мог бороться с ней: лежал неподвижно на спине. Теперь он по ночам вставал
и бодрствовал до тех пор, пока не ощущал сонливость. Только по средам
бессонница не вызывала никаких трудностей.
По средам они с Лореттой занимались любовью.
Когда-то он уже пытался сломить эту привычку, но это было давно, годы
назад. Да, Лоретта залезала к нему в постель и ночью по понедельникам. Но
не всегда. И ни разу не залезала днем или когда светало. И никогда при
этом им не было так хорошо, как по средам или субботам. Особенно средам.
Потому что в среду они уже знали, что предстоит, они были к этому готовы.
А теперь обычай этот совсем укоренился - словно отлили из бронзы.
Он стряхнул эти мысли и сконцентрировался на своей удаче. Итак,
Хамнер согласен. Будет документальный фильм. Он задумался над возникающими
проблемами. Нужен специалист по фотографии при слабом свете. Время
появления кометы будет, скорее всего, определено с ошибкой. Это будет
забавно. И надо поблагодарить Маурин Джеллисон за намек на Хамнера,
подумал он. Милая девушка. Яркая. Гораздо более здравомыслящая, чем
большинство встречавшихся мне женщин. Плохо, что там была и Лоретта...
Эту мысль он придушил столь быстро, что едва успел осознать ее.
Многолетняя привычка. Он знал слишком много мужчин, убедивших себя, что
ненавидят своих жен, но на самом деле не испытывавших к ним даже
неприязни. Не всегда по ту сторону забора трава зеленее - так учил Гарви
его отец. И уроки, полученные от отца, он никогда не забывал. Отец его был
строителем и архитектором, всю жизнь обращался в Голливуде, но так и не
заполучил крупного контракта, на котором мог бы разбогатеть. Зато часто
бывал на голливудских званых вечерах.
У отца находилось время, чтобы путешествовать вместе с Гарви по
горам. И на привалах он рассказывал Гарви о продюсерах, о кинозвездах, о
сценаристах - о всех тех, кому приходится тратить больше, чем
зарабатывать. О тех, кто создает себе образ, не существующий, возможно, в
реальной жизни. "Невозможно быть счастливым, - говаривал Берт Рэнделл, -
если думаешь, что жена глупа, зато хороша в постели. Или - что она хорошо
смотрится на вечеринках. Нельзя быть счастливым, постоянно думая об этом,
потому что думаешь - и сам постепенно начинаешь в это верить. Проклятые
города приучают людей верить прессе, но никому не удается жить согласно
придуманным писаками грезам".
И это - действительно правда. Грезы могут быть опасны. Лучше обращать
свои мысли только на то, что имеешь. А имею я, подумал Гарви, не мало.
Хорошая работа, просторный дом, плавательный бассейн...
Но все это еще не оплачено, - сказал чей-то злобный голос в его
голове. А на работе ты не можешь позволить себе делать то, чего тебе
хотелось бы.
Гарви проигнорировал эту реплику.
В кометном гало есть не только кометы.
Отдельные клубы и сгущения вблизи центра гигантского вихря - этого
газового вращающегося океана, уничтожившего в конце концов самого себя,
образовав Солнце - сконденсировались в планеты. Пламенный жар
новорожденной звезды сорвал газовые оболочки с ближайших планет, превратив
их в слитки расплавленного камня и металлов. Планеты, расположенные
дальше, остались в своем прежнем виде - гигантские газовые шары. Спустя
миллиарды лет человечество назовет их именами своих богов. Но существовали
еще и сгущения, расположенные очень далеко от центра вихря.
Одно такое сгущение образовало планету размером с Сатурн, и эта
планеты продолжала увеличивать свою массу, собирая окружающее вещество.
Лишь свет далеких звезд освещал ее великолепные широкие кольца.
Поверхность ее постоянно стрясалась: ядро было страшно раскалено энергией,
выделившейся при коллапсе. Гигантская орбита этой планеты была почти
перпендикулярна плоскости орбит внутренних планет системы. Полный путь
через кометное гало - один оборот вокруг Солнца - занимал у этой планеты
сотни тысяч лет.
Иногда вблизи черного гиганта оказывалась бредущая по своему пути
комета. И тогда ее могло втянуть в кольцо или протянувшуюся на тысячи миль
атмосферу. Иногда чудовищная масса планеты сталкивала комету с орбиты и
вышвыривала в межзвездное пространство, где та и исчезала навсегда. А
иногда черная планета сталкивала комету внутрь гигантского вихря, в адский
огонь внутренней системы.
Двигались они медленно, плывя по устойчивым орбитам - эти мириады
комет, выживших при рождении Солнца. Но прохождение черного гиганта делало
их орбиты хаотическими. Комета, которую столкнули внутрь системы, может -
частично испарившись - вернуться обратно. Но ее снова повернет внутрь
этого космического Мальстрема, снова и снова - пока от нее ничего не
останется, кроме облака. Облака из камней.
Но многие кометы вообще не возвращаются назад. Никогда.
ЯНВАРЬ: ИНТЕРЛЮДИЯ
В вашем квартале вы должны быть в первых рядах тех,
кто может вырубить электросеть северо-востока.
Ист-Виллидж-Юзерс с гордостью объявляет первый
ежегодный шабаш волков-оборотней. Шабаш начнется в 3 часа
дня 19 августа 1970 г. Давайте еще раз испытаем надежность
электросети. Включите все электробритвы, какие только
сможете достать. Помогите компаниям по производству и
распределению электроэнергии улучшить их финансовые
отчеты: потребляйте столько энергии, сколько сможете, и
даже больше, но и в этом случае изыщите возможность
потребить еще хотя бы чуточку. А для этого - включайте
электронагреватели, кондиционеры и другие приборы,
потребляющие много электроэнергии. Включив холодильник на
максимум и оставив его дверцу открытой, вы сможете
охладить большую квартиру - что весьма забавно.
Вечером Дня Кутежа Потребления мы соберемся в
Центральном парке, чтобы повыть на Луну.
ВКЛЮЧАЙТЕ ВСЕ! ШТЕПСЕЛИ - В РОЗЕТКИ!
ВЫРУБАЙТЕ ЭЛЕКТРОСЕТЬ!
Больницы и подобные им учреждения предупреждены, что
им следует принять соответствующие меры предосторожности.
Ист-Виллидж-Юзер, июль 1970 г. (подпольная листовка)
В ясный день видно далеко. Отсюда, с верхнего этажа административного
здания ядерного комплекса "Сан-Иоаквин", главному инженеру Барри Прайсу
было отлично видно огромное, похожее на ромбовидное блюдце, пространство,
которое когда-нибудь станет морем, а пока являлось калифорнийским
сельскохозяйственным центром. Долина Сан-Иоаквин протянулась отсюда на
двести миль к северу и на пятьдесят - к югу. На низком холме, на двадцать
футов поднимавшемся над совершенно плоской долиной, возвышался
незаконченный ядерный комплекс. Этот холм был самой высокой точкой во всей
видимой отсюда местности.
Даже в эти утренние часы была заметна суматоха деловой активности.
Строительные бригады работали в три смены, они работали по ночам, по
субботам и воскресеньям и, будь на то воля Барри Прайса, они работали бы
на Рождество и на Новый год. Совсем недавно закончен реактор N_1 и сделан
неплохой зачин для N_2. Начато рытье котлованов для номеров 3 и 4... Но
все идет не так, как надо. Номер 2 закончен, но законники запустить его не
разрешают.
Его письменный стол завален бумагами. Волосы Прайса всегда очень
короткие, узкие усы щеголевато подстрижены. Одет он почти всегда в то, что
его бывшая жена называла инженерной униформой: брюки - цвета хаки, рубаха
с эполетами - цвета хаки, туристская куртка, тоже с эполетами, - опять же
цвета хаки; на поясе болтается микрокалькулятор (когда волосы Прайса были
еще сплошь темными, это выполнялось не всегда), в нагрудных кармашках -
карандаши. А в специальном кармане куртки - неизменный блокнот. Когда
приходилось (теперь все чаще) присутствовать на судебных заседаниях или
служебных разборах, устраиваемых мэром Лос-Анджелеса и его советниками по
энергетике и охране окружающей среды, давать показания перед Конгрессом,
комиссией по ядерной промышленности или комиссией по соблюдению
государственного законодательства, Прайс очень неохотно одевал серый
фланелевый костюм и галстук. Но возвратясь в родные пенаты, он тут же
радостно облачался в свое боевое одеяние - и будь он проклят, если станет
переодеваться ради каких-то посетителей.
Кофейная чашка была уже совершенно пуста, поэтому последняя отговорка
отпадала. Он включил интерком:
- Долорес, я уже готов принять пожарников.
- Их еще нет, - сказала Долорес.
Передышка. Хоть ненадолго. Ненавидя то, чем вынужден заниматься, он
снова занялся бумагами, пробормотав про себя: я инженер, черт возьми. Если
бы я хотел тратить все свободное время на официальные бумаги или на суды,
я стал бы юристом. Или профессиональным преступником.
По нарастающей - сожаление, что он взялся за эту работу. Он
специалист по энергетике, причем чертовски хороший специалист. Это он
доказал, став самым молодым главным инженером пенсильванского завода
Эдисона. А также руководя Милфордовским ядерным комплексом, добившись
максимальной эффективности и рекордного для всей страны уровня
безопасности. Он сам стремился получить свою нынешнюю должность, хотел,
чтобы ему поручили "Сан-Иоаквин", и заполучил его - великолепный комплекс,
четыре тысячи мегаватт электроэнергии, когда проект будет завершен. Но он
профессионал в том, чтобы строить и руководить, а не давать объяснения. Он
хорошо знает, как иметь дело с техникой. А также с конструкторами, со
строителями, монтажниками силовых линий и электриками. Его энтузиазм в
области всего, что относится к ядерной энергетике, передавался тем, с кем
он работал. И что из этого получилось? - подумал он. Теперь я все свое
время трачу на эти бумаги.
Вошла Долорес. В руках - более чем важные, весьма настойчивые
документы, на которые необходимо отреагировать. Все они касаются
отчетности и все исходят от людей достаточно высокопоставленных, чтобы
отрывать от работы главного инженера. Он глянул на кипу документов и
памятных записок, положенных Долорес в ящик для входящей документации.
- Смотри-ка, - сказал он. - И ведь каждая бумажка здесь - дело рук
политиканов.
Долорес подмигнула:
- Иллегитими нон кардорундум.
Барри подмигнул в ответ:
- Все не так просто. Пообедаем?
- Конечно.
В ее быстрой улыбке промелькнуло недвусмысленное обещание. Его
охватило возбуждение. Барри Прайс спит со своей секретаршей! Полагаю,
подумал он, что узнай об этом наверху, весь департамент, пожалуй,
перевернулся бы вверх дном. Ну и черт с ним. Мир обрушился на него. Здание
загудело от слабой вибрации турбин - ощущение, порождаемое мегаваттами,
вливающимися в сеть электроснабжения, мегаваттами, насыщающими
Лос-Анджелес и его индустрию.
На самом же деле ничего этого не было. Турбины в прямоугольном здании
внизу, под ним, были прекрасными машинами, вершиной человеческой
изобретательности. Чудо инженерии, весящее сотни тонн и сбалансированное
до микрограммов, способное вращаться с фантастической скоростью и при этом
совсем не вибрировать... Почему же люди никак не могут осознать это,
почему не всем дано понять красоту замечательных машин? Великолепие машин?
- Приободритесь, - сказала Долорес, как бы прочитав его мысли. -
Бригады работают. Может быть, как раз сейчас заканчивают.
