именам предков, объяснял, что есть отечество, соколяне на него глядели
непонимающе. Дулебы, обры, журавлевцы -- какая разница? Но едва расписал
им богатства, награбленные обрами в южных походах, заволновались даже
самые ленивые.
Обров, которых застали в поле, побили в короткой злой сече. Остальные
заперлись в крепостях, славянские стрелки стали метать зажженные стрелы в
крыши, крытые соломой. Половина защитников бросилась гасить пожары,
остальные обреченно повернулись к несметным ратям врага.
Олег удержал храбрецов, на приступ не пустил. Слушались неохотно, но
слушались: передравшись, кому быть вождем объединенной рати журавлевцев,
борщаков и соколян, сошлись на мудром пещернике, чужом для всех. Олега
нарекли светлым князем, остальные же вожди именовались просто князьями. Их
рати шли под началом своих русичей, но Олег как мог объединял их силы,
бросал на помощь друг другу, хладнокровно играл на детской отваге, детской
же наивной жадности к чужому богатству, гордости и соперничестве.
-- Сжечь частокол! -- велел он. -- Дотла. Поджечь крепость, а ударить
лишь потом, чтобы все по-честному, грудь на грудь. Верно?
-- Верно! -- заревели, обрадованные, те, кто только что обзывал его
трусом и рвался лезть на стены. -- Чтоб -- по-честному! Посмотрим, кто
устоит в честном бою!
В частокол метали стрелы и даже копья, обернутые горящей паклей.
Малые деревянные крепости полыхали, окруженные морем блистающих мечей.
Отряды обров начали таять, как куски льда, брошенные в котлы с кипящей
водой.
Олег пустил усталого коня шагом. Плечи и руки ныли -- с утра до
вечера махал мечом. В последний день все-таки ввязался в бой -- трижды
менял посеченные доспехи, четырежды под ним убивали коня. Но случилось то,
чего не ждал даже он, -- обров стерли с лика земного за день и ночь! Как
будто и не было обров -- грозной силы, что наводила ужас на дулебов!
Теперь у победителей впереди самое трудное и самое кровавое -- драться
из-за добычи. В драке погибнет, чем в сражении с обрами. Старая вражда
укрепится, добавятся новые обиды...
Пройдет время -- от обров не останется даже имен. Разве что оброк
обирать, обрыдлый... Историки, дети Геродота, скажут: избрали неверную
дорогу. А сколько смельчаков уводили свой род, чтобы дать начало новому
племени? Новому народу? Таргитай, уйдя от невров, народил на новом месте
троих сыновей: Арпо, Липо и Коло. Они дали жизнь трем великим народам.
Коло преуспел, его род принял имя сколотов -- ушедших с Коло. Они
поселились на излучине реки, назвали ее Ворсклой, а выстроенный город
нарекли Осколом. Коло, его называли уже Колоксаем -- Колоцарем, жил тысячу
лет, у него было три сына: Гелон, Агафирс и Скиф. Все три дали начало трем
великим племенам, затем первые два незаметно растворились среди других, а
племя Скифа сотни лет потрясало мир, грабило страны Востока, дало миру
мудрецов, магов, героев, умельцев, которые придумали стремена, гончарный
круг, научились выковывать железные мечи, затем -- булатные...
У Скифа -- он прожил семьсот лет -- были сыновья: Пал, Нап и Славен.
От Пала и Напа остались только основанные ими города, зато Славен
постарался за всех троих, дав начало такому племени, которое уже через
пару сотен лет расплодилось так, что раздробилось на сотни племен --
теперь дерутся между собой, как осатанелые звери, позабыв про кровное
родство.
Славен жил пятьсот лет с гаком. У него среди кучи ничем неприметных
детей был крепкий витязь Пан, что завоевал для своих потомков Зеленую
долину, названную по его имени Паннонией. Он жил пятьсот двадцать лет, у
него было три сына: Чех, Лях, Рус. Они сперва жили в горах, потом
спустились со своими родами, оставив престарелого Пана, потеснили внизу
племена. Эти три сына Пана, внуки Славена, дали начало трем сильным
племенам -- все трое выжили, не погибли, не растворились среди более
сильных народов...
Конь под ним чуть отдохнул, ожил, на ходу хватал верхушки высоких
трав. Для него это была просто земля, не вражеская, не надо оглядываться,
чутко прислушиваться к звукам. А для Олега, как всякого чужака, -- вокруг
враги, хотя все говорят на одном и том же языке, а несколько поколений
тому вовсе были одним племенем.
Он был в своей волчьей шкуре, наброшенной на плечи, на запястьях
блестели широкие браслеты, с пояса свисали швыряльные ножи. Под ним
поскрипывало новенькое седло, ноги упирались в надежные стремена, в правой
руке он держал поводья, в левой -- дротик. Он мог метать дротик любой
рукой, мог управлять конем коленями, но Громодар подобрал ему двух сильных
молодых коней, способных нести тяжелого всадника в полном снаряжении,
однако не обученных, приходилось учить на ходу. За спиной он держал колчан
со стрелами, лук висел с правой стороны седла. Огромный двуручный меч Олег
оставил на второй лошади, та несла еще походный котел, два вьюка, разную
необходимую в походе мелочь.
Солнце было уже высоко, когда он выехал из леса. Впереди лежала
степь, воздух был чистый, ароматный. Головки цветов покачивались под
легким ветерком, густая трава щекотала коню брюхо. Олег держался
настороженно: благочестивых размышлений о судьбах народов не прерывал, но
всматривался в каждое шевеление, вслушивался в шорохи. Кони, отдохнув за
ночь, бодро трусили по степи, но Олег часто оглядывался назад.
Иногда слышал песню жаворонка, видел быстрые тени коршунов, ястребов.
Однажды мелькнуло стремительное тело сапсана, как-то даже Олег услышал
курлыкающие песни журавлей. Поднял глаза на пролетающий клин, удивился:
куда так рано? Весна, начало лета!
Часто встречались густые рощи. Олег с удовольствием подъезжал
поближе, держа лук наготове. Хорошо бы, подстрелить кабанчика, оленя, но в
роще могут таиться и охотники за добычей.
Когда сзади послышался нарастающий с каждым мигом стук копыт, он
выругал себя, что не зачуял раньше, не успевает укрыться с конями в чаще,
надо принимать бой.
На дорогу выметнулся вороной конь. С его удил падала желтая пена,
налитые кровью глаза были безумно вытаращены. В гриву уткнулась лицом
женщина, черные волосы развевались по ветру, тонкие руки обхватили шею
жеребца. Она была без седла, по ветру сухо лопотал подол короткой рубашки.
Олег ухватил за мелькнувший повод. Руку едва не выдернуло из плеча,
но тяжелый конь под Олегом лишь качнулся, а вороной поднялся на дыбы, дико
завизжав. Олег дернул за удила, разрывая ему рот, вороной опустил копыта,
укрощенный. Он хрипел, бока раздувались словно кузнечные мехи, от него
несло горячим потом.
Женщина испуганно подняла голову. Ее глаза округлились:
-- Это ты...
-- Ожидала другого? -- ответил Олег медленно. -- Что случилось,
Гульча?
Она в страхе оглянулась, голос ее был хриплым, губы пересохшими:
-- За мной погоня!.. Где укрыться?
-- Я здесь впервые, -- ответил Олег. -- Но поищем.
Он пустил коня в глубину рощи, вороного держал в поводу. Гульча снова
уткнулась лицом в гриву коня, обхватив толстую шею руками, покрытыми
грязью и царапинами.
Выбрав поляну, со всех сторон окруженную толстыми стволами, Олег
спрыгнул, снял девушку и усадил на траву.
-- Сейчас разведу огонь, а ты сиди. Расскажешь потом.
-- Хорошо, -- прошептала она послушно.
На худой шее часто билась голубая жилка. Она закрыла лицо грязными
ладошками, всхлипнула. Олег поспешно собрал сухие ветки, принес воды из
ближнего ручья, набросал лечебных трав в котел с кипящей водой. Сбил с
березы черный нарост чагу, размельчил, добавил в кипящую воду к травам.
Девушка не двигалась, сомлела или заснула, выбившись из сил.
Олег потряс ее за плечо:
-- Выпей.
Она испуганно распахнула глаза, непривычно крупные, с огромной
радужной оболочкой, темно-коричневые, как надкрылья жука-хруща, смотрела
непонимающе. Ее брови были высоко вздернуты, придавая лицу выражение
сердитого удивления:
-- Что?
-- Выпей. И мяса поешь. Твои друзья-журавлевцы снабдили.
Она зябко повела плечами, но отхлебнула послушно. Олег наблюдал, как
морщилась, кривилась, но мужественно вливала в ослабевшее тело горький
напиток.
-- Меня хотел взять Жужунак, -- объяснила она. -- Это отец моего
жениха! У них жену погибшего берет брат или любой родственник. Я
воспротивилась -- ведь еще не была женой его сына. И вообще не собиралась
ею становиться, если сказать всю правду... Жужунак в ярости бросил меня в
погреб. Морш, мой брат, собирался помочь, но он еще был слаб от раны. Я
сумела подкупить стража, бежала. Но в это время пошли на приступ местные
племена, вспыхнул пожар. Я спряталась в колодец, где долго слышала крики,
звон оружия. Потом в колодец начали сбрасывать трупы. Я вжималась в стены,
карабкалась по убитым. Это были одни обры, и я поняла, что их победили.
Трупов навалили столько, что ночью смогла выбраться... Они праздновали,
перепились. Я украла коня и всю ночь скакала без дороги, держа направление
на север... Это были не журавлевцы, другие! Жестокие. Они убивали всех.
Олег промолчал, глаза его были печальными. Он помнил, что ту крепость
должны были захватить журавлевцы. Девушка жевала мясо быстро, держа ломтик
у рта обеими руками, как белка орех.
-- Как ты уцелел, когда горело капище? -- вдруг спросила она. -- Тебе
помогают боги?
-- Я не остался в храме, -- объяснил он нехотя. -- Сразу выскочил с
другой стороны, укрылся в кустах. А дальше подоспели журавлевцы.
-- Ты их дразнил нарочно, -- сказала она убежденно. -- Так яростно
кричал про святыни, осквернение!.. Изображал бешенство, но внутри был
холоден, как замороженная лягушка. Мы, женщины, такое чувствуем.
Олег пожал плечами:
-- Не преувеличивай. Я сам волхв, пещерник. Мне больно осквернение
любой святыни. Даже чужой.
Она смотрела недоверчиво. Ее плечи вздрагивали, Олег укрыл ее плащом,
сам лег по другую сторону костра. Конь звучно хрустел листьями, прядал
ушами. Не фыркал, что значило бы приближение других коней. Стемнело, в
темном небе загорелись звезды. Ночью в лесу не ходят даже бывалые
охотники.
Он дремал, когда рядом зашуршало. Гульча подползла, прижалась к
спине. Олег не двигался, выжидал. Она пошевелила плечами, прижалась
теснее, ее ледяные руки скользнули ему под рубашку.
-- В этом нет нужды, сказал он негромко. -- Я все равно помогу, чем
смогу.
-- Я озябла, -- ответила она сердитым шепотом. -- И мне страшно!
Он повернулся, обнял. Она замерла, ее сердце стучало часто-часто.
Судорожно вздохнула. Олег не двигался. Она выждала, осторожно повернула
голову, ее глаз странно блеснул в темноте:
-- Что-то не так?
-- Тебе теплее? -- сказал он.
-- Да, но недостаточно.
Он усмехнулся в темноте, молча подышал ей в ухо, коснулся губами
мочки. Ухо сразу, налилось горячей кровью. Олег начал дышать мерно,
глубоко, согревая ухо теплым дыханием. С каждой минутой ее тело
расслаблялось, напряжение уходило. В какой-то момент она вздрогнула, он
уже видел, как она начинает выползать из его рук, как змея из кожи,
подставляя его губам тонкие косточки ключиц, ложбинку между грудями, сами
груди -- девичьи, тугие, круглые, как большие яблоки, с твердыми сосками.
Он держал ее крепко, дышал также усыпляюще, ровно, мерно, согревал теплом
и дыханием, и она расслабилась целиком, вскоре он услышал ее спокойное
дыхание. Во сне ее брови так и остались удивленно вскинутыми, на лице
застыло обиженное выражение.
Олег укрыл ее потеплее, сел по ту сторону костра. Было тихо, лишь
