-- Нет, в кувшинах лучше, уже знаю. Лучше потом еще принеси...
Один из пропойц, поймал его взгляд, поднял палец. Залешанин кивнул,
чего не угостить безденежного, сам таким бывал, и бродяга спешно
перебрался за его стол. Тут же волосатые руки поставили на стол две
кружки, Залешанин не первый, кто угощает незнакомых, привыкли. Залешанин с
наслаждением принялся за жареного гуся, запивая вином.
Хозяйский сын с некоторым беспокойством наблюдал еще за двумя, что
пересели за стол к этому молодому здоровяку, но Залешанин высыпал на стол
кучку серебра, и сын хозяина тут же оказался рядом:
-- Еще что-нибудь?.. Может быть, рыбки?
-- Рыбки? -- удивился Залешанин. -- А чо, давай и рыбу. Я видел во
дворе одну... Крупная! Чуть забор не повалила, когда чесалась.
Утром наскоро умылся холодной водой, проверил на месте ли щит, среди
тряпок не заметишь, перекусил не разогретой птицей и отправился на берег
моря искать корабль на ту сторону. А повезет, то хорошо бы и до самого
Киева по Днепру... Правда, привычного берега здесь нет, один сплошной
причал, а кораблей столько, что от мачт рябит в глазах. Их больше, чем в
Киевщине деревьев, а парусами можно закрыть все земли от Киева до
Новгорода...
По причалу двигался отряд крепких воинов в добротных доспехах.
Залешанин насторожился, на обычных стражей не похожи как по стати, так и
по оружию. Обычные стражи едва ноги за собой таскают, морды опухли от
пьянства, топоры едва ли не деревянные, а у этих шлемы с перьями, латы
поверх кольчуг, короткие мечи в изукрашенных ножнах, а сами как на подбор
рослые, широкие, едва не лопаются от избытка силы.
Впереди шел высокий воин, в котором Залешанин чутьем угадал большого
воеводу или что-нибудь такое же важное. С суровым лицом, кончик носа
отрублен, глаза безжалостные, от него пахнуло железом и кровью, словно
навсегда пропитался запахами битв и сражений.
На полшага сзади и сбоку семенил человек в простом длинном хитоне,
чем-то раздраженный, суетливый, но пояс поблескивал золотом, а на мягких
сапогах пряжки были с камушками...
Залешанин пропустил их, сойдя с дороги, пошел следом, дорогу
расчищают как стадо туров, к тому же прут на причал тоже...
Из портовой таверны вывалились гуляки. Среди них выделялся статный
щеголь в богатом плаще. Шлем на нем блистал, с обеих сторон на щеголе
висели девки, повизгивали и часто всхохатывали, следом тащились еще
пропойцы, попроще, всякий сброд, жулье, все веселые и хохочущие.
Залешанин еще провожал их глазами, когда человек в хитоне вытянул
руку с накрашенными ногтем на пальце:
-- Вон тот!
Воины как волки хищно разбежались полукругом, замкнули кольцо с
веселой сворой в середке. Щеголь надменно поинтересовался:
-- Что за рвань загораживает дорогу знатному ипасписту?
Начальник стражи бросил коротко:
-- Взять!
К щеголю подошли двое с боков, отпихнули примолкших девок. Щеголь
поморщился, когда их тяжелые руки опустились на его плечи.
-- Кто?.. И по какому праву?
-- Ответят в пыточном подвале, -- буркнул начальник стражи. -- Если
захотят.
Воины быстро и умело ухватили щеголя за руки, начали заворачивать за
спину... Залешанин глазом не успел моргнуть, ему нравился начальник
стражи: мужчина не должен быть красив и наряден, как продажная девка, как
вдруг оба воина с такой силой ударились лбами, что железный звон отдался
зудом в зубах Залешанина. Кулак щеголя метнулся вперед как падающая
звезда. Голова начальника стражи откинулась, до Залешанина донесся глухой
стук. Щеголь развернулся, в его руке блестел длинный меч. Залешанин не
успел заметить, когда тот выхватил.
Воины, чудо, а не воины! -- бросились вперед как волчья стая: хищно и
не раздумывая. Меч заблистал, звон, лязг, крики, гуляки разбежались, со
стороны жадно пожирали глазами дивный бой, когда один дерется с целым
отрядом. Там падали под его ноги как спелые колосья, щеголь отпрыгивал,
увертывался, успевал видеть и тех, кто забегал со спины, молниеносно
рубил, Залешанин видел, что лезвие рассекало плоть, как если бы рубил
капустные кочаны, только кровь брызгала настоящая.
Начальник стражи поднялся на колени, выплюнул крошево зубов в
кровавой пене:
-- Да убейте же... Разом!..
Щеголь дрался как разъяренный зверь. Залешанин слышал его рык, видел
перекошенное лицо, его меч всякий раз успевал встретить чужой меч на
полпути, со спины все еще зайти не давал, хотя дрались на открытом месте,
дорогу к корчме, где мог бы стать спиной к стене, отрезали два ряда
булатногрудых, что уже закрылись щитами, уже понимая, что не зря их
послали целым отрядом...
Народ собрался толпой, оттуда кричали подбадривающе. Залешанин понял,
что кричат щеголю, императорских воинов боялись или не любили, да он и сам
ощутил, что начинает сочувствовать храброму одиночке. Пусть даже такому
богатому и красивому.
Раздались крики, прибежала, тяжело громыхая сапогами, портовая
стража. Начальник стражи движением руки их тоже отправил в бой. Его
немногочисленные воины перестроились.
Из кучки народа, что вышла вслед за гулякой из таверны, один вдруг
шагнул в сторону, в его руках появилось то, что нельзя представить в руках
знатного воина -- кожаный ремень с выемкой посредине, оружие простого
плебса. Оттуда же из сумки он быстро вытащил округлый булыжник размером с
кулак воеводы. Залешанин, как завороженный, наблюдал, как праща начала
описывать круги над головой, слилась в серый шелестящий круг, мужик
примерился, взгляд стал острый и злой, резко отпустил один конец, когда
ремень уже разрезал воздух с жутким свистом.
Щеголь двумя быстрыми ударами поверг на землю сразу двух, ощутил
неладное и начал поворачиваться, в этот миг камень ударил в закрытый
железом висок. Раздался звон, у Залешанина заныли зубы, щеголь
содрогнулся, повернулся, его страшный взор отыскал пращника, тот охнул и
выронил ремень, щеголь качнулся и упал с таким грохотом, будто рухнули
медные ворота Царьграда.
Воины бросились как крысы на молодого поросенка. Красный плащ исчез
под их блестящими телами. Залешанин слышал сопение, глухие удары, смутно
подивился, что же там еще можно бить, но куча наконец распалась, двое с
усилием подняли щеголя. Из-под шлема вытекала красная струйка. Лицо
перекосилось от боли:
-- Подлец...
-- Быстрее, -- прошепелявил начальник стражи.
Он бросил монету пращнику, а воины повели схваченного. Сзади шел
сановник, начальник стражи закрывал окровавленный рот платком, где
выступили широкие красные пятна. Сзади раздался шум, оставшиеся били
пращника, но начальник стражи даже не оглянулся.
Крыши царьградцев плоские, если не считать их храмы, дома стоят
тесно. Залешанин с легкостью перепрыгивал с дома на дом. Внизу по узким
улочкам вели схваченного щеголя. Руки связали за спиной, на шее петля,
другой конец начальник стражи привязал к седлу своего коня. Он все еще
зажимал платком рот, а в седле раскачивался так, что вот-вот грохнется как
груда железа.
Шлем со щеголя сорвали, ветер слабо колыхал волосы цвета спелой
пшеницы. Правая сторона покраснела и слиплась, тонкая струйка пыталась по
шее спуститься под доспехи, но быстро застывала по дороге. Петля туго
стягивала его шею, но все равно он слегка откидывался назад, замедлял
движение. Налитые кровью глаза на красивом мужественном лице, все еще
чересчур красивом для мужчины, зыркали по сторонам. Двое шли по бокам,
держа мечи наголо. Еще четверо тащили под руки своих раненых.
Залешанин забежал вперед, там крыша ниже, до проходящего можно
дотянуться рукой, если лечь на пузо, а руки длинные. Застыл, чувствуя, как
бешено колотится сердце, нагнетая кровь в голову и мышцы, те вздулись так,
что едва не лопаются, в голове мысли и образы понеслись как дикие кони,
ощутил, что сейчас будет двигаться вдвое быстрее, соображать и схватывать
мигом, задержал дыхание, внизу затопали, голова всадника поплыла почти на
уровне крыши.
Он пропустил начальника стражи, метнул оба швыряльных ножа, тут же
прыгнул вдогонку за всадником. Конь охнул и присел под внезапной тяжестью
на крупе. Залешанин ударил кулаком в блестящий шлем, развернулся и едва
успел сдернуть с седельного крюка веревку, как испуганный конь завизжал в
страхе и понесся прочь.
Сзади нарастал гам, крики. Он развернул коня, с жалостью увидел, что
не успевает. Те двое, что шли с оголенными мечами, корчились на земле,
сучили ногами, ножи угодили метко, но остальные бросили раненых и,
выхватывая мечи, бросились на связанного щеголя.
-- Зашибу! -- дико заорал Залешанин.
Щеголь внезапно упал, перекатился, мечи блеснули в пустом месте, а
щеголь подкатился прямо под копыта скачущего коня. Умный зверь перескочил,
Залешанин ухватил одного за голову и руку, вскинул над головой и страшно
метнул, сбив сразу троих, двое вовсе не встанут, он ревел и рычал, воины
попятились, их учили драться с людьми, а не с озверевшим чудищем.
Залешанин развернул коня, нагнулся и выдернул нож из горла убитого.
Почти не глядя, махнул, ощутил, как под отточенным лезвием затрещали
веревки, тут же конь снова охнул, щеголь запрыгнул сзади, и Залешанин с
силой ударил коня каблуками под бока:
-- Гони, савраска!
Стены замелькали, сливаясь в серую полосу. Щеголь держался за плечи
Залешанина, конь несся стрелой, глаза дикие, на удилах сразу повисли
клочья желтой пены. Они вылетели на площадь, народ шарахался в стороны,
вопли и ругань на всех языках, звон разбитой посуды, рухнул навес от
солнца, а они уже вылетели в узенькую улочку напротив.
Внезапно щеголь сказал над ухом:
-- Поворот налево.
Залешанин повернул послушно, подал коня влево, тот едва не раздробил
ему ногу в стремени о каменную стену.
-- Вон к тому дому!
Залешанин, повинуясь указке, дернул за узду. Конь на полном скаку
влетел в раскрытые ворота. Из дома выбежали люди. Щеголь что-то крикнул,
коня подхватили под уздцы и бегом увели. Высокий старик, худой, как щепка,
прокричал что-то с крыльца. Залешанина подхватили под руки, во мгновение
ока он оказался в доме. Потом его вели через полутемные комнаты, пахло
благовониями, затем несло кислым вином, щами, пересекли еще двор,
перебежали под деревьями, а когда очутились в маленьком дворике,
окруженном со всех сторон высокой каменной стеной, щеголь резко повернулся
к Залешанину:
-- Ты кто? Кто послал?
Залешанин растерялся:
-- Ты с дуба упал? Никто не посылал.
-- Так чего ж...
Залешанин бросил зло:
-- Я увидел, как на одного дурня напала целая дюжина, вот и решил...
Щеголь рассматривал его подозрительно, без тени дружелюбия или
благодарности:
-- Выходит, дурни? А ты умный, кинулся на дюжину?
Залешанин в самом деле ощутил, что если там и был дурень, то он, да
не простой дурень, а стоеросовый, добротный. Да что там стоеросовый -- из
сарая! Было бы кому помогать, а то наглому мужику, от которого запахами
прет, как от гулящей девки.
-- Ну, там осталась не совсем дюжина... -- буркнул он. -- Эх, скотина
ты неблагодарная! А спасибо где?
-- Благодарю, -- буркнул щеголь. -- Редкостная ты птица для здешних
мест. Ты из полян?
-- Из полян, -- растерялся Залешанин, -- а ты что, слыхивал о наших
землях?
-- Слыхивал, -- ответил щеголь. Он огляделся по сторонам, зацепился
взглядом за широкую скамью под сенью раскидистого дерева с диковинно
узкими листьями, побрел туда, слегка прихрамывая, сел. Голенище сапога
