заметить всякого. Если мал числом, то сами справимся. Ежели большое
войско, то пошлем одного за помощью. Но чтоб ни один отряд не
проскальзывал до самого Киева незамеченным, как что ни день, то доныне!.
Он степенно поднимался на крыльцо к князю, на ходу похлопывал по
одежке, стряхивая дорожную пыль. На крыльцо, заслышав довольные крики,
вышел подгулявший Претич. Увидел Илью, заржал как сытый конь:
-- А, хазарин! Княже, ты ему доверяешь? Все они головорезы, а в
портках у них обрезы.
Илья нахмурился, надоело это дурацкое ржанье:
-- Моим обрезом тебе подавиться хватит. Хочешь проверить?
Он начал приближаться с угрожающим видом, но на нем повисли как
цепные псы, хохотали, обнимали, хлопали по плечам:
-- Илья, шуток не разумеешь?
-- Ха-ха, и хазар уже, почитай, не осталось, а он все Тенгри-богу
жертвы носит!
-- Какое Тенгри, ежели хазарин? В субботу режет барана Яхве, в
воскресенье ставит свечку Христу, в понедельник жжет цветы Аллаху, во
вторник...
Илья стряхнул их руки как осенние листья, а Претич на всякий случай
отодвинулся, предостерегающе выставил ладони:
-- Илюша, да как ты мог такое подумать?.. Да чтоб я на тебя такое
сказал всерьез?.. Да не зря ж Дашка, дочь Аслама, за тобой бегает, а уж
она, стерва, побывала под всеми дружинниками и смердами, под их жеребцами
и собаками, даже медведя, грят, отыскала осенью в берлоге, всю зиму его
доставала своей ненасытной похотью, в шатуны подался, бедолага, а вот за
тобой как бегала, так и бегает!..
Вокруг хохотали, хлопали по широкой как стена спине, плечами, тащили
в палату к накрытому столу, а он ворчал и люто сверкал глазами, не зная,
то ли принять как похвалу, то ли рассердится пуще, не зря же остолопы
гогочут, будто он вышел к княжескому столу, не застегнув портки...
Второй богатырь, Лешак, бросил поводья отрокам, придирчиво проследил
взглядом, чтобы бегом повели вдоль двора, охлаждая, ни в коем разе не
сразу к водопою, лишь тогда живо взбежал, вежливо поклонившись князю, на
крыльцо. Его не зря дразнили, а потом у нему намертво прилипло прозвище
Попович. В самом деле, жила себе молодая вдова, кормилась пряжей и шитьем,
расторопная и бойкая, ей платили за одежки боярыни и даже воеводские жены.
Приставучих мужиков отшивала быстро, но как-то повадился к ней немолодой
уже священник, которого княгиня Ольга привезла из Царьграда для душевных
бесед о высоком, о небесной мудрости, о движении звезд...
Но княгиня вскоре преставилась, а Святослав, который и раньше терпел
церкви чужого бога только ради матери, тут же велел разорить, сравнять с
землей. Священник, от которого ждали покорности и богобоязненности, вдруг
то ли на земле Новой Руси растерял овечью покорность своей веры, то ли
вознамерился обрести мученический крест, но этот престарелый сразу зашиб
троих насмерть, а еще и выбирал только дружинников, плотников не тронул, а
потом подхватил меч и щит убитого, кинулся на целый отряд.
То ли не ожидали, вороны, то ли еще чего, но бесноватый упал под
мечами и топорами не раньше, чем усеял паперть трупами. Говорят, кровь
бежала ручьями. Уцелевшие, наскоро перевязав раны, вернулись к Святославу,
а тот лишь покачал головой и велел похоронить старика с воинскими
почестями вместе с убитыми им русами.
Святослав тогда решил, что священнику просто повезло, застал
врасплох, но его волхв присмотрелся к убитому, покачал головой. Дело не в
магии, священники ею не пользуются, у старика оказалось сухое сильное тело
бывалого воина. Не просто воина, а героя, как называют богатырей в
Царьграде. Волхв и сейчас мог бы сказать, какие мышцы тот развил бросанием
копья, какие мечом, какие прыжками, а какие бегом с мешком камней на
плечах...
В день его смерти у вдовы родился мальчик. Поговаривали, от плача и
слез родила недоношенного, слабенького, еле выходила. Мальчишка словно
чуял свою слабость, с детства учился быть хитрым, а где силой не удавалось
-- брал напуском. Однако рос, матерел, в десять лет уже одной рукой бросал
на землю взрослых парней, а когда исполнилось пятнадцать, на земле
Киевской не было мужика, что устоял бы в силе. Конечно, супротив богатырей
был что муха супротив пса, но в дружине его заметили, взяли в отроки,
затем перевели в младшие дружинники, а потом и вовсе взяли в дружину.
В отличие от других богатырей, он был лицом румян как девица, с
длинными ресницами, пухлыми щечками, к тому же любил наряжаться,
обвешиваться побрякушками. Кто не знал его, не мог утерпеть от злых
шуточек. И тут же оказывался на земле, глотая кровавые сопли. А Белоян еще
тогда сказал Владимиру в задумчивости:
-- Не знаю, к добру или к худу, что та баба родила прежде времени...
-- Что так?
-- Каков бы он в полной силе? Хорошо, если на нашей стороне, а ежели
нет?
Сейчас Владимир перехватил такой же задумчивый взор Белояна, бросил
насмешливо:
-- Уже и Лешаку не доверяешь?
-- Лешаку доверяю, -- ответил волхв все тем же раздумчивым голосом, в
котором рык уступил глухому ворчанию, -- а вот Алеше Поповичу... гм... не
знаю, не знаю.
В Царьграде сухой ветер с границ степи сменился ветром с моря. Все
ночь через широко распахнутые окна вваливался мокрый как губка воздух, а
под утро снова задул резкий, сухой, жаркий, словно Царьград разом с берега
теплого моря перенесся в середину Дикой Степи...
Князь церкви раздраженно встал из-за стола, огромного как арена
ипподрома. В окна брызнуло утреннее солнце. Застоявшаяся за долгое ночное
бдение кровь начала пробиваться в онемевшие члены. Да, ветер дует из тех
мест, где совсем недавно был их союзник -- могучий Хазарский каганат,
уничтоженный вдрызг возникшими из ниоткуда русами...
В груди больно покалывало, раздражение перешло в злость. И сухой
воздух, всегда вызывающий изжогу, и то, как неудачно поставили себя отцы
церкви здесь, в Царьграде... Было время, когда ходили в лохмотьях и
прятались в пещерах, но когда пришли к власти, когда император Константин
увидел вещий сон: ему явился огненный ангел и вручил знамя с крестом
вместо привычного римского гордого орла и заявил:" Сим победши!"... Из
гонимой церковь стала гонительницей, яро и победно преследовала прежних
мучителей, платила им той же монетой по всей империи...
...но в ее западной части тамошние отцы церкви сумели поставить себя
независимыми от светской власти. Более того, короли и императоры униженно
просили у них милости, приползали на коленях, вымаливая прощение! А здесь
церковь под пятой власти. Церковь служит власти, укрепляет власть, доносит
о тайнах исповеди власти. А даже сейчас, когда базилевс занят войной с
арбами и прочими несущественными делами, церкви приходится думать об
укреплении империи своими путями. Самый важный из них -- распространить
веру в Христа на северные страны, что набегами подтачивают несокрушимые
стены империи.
Он ощутил как кулаки сжались сами собой. Как будто это просто: заслал
миссионеров, а те легко и без усилий убедят славян отказаться от их имен и
взять взамен иудейские и греческие, убедить уничтожить своих родных богов
и поставить церковь чужого им по облику бога! Нет, прольется и крови
немало, и тайных убийств будет, и тайных деяний, от которых содрогнутся
слишком щепетильные души. Святая церковь в реальной жизни е может
подставлять левую щеку, ударившему по правой. Она бьет сама, бьет еще
раньше, бьет с упреждением, бьет и невиновного, ибо невиновные все равно
пойдут в рай, а вину церкви простит... сама церковь, ибо у всемогущего
бога должны быть и всемогущие слуги.
За дверью послышались торопливые шаги. Грубый голос помощника рявкнул
кто и по какому деру, затем створки бесшумно распахнулись. Часто кланяясь,
вошел молодой священник, глаза горят преданностью, жаждой служить святому
делу.
Князь поморщился. Вместо преданного дурака, искренне верящего в
святость их дела, предпочел бы прожженного проходимца, с тем работать
проще, понимает с полуслова. Но в то же время от умного проходимца жди
подвоха, каждый мечтает спихнуть и сесть на его хлебное место, а этот
чист, честен, благостен...
Скрывая раздражение, князь милостиво улыбнулся:
-- Рад, что ты явился так быстро. Но давай сразу о деле. В твоем
приходе северная часть города, где Славянский квартал. Там и дома русов...
Священник низко поклонился:
-- Это ваша святость встала... я даже не знаю как рано. А я лишь на
рассвете...
-- Вместе с солнцем, -- улыбнулся патриарх. -- Так что со Славянским
кварталом?
-- Русы того квартала уже скупили дома в соседнем, -- сообщил
священник, он поклонился. -- Тот так и зовется теперь -- Русский. А следом
идет Армянский, но там своя церковь...
Владыка поморщился:
-- Раскольники, свое толкование... Ладно, что скажешь о русах?
-- Купцы, -- ответил священник осторожно. -- Одни купцы, а также их
люди. Склады, товары... Постоянно проживает меньше четверти. Остальные
почти всегда в дороге. Возят товары взад-вперед. И морем, и сушей. Живут
порознь, но объединены в общину. Во главе -- купец Зверодрал, а во главе
собственной стражи... ну, забредают когда любители побуянить, то русы
таких вышвыривают, не дожидаясь прихода городской стражи.
-- Самоуправство?
-- Да, но властей это устраивает. Русы сами поддерживают порядок в
своем квартале, а налоги платят исправно. Во главе этой охраны стоит некий
Збыслав. Тот самый, что третий год побеждает на турнире..
Князь церкви нахмурился:
-- Язычник побеждает воинов, которые идут в бой под сенью креста?
-- Ну, -- сказал священник осторожно, -- пути Господни
неисповедимы... Возможно, он на что-то указывает нам.
Патриарх покачал головой:
-- Нет. О нем уже пошли слухи. Слишком восторженные! Мы не можем
допустить, чтобы слава язычника была выше славы воинов Христа. Слушай,
брат Игнатий. Я хочу приблизить тебя к себе, но для этого ты должен
выполнять кое-какие трудные дела... негласно. Не все, что делает церковь
во славу Господа нашего, должен знать простой люд.
Священник рухнул на колени:
-- Я все сделаю! Жизнь отдам...
Князь милостиво улыбнулся, однако голос оставался жестким:
-- Возможно, придется отдать большее, чем жизнь. Тебе предстоит
выдержать самое тяжкое: сомнения в правоте нашего дела!.. Да, такое бывает
со слабыми душами. Дело в том, что для того, чтобы дойти к сверкающей
вершине, иногда надо переправляться и через реки, полные смрада и
нечистот.. Словом, тебе предстоит отыскать среди своей паствы
чернокнижников, сатанистов, тайных язычников... Понимаю, они не заявляют о
себе так, иначе их ждет костер, но ты, верный сын церкви, должен знать
таких... Открою тебе, сын мой, что свята церковь иногда пользуется их
услугами. К вящей лаве Господа, разумеется.
Юный священник с недоумением посмотрел на главу церкви:
-- Если я правильно вас понял...
-- Да, -- ответил тот резко, досадуя на тупость младшего. Все надо
разжевать, назвать своими именами, ткнуть мордой, хотя удобнее бы
остановиться на недомолвках, намеках. Слово опасно, когда сказано прямо.
Впрочем, этот может быть не простаком, каким прикидывается, вынуждает
говорить прямо, чтобы потом: я, мол, только выполнял приказы. -- Сын мой,
ты должен переговорить с таким человеком.
-- Но ведь это грешно, -- возразил священник робко. -- Нечисть -- это
лики дьявола, а мы, святая церковь...
-- Святая церковь истребила нечисть в Римской империи, -- сказал
патриарх резко. -- Но часть ее затаилась... А мы уже настолько сильны, что
