую княжну взять силой и брать ее всегда,
когда изволит!
Сейчас он прошел мимо, не мазнув взглядом. Из дальней комнаты
доносилось негромкое пение. Сквозь приотворенную дверь видно было сенную
девку, пела тихонько и неспешно расчесывала длинные волосы полоцкой
княжны. Ей самой нравилось пропускать сквозь пальцы шелковые тяжелые
волосы, чистые, пахнущие цветами и травами.
Рогнеда хотела встать, Владимир остановил ее жестом. Девка застыла
глядя на него выпученными в ужасе глазами. Прошлым летом он с Войданом и
Тавром повстречали ее на лестнице, и, то ли жареное мясо с перцем, то ли
голова уже трещала от умных споров о том, как обустроить Русь, но Владимир
перегнул ее прямо через перила, так что почти висела над мощеным камнем
двором, задрал подол, насытил плоть, а потом не отказались и Войдан с
Тавром. Но эта дурочка не ликует, что ей оказал честь великий князь с
двумя воеводами, дрожмя дрожит, губы трясутся, будто по ним бьют пальцем.
-- Приветствую тебя, Рогнеда,-- сказал он медленно.
Она встретилась с ним взглядом, остатки крови покинули ее бледные
щеки. В глазах метнулся страх.
-- И я тебя, великий князь и повелитель...
Владимир смотрел в упор. В груди стало горячо, ощутил как,
разгорается уголек гнева:
-- Тебе ничего не хочется мне сказать, Рогнеда?
Ее побелевшие губы дрогнули:
-- О... чем?
-- Ну, хотя бы о молодом боярине из Биармии, именуемой также землей
Пермской.
Она вздрогнула всем телом. В глазах снова метнулся страх, перерос в
панику.
-- Что ты хочешь сказать, повелитель?
-- Известно мне стало, что он бывал в твоих покоях. Тайно! А на той
неделе замечен был, как спускался из окна по веревке. Но взять не сумели,
больно ловок оказался.
Рогнеда молчала, глаза не покидали его лица. Затем она выпрямилась,
волосы тяжелой волной струились по прямой спине. Грудь ее была все еще
хороша, хотя уже родила ему троих сыновей и дочь. Мертвым голосом
спросила:
-- Когда мне на жертвенный костер?
Он смотрел в упор:
-- Отваги тебе не занимать, знаю. Но что скажешь о нем?
-- Он ускользнул,-- ответила она, голос ее потеплел.-- Что мне еще?
Только бы он жил...
Сенная девка боялась шелохнуться. Веснушки на белом лице проступили
ярко, целая россыпь. Ей тоже под нож жреца, если не привяжут к диким
коням, не бросят в яму с голодными псами-людоедами.
Владимир пытался разжечь в себе гнев, но уголек погас, рассыпался
теплой золой. Он был оскорблен, жестоко оскорблен, но почему-то не
чувствовал оскорбления. Должен бросить ее под нож жреца, как бросал прочих
неверных жен и наложниц, так от него ждут все: от бояр до последнего
холопа, а он редко спорил со старым Поконом, с Правдой, с обычаями
чести...
-- Пусть не страшится моего гнева,-- ответил он.-- Его дом и его
земли уцелеют. Это я тебя мог принудить... но не он. Если допустила его к
своему телу, то лишь по любви. Отпускаю я тебя, Рогнеда.
Ей показалось, что ослышалась. А девка превратилась в сплошной
разинутый рот.
-- Что значит... отпускаешь? -- переспросила Рогнеда.-- Душу мою?
-- И тело,-- сказал он.-- Кончилась твоя неволя, твое заточение. Бери
все, что захочешь. Бери с собой своих людей, что служили тебе верно. Я
выделяю тебе дом в Полоцке. А не хочешь, возьми денег из скарбницы, купи
сама. Где захочешь. И пусть твой... ну, пусть берет тебя в жены свободно.
Он отступил к двери, но Рогнеда протянула к нему дрожащие руки. Глаза
ее были округлившиеся:
-- Это твоя новая шутка?
-- Рогнеда,-- сказал он, и она впервые заметила в его суровом лице
что-то иное, преобразившее жестокого князя. В глазах пылал огонь, там были
мука и нетерпение.-- Прости меня, Рогнеда!
Несколько долгих мгновений она смотрела на него. Краска медленно
окрасила ее бледные щеки. Глаза ожили, она все еще была хороша, даже
прекрасна, сохранившая тонкий стан, гордый взгляд и девичью поступь.
-- Ты странно говоришь,-- промолвила она,-- и я не понимаю твоих
поступков... но я благодарю тебя. Ты сейчас выше, чем человек.
Она сделал движение, словно хотела обнять его, жест был
непроизвольный, обняла бы по-братски, но Владимир лишь кивнул и отступил.
В глазах сенной девки были страх и неимоверное облегчение.
Спускаясь по лестнице, он подумал, что и Юлию сегодня же отпустит
обратно в монастырь. Тот самый, из которого ее увели силой. В память о ней
останется маленький Святополк, которого он всего дважды успел подержать на
руках, отец называется... Остальных жен -- на черта ему было столько? -- и
тысячу наложниц отпустит прямо сейчас. Пусть каждой из жен останется дом,
в котором живет, люди, земли, если таковые им дал, а наложницам дать
каждой по серебряной гривне и отпустить с ее скарбом на волю.
Зачем ему все женщины мира, когда появилась надежда взять в руки...
нет, преклонить колено перед своей единственной?
Василий с горечью смотрел на Анну. Редко волей богов появляется на
белом свете такой редкостный цветок. Разве что для того, чтобы напомнить,
что то, что видят глаза людей -- еще не все. На небесах красота еще выше,
но попадает на землю раз в тысячу лет. Ему повезло, сам лицом не удался,
зато о его сестренке слава идет по всему свету.
-- Анна, я даже не решаюсь тебе сказать...
-- Что? Что случилось?
Он прошептал раздавленно:
-- Великий князь Руси требует тебя в жены.
Ее соболиные брови взлетели:
-- Но он уже требовал и раньше?
-- Да, но тогда мы могли тянуть время, уклоняться, ни "да", ни
"нет"...
-- Господи спаси! Неужели на этот раз...
-- Увы, так. Мощь Руси постоянно растет. Особенно быстро и опасно
выросла в последние годы. Теперь я не сомневаюсь, что удар, от которого
империя рухнет, будет нанесен в самое ближайшее время! Русь
сосредотачивается. И нанесет удар именно этот расчетливый и жестокий
властелин больших армий.
Она слушала внимательно, ее сердце начало стучать чаще. Странно, она
еще не ощутила ни страха, ни отвращения. Только сильное возбуждение, будто
скакала навстречу ветру на горячем коне.
-- Мы... отказать ему не можем?
Он смотрел умоляюще:
-- Анна, ты знаешь как я тебя люблю! Я лучше бы отрезал себе руку...
или даже голову, если бы помогло. Но ему не нужна моя голова. Он ее может
и так взять, стоит двинуть к стенам Константинополя свою армию. Ему нужна
ты.
-- Зачем? -- спросила она, хотя подозревала ответ.
Василий кивнул:
-- Ты догадываешься. Он сразу породнится с двумя могущественными
императорами. Восточно-Римским и германским. Сейчас фактически три могучие
силы в Европе и мире: Восточно-Римская империя, Германия и Русь. А так все
три будут равны и официально... Но выполнив это все, а отказать не можем
-- мы на краю гибели, все-таки можем подготовить ему ловушку. Анна, при
удачном стечении обстоятельств... мы можем навсегда отвести угрозу от
нашей страны!
Ее сердце забилось еще чаще. Несмотря на страх, Анна вздохнула с
облегчением. Вот оно! То, для чего родилась, для чего готовилась. Она
готова отдать свою жизнь за жизнь своего народа. Готова принести себя в
жертву. Даже, если ее не внесут в житие святых мучениц или женщин-героинь,
вроде Юдифи, все же ее жизнь не будет напрасна.
С удивившим Василия спокойствием она сказала:
-- Говори. В чем твой план?
Он сказал осторожно:
-- Может быть, ты не совсем поняла...
-- Поняла,-- ответила она твердо, огонек жертвенности разгорелся в ее
глазах ярче.-- Я пойду за варварского князя, если это поможет моей стране.
Но если это как-то спасет ее от набегов... тем более, от разрушения, то я
готова умереть в любых муках!
Он с горячностью обнял ее, крепко-крепко прижал к груди. Она ощутила
как на волосы капнуло горячее. Переждала, давая царственному брату утереть
слезы.
-- Это вряд ли потребуется,-- сказал он наконец.-- Хоть план прост,
но осуществить его надо очень деликатно... Иначе все рухнет. Русь все еще
не приняла ни одну из мировых религий. Сам великий князь, как нам стало
известно, недавно принял ислам. В его дружине есть воины ислама, есть
иудаисты, есть христиане... Надо убедить его взять веру Христа! Сейчас
наши люди на Руси всеми косвенными способами убеждают его в необходимости
принять именно Христа. Не для себя, пусть остается Мухаммедом, как дали
ему имя, но для Руси надо навязать веру Христа! Тогда мы одним ударом
превратим Русь в своего вассала, ибо патриарх константинопольский лижет
мне сапоги. Мы вытравим воинственный дух язычников, навяжем им пассивность
и покорность божьей воле... Такой народ уже не пойдет на Константинополь!
Такой народ, подумал он с жестокой усмешкой, уже никуда не пойдет.
Владимир двинул огромное войско на помощь Василию. Опускался на
ладьях и вел конное войско по берегам Днепра, а у порогов свернул на
