на копья вокруг Дома Правительства. Одна мысль об этом заставляла их людей
продолжать бой. Они боялись сдаваться нам. Что ж, у них были причины
бояться... Вернемся к вашим делам со Стоуном. Были еще какие-то условия?
- Да, сэр. Это на случай, если он откажется сотрудничать с разведкой.
У него есть имена всех заговорщиков.
Плеханов многозначительно взглянул на Кзиллера.
- Отправьте за этим своих людей, Бруно. Это начало. Ну, хорошо,
Блейн, приводите свой корабль в порядок и отправляйтесь, - адмирал встал -
беседа была окончена. - У вас много дел, капитан. Займитесь ими.
ПАССАЖИРЫ
Гораций Хуссейн Тамун аль Шамлан Бари указал на последний предмет,
который он должен взять с собой, и отпустил слуг. Он знал, что они будут
ждать поблизости от его номера, готовые поделить оставленные богатства,
когда он уйдет, но ему нравилось заставлять их ждать. Пусть поволнуются в
предвкушении.
Когда комната опустела, он налил себе большой стакан вина. Это был
плохой сорт, привезенный после блокады, но он почти не заметил этого.
Официально вина в Леванте были запрещены, и это значило, что орды
виноторговцев могли всучивать своим покупателям - даже таким богатым, как
Бари - любой алкоголь. Гораций Бари никогда не испытывал особого почтения
к дорогим напиткам. Он покупал их, чтобы показать свое богатство, и для
развлечения, но не для себя. Кофе был совсем другим делом.
Гораций, как большинство людей Леванта, был невысоким человеком с
торчащим носом, горящими глазами и острыми чертами лица, быстрыми жестами
и сильным характером, о котором знали только его близкие и друзья.
Оставшись сейчас один, он разрешил себе нахмуриться. На столе перед ним
лежало послание от секретаря адмирала Плеханова, в котором тот в вежливых
выражениях предлагал ему покинуть Нью-Чикаго и сожалел, что в наличии нет
ни одного гражданского корабля. У Военного Флота были подозрения и,
несмотря на вино, Бари почувствовал, что вокруг него все туже стягивается
холодная угрожающая сеть. Внешне же он оставался спокоен, все так же сидя
за столом и постукивая по нему пальцами.
Что есть против него у Флота? У Военной Разведки были подозрения, но
не было улик. Это была обычная ненависть военных к имперским торговцам,
возникшая, подумал он, потому, что на Флоте было много евреев, а все евреи
ненавидят левантийцев. Но у Флота не было реальных улик, иначе его бы не
пригласили на борт "Мак-Артура" как гостя. В этом случае он был бы в
кандалах. Отсюда следовал вывод, что Джонас Стоун продолжает молчать.
Он должен был молчать и дальше. Бари заплатил ему сто тысяч крон и
пообещал заплатить еще. Впрочем, он не был уверен в Стоуне: две ночи назад
Бари встретился с некими людьми на улице Костюшко и заплатил им пятьдесят
тысяч крон, так что скоро Стоун должен был умолкнуть навсегда. Пусть его
тайны лежат вместе с ним в могиле.
Есть ли еще что-нибудь несделанное? - подумал он. Нет. Чему быть,
того не миновать, хвала Аллаху... Бари скорчил гримасу. Подобные мысли
приходили совершенно естественно, и он презирал себя за суеверную
глупость. Пусть его отец восхваляет Аллаха за свои достижения; удача
приходит к людям, которые ничего не оставляют на волю случая, а в свои
девяносто стандартных лет он оставил недоделанными всего лишь несколько
дел.
Империя пришла в Левант спустя десять лет после рождения Бари, и
поначалу влияние ее было невелико. В те дни имперская политика была иной,
и планета вошла в Империю в состоянии, почти равном большинству развитых
миров. Отец Горация Бари скоро понял, что Империю можно заставить платить.
Он был одним из тех, кого имперцы использовали для управления планетой, и
скопил огромное богатство. Он продавал аудиенции у губернатора и, как
капустой на рынке, торговал правосудием, впрочем, делал все это осторожно,
всегда подставляя других гневу людей из Имперской Разведки.
Его отец был очень осторожен со вкладами и использовал свое влияние,
чтобы дать Горацию Хуссейну воспитание на Спарте. Он даже дал ему имя,
подсказанное одним имперским военным офицером, и только позднее они
узнали, что имя Гораций едва ли можно назвать обычным для Империи,
поскольку оно всегда вызывало насмешки.
Бари топил воспоминания о давних днях в Столичной школе в кубке вина.
Однако, он выучился и сейчас распоряжался деньгами своего отца и своими
собственными. Гораций Бари был не из тех, над кем можно смеяться. Он
потратил тридцать лет, но его агенты нашли офицера, который когда-то
подсказал это имя, и стереозапись его агонии была спрятана в доме Бари на
Леванте. Все-таки он посмеялся последним.
Сейчас он покупал и продавал людей, которые смеялись над ним, покупал
голоса в Парламенте, корабли, и почти купил эту планету - Нью-Чикаго.
Контроль над Нью-Чикаго должен был дать его семье влияние отсюда до
Угольного Мешка, где Империя была слаба, а новые планеты открывали
ежемесячно. Мужчина должен заботиться о... обо всем!
Мечта помогала ему. Сейчас он вызвал своих агентов - людей, которые
охраняли его интересы здесь, и Набила, который будет сопровождать его как
слуга на военном корабле. Набила был невысок, даже меньше Горация,
выглядел старше своих лет, умел маскировав свое лицо хорька множеством
способов и обращаться с кинжалом и ядом, получив это умение на десятках
планет. Гораций Хуссейн Бари улыбнулся. Имперцы хотят держать его
пленником на борту своего военного корабля? Что ж, пока они не встретят
корабля с Леванта, он им это позволит, но когда они окажутся в оживленном
порту, то поймут, что сделать это непросто.
Три дня Род трудился на "Мак-Артуре". Текущие цистерны с компонентами
горючего требовали срочной замены. Нужны были запасные части, и команда
"Мак-Артура" часами находилась в космосе, обдирая корпуса военных кораблей
Союза, круживших на орбите вокруг Нью-Чикаго.
Постепенно "Мак-Артур" приобретал свой прежний боеспособный вид.
Блейн работал с Джеком Каргиллом - новым инженером-администратором и
первым лейтенантом, и командором Джоном Синклером, главным инженером.
Подобно многим инженерам-офицерам, Синклер был с Новой Шотландии, и его
акцент был обычным среди шотландцев, работающих в космосе. Каким-то
образом они сохраняли его как знак своей гордости со времен Гражданских
Войн, даже на планетах, где гэльский был забытым языком. Сам Род
подозревал, что шотландцы специально учились говорить так, чтобы их не
понимало остальное человечество.
Пластины корпуса были сварены, огромные куски обшивки сняты с военных
кораблей Союза и с трудом установлены на место. Синклер творил чудеса,
устанавливая оборудование Нью-Чикаго на "Мак-Артур", и части эти вряд ли
соответствовали чертежам корабля. Офицеры управления трудились ночами,
объясняя и чертя эти изменения для главного корабельного компьютера.
Каргилл и Синклер придерживались противоположного мнения относительно
некоторых приспособлений. Синклер упирал на то, насколько важно
подготовить корабль к выходу в космос, а первый лейтенант утверждал, что
никогда уже не сможет руководить текущим ремонтом во время сражений,
поскольку сам Бог не знает, что было сделано с кораблем.
- Я не желаю слушать такое богохульство, - как раз утверждал Синклер,
когда Род оказался в пределах слышимости. - Разве не достаточно того, что
я, то есть мы, сделали для него?
- Нет, если, конечно, ты не хочешь стряпать сам, ты, безумный
лудильщик! Сегодня утром повар кают-кампании не смог справиться с
кофейником! Один из твоих ремесленников забрал микроволновый нагреватель.
Сейчас, клянусь Господом, ты принесешь его обратно...
- Хорошо, мы уберем его из третьего бака, как только ты найдешь мне
части для его замены. Может, ты недоволен тем, что корабль снова может
сражаться? Или кофе для тебя более важен?
Каргилл глубоко вздохнул и начал снова.
- Корабль может сражаться, - начал он, как будто объясняя ребенку, -
пока что-нибудь не проделает в нем дыру. После этого ее нужно заделать.
Сейчас я занимаюсь этим, - сказал он, кладя руку на что-то, что, как почти
был уверен Род, было воздушным поглотителем-преобразователем. - Проклятая
штуковина выглядит сейчас полурасплавленной. Как я могу определить, что
было повреждено? И было ли повреждено вообще? Полагаю...
- Человек, у тебя не будет забот, если свою досаду ты обратишь на
себя...
- Кончишь ты когда-нибудь болтать? Когда ты возбужден, то начинаешь
говорить совсем по-другому!
- Будь ты проклят!
Но в этом месте Род решил, что пора выйти к спорщикам. Он отправил
главного инженера в его конец корабля, а Каргилла - в другой. Решить их
спор было невозможно, пока "Мак-Артур" не будет тщательно отремонтировать
в доках Новой Шотландии.
Блейн провел ночь в лазарете, как того потребовал хирург-лейтенант.
Оттуда он вышел с рукой, неподвижно покоящейся в огромном, набитом ватой
бандаже, похожем на подушку. Следующие несколько дней он внимательно
смотрел по сторонам и прислушивался, но ниоткуда не доносилось
приглушенного смеха.
На третий день после приема командования Блейн провел осмотр корабля.
Все работы были закончены, и кораблю дали вращение. Затем Блейн и Каргилл
внимательно осмотрели его.
Роду очень хотелось извлечь выгоду из своего опыта, полученного в
должности инженера-администратора "Мак-Артура". Он знал все места, где
ленивый офицер мог сэкономить время, проведя ремонт кое-как. Однако, это
была его первая инспекция, корабль только что оправился от повреждений,
полученных в сражении, а Каргилл был слишком хорошим офицером, чтобы
пропустить что-то, требующее доводки. Блейн не спеша обошел корабль,
проверяя основные механизмы, но в остальном позволил Каргиллу вести себя.
Впрочем, про себя он решил, что не позволит этому стать прецедентом. Когда
у него будет больше времени, он снова обойдет корабль и обнаружит все
недоделки.
Космопорт Нью-Чикаго охраняла полная рота звездной пехоты. После
падения городского генератора Поля Лэнгстона боевые действия прекратились,
и большая часть населения приветствовала имперские силы с облегчением,
более убедительным, чем парады и приветствия. Однако, поскольку мятеж на
Нью-Чикаго явился для Империи ошеломляющей новостью, было решено не
допустить его возобновления.
Итак, звездная пехота патрулировала космопорт и охраняла имперские
шлюпки, и Сэлли Фаулер, идя со своими слугами к возвышавшемуся впереди
кораблю, опустила глаза. Взгляды не беспокоили ее, ведь она была
племянницей сенатора Фаулера и привыкла, что ее разглядывают.
"Прелестна, - подумал один из охранников, - но невыразительна. Вроде
бы должна радоваться, покидая этот вонючий лагерь, но по ней не скажешь, -
пот струйками стекал по его ребрам, и он подумал: - А вот она не потеет.
Ее высек изо льда самый лучший скульптор, когда-либо живший на свете".
Шлюпка была большой и на две трети пустой. Сэлли заметила только двух
темнокожих мужчин - Бари и его слугу (разобрать, кто из них кто, было
нелегко) - и четверых молодых парней, излучавших страх и неприязнь. На
спинах у них были знаки Нью-Чикаго. Новые рекруты, подумала она.
Она заняла одно из самых последних сидений, не желая ни с кем
разговаривать. Адам и Энни тревожно взглянули на нее, затем сели через
проход. Они знали.
- Как здорово покинуть это место, - сказала Энни, но Сэлли не
реагировала. Она вообще ничего не чувствовала.
В таком состоянии она находилась с тех пор, как звездная пехота
