Все утро первого дня они ехали молча и не спеша; Фергюс рядом с
принцем, остальные же следовали за ними. Через некоторое время добродушный
лорд, немного смущенно откашлялся и спросил:
- Знаете, принц, я вспомнил старые легенды о появлении ффолков в
Гвиннете и на других островах Муншаез. Мы с вами знаем, что в те времена
Гвиннет был самым большим из островов - не считая Каллидирра, конечно. -
Фергюс мельком взглянул на принца - слушает ли тот его - и, увидев интерес
в глазах Тристана, продолжил. При этом его огромные усы воинственно
топорщились в разные стороны.
- Я не был на Плато Фримена в прошлом году, я прибыл в замок, когда
северяне уже начали осаду. Ничего более замечательного я в жизни не видел!
Я гордился тем, что я лорд ффолков. И я не сомневаюсь, что именно
благодаря вам наш народ одержал победу.
Лорд Фергюс повернулся и посмотрел в глаза Тристану.
- Я вот что хочу сказать: может быть, мы станем свидетелями того, как
к Гвиннету возвратится его былая слава. Вы станете нашим королем, и ваше
правление будет благотворным для Гвиннета да и для всех ффолков. И я с
радостью буду служить вам, - закончил Фергюс.
Он еще раз откашлялся, отвернувшись от Тристана, стал смущенно
разглядывать вересковые пустоши, мимо которых они проезжали. Несколько
минут Тристан молчал, но его щеки пылали от возбуждения и радости. Он
чувствовал, что его предназначение - стать королем ффолков. Он поклялся
себе, что сделает все возможное, чтобы вернуть Гвиннету его прежнее
величие.
- Мне приятно слышать ваши слова, милорд. Радостно сознавать, что я
оставляю королевство в надежных руках.
Они проехали несколько поселений, но, в основном, их путь лежал через
обширные каменистые пастбища или небольшие возделанные поля. Время от
времени пейзаж менялся, и они оставляли позади маленькие фермы, но ни разу
они не увидели ни одного путника.
Остаток дня они почти не разговаривали. Тристан изредка бросал взгляд
на Понтсвейна, который ехал с Шоном впереди и все время что-то говорил,
размахивая руками. При мысли о его хвастливых речах Тристан не мог
отделаться от болезненного отвращения. Но чтобы не позволить Понтсвейну
испортить себе настроение, принц стал думать о более приятных вещах.
Робин... Интересно, где она сейчас, и что делает? Может, она уже и не
вспоминает о нем? К Тристану вернулось привычное чувство: он так по ней
скучал и так хотел оказаться с пей рядом. Он чувствовал себя виноватым,
что не сообщил ей о смерти отца. В конце концов, король Кендрик был ее
приемным отцом, больше у нее никого не было - она ведь не знала своих
родителей. Но, напомнил он себе, ему, возможно, потребовалось бы несколько
недель, чтобы отыскать рощу Верховной Друиды, - если, вообще, он смог бы
ее найти. Раньше подобные трудности будили в нем жажду приключений -
своего рода вызов судьбы, на который он непременно должен был ответить. А
теперь у него не было времени, он должен выполнить свою миссию. Принцу
очень хотелось, чтобы Робин каким-нибудь образом почувствовала его тоску и
вернулась к нему.
Обычно до Кингсби можно было добраться верхом за четыре-пять дней, но
что-то подталкивало путешественников - какое-то неясное чувство того, что
им нужно торопиться, - и они оказались в Кингсби через три дня.
- Я бы пригласил вас к себе, - объяснил Фергюс, когда они въезжали в
рыбачье поселение, - но комнаты в "Серебряном Лососе" гораздо удобнее. А
кроме того, там вы найдете Роджера.
- Роджера? - спросил Дарус.
- Это тот рыбак, которого я пошлю с вами в Аларон. Он очень надежный
парень и умеет держать язык за зубами. Если повезет, завтра утром вы уже
будете пересекать пролив.
Священник ненавидел море. Ему были противны терпкий рыбный запах
соленого воздуха и звук, с которым вода бьет в нос корабля и заливает
палубу. Бесконечно тоскливый вид моря - вода со всех сторон и на многие
мили вокруг - всюду одинаковый и неуловимо разный раздражал его. Но больше
всего на свете он ненавидел морскую качку - утомительно тошнотворное
покачивание, когда корабль взмывал вверх и тут же падал с
головокружительной высоты; его желудок, казалось, превращался в нечто
желеобразное, а голову ломило от боли.
В сотый раз он проклял приказ, выполнение которого требовало его
присутствия на этих островах, а попасть туда он мог только морем. Он,
конечно же, не смел сомневаться в правоте Баала, поспешно напомнил
священник себе и всем, кто мог бы подслушать его мысли. Если Баал хочет,
чтобы Хобарт отправился в Гвиннет и вернулся со свежей кровью юной друиды,
- что же, он без колебаний выполнит его желание.
А кроме того, утешал он себя, путешествие уже подходит к концу.
Вглядываясь в сотый раз вдаль, в однообразную синеву моря, он увидел, как
солнце заходит над самым восточным портом Корвелла, Кингсби.
Ну, наконец-то, подумал Хобарт, я смогу лечь спать в приличную
кровать, которая не начнет раскачиваться при малейшем дуновении ветра.
Вполне возможно, продолжал он мечтать, мне даже удастся убедить
какую-нибудь молоденькую служанку сделать постель еще уютнее.
Огромный священник погладил жирные складки кожи у себя на шее, придя
в отличное расположение духа об одной только мысли о предстоящих
удовольствиях. Его маленькие глазки сверкнули из-под нависших темных
бровей. Несколько больших бородавок, полученных от Баала в наказание за
прошлое непослушание, украшали его нос. Весь вид Хобарта вызывал
отвращение, однако это не было препятствием, когда речь шла о соблазнении
молоденьких девушек. Простенькое заклинание заставит их забыть о его
внешности и не обращать внимания на омерзительный запах, исходящий от его
тела, - любая самая хорошенькая девушка с восхищением и радостью бросится
в его объятия, забыв свои страхи и отвращение.
Наконец корабль вошел в порт. Прикрепив к поясу небольшой мешок с
вещами, священник, даже не поблагодарив добродушного рыбака, который
согласился переправить его на своем суденышке из Аларона в Кингсби, молча
покинул корабль. Хобарт был уверен, что тот получил несказанное
удовольствие, наблюдая за его страданиями.
Кингсби был самым маленьким поселением в Каллидирре. Большинство
домов были крыты соломой вместо принятых на островах деревянных планок.
Город, однако, был хорошо освещен фонарями и факелами, и множество
постоялых дворов манили путешественников веселой музыкой и ароматом
жареного мяса.
Хобарт выбрал гостиницу под названием "Серебряный Лосось". Он решил,
что как следует поест и выпьет, прежде чем заняться поисками подружки, на
ночь, но, войдя в гостиничную таверну, моментально забыл о своих планах.
Удобно откинувшись на спинку стула, у камина сидел и разговаривал с
двумя мужчинами человек, которого ему показал в видении Баал. Этот образ
столь ярко запечатлелся у него в мозгу, что он сразу узнал человека у
камина. Принц Корвелла! Его присутствие здесь могло означать только одно:
убийцы не справились со своей задачей.
В таверне было не очень много народа, и Хобарт легко нашел свободный
столик рядом с принцем. Он сел спиной к Тристану и заказал проходившей
мимо служанке кружку зля. Потягивая темный, пенный напиток, священник
напряженно прислушивался к тому, о чем говорили принц и его собеседники.
- Значит, договорились, - сказал один из них. - Отправляемся на
рассвете.
- Договорились, - буркнул другой, более пожилой мужчина. - Если
погода продержится, мы... - конец фразы утонул во взрыве смеха, когда
служанка шлепнула легкомысленного путешественника, развеселив тем самым
его спутников.
- В этом нет необходимости, - сказал старик, когда хохот затих. -
"Везучий Утенок" - небольшое суденышко, вы сможете загрузить свои пожитки
очень быстро. Вы без проблем найдете его, оно стоит у ближайшего причала.
- Фергюс, вы присмотрите за нашими лошадьми, пока мы не вернемся?
- С удовольствием.
- Ну, ладно, - сказал первый. - Я хочу хоть чуть-чуть поспать.
Увидимся утром.
- Я тоже пойду посплю, - сказал третий. Краем глаза Хобарт увидел,
что это смуглый молодой человек. Калишит, наверное, подумал он. Еще он
заметил огромную собаку, которая вслед за мужчинами стала подниматься по
лестнице. Хобарта передернуло: кроме моря он больше всего ненавидел собак.
Он обдумывал, не стоит ли последовать за принцем и его спутником, но
присутствие собаки заставило его остаться на месте. Вполне возможно, что
его колдовство и убило бы принца на месте, прежде чем это блохастое
чудовище успело бы среагировать, но мысль об острых клыках, вонзающихся в
его плоть, заставила его содрогнуться.
И ему в голову тут же пришел новый план. Быстро осушив свою кружку,
Хобарт вышел из гостиницы и отправился снова в гавань. "Везучего Утенка"
легко было отыскать.
- Боюсь, что теперь-то твое везение кончилось, - прошептал священник,
злорадно хихикая над своей шуткой. Убедившись, что поблизости никого нет,
он сел на край причала и начал плести разрушительное заклинание: через
несколько минут, завершив его, Хобарт довольно улыбнулся. Впрочем, никаких
видимых следов его колдовства на корабле не появилось.
Поднимаясь на ноги, Хобарт твердо знал, что "Везучий Утенок" никогда
не доберется до соседнего острова Аларон. А утром он добавит еще одно
заклинание, чтоб быть до конца уверенным в судьбе суденышка.
Ну, а теперь, можно вернуться в гостиницу. Он попытался вспомнить,
как выглядела служанка.
- Я подстригу, - проворчал человек и, тяжело переставляя ноги,
направился к живой изгороди. Робин удивленно посмотрела на него: это были
первые разумные слова, которые он произнес за последние четыре дня. Она с
благодарностью отошла в сторону.
- Пожалуйста, - проговорила она, прислонившись к дереву, чтоб
перевести дух.
- Смотри, как бы он не отнял твой хлеб, - предупредил ее Ньют.
Сегодня он вместо оранжевого был голубым, - дракончик сидел на веточке,
торчащей из живой изгороди, и угрюмо наблюдал за людьми.
День был очень тяжелым - впрочем, как и все предыдущие с тех пор, как
незнакомец появился в роще. Они стояли у изгиба живой стены омел, которые
росли на самой дальней границе рощи Верховной Друиды, около пятисот футов
от ее домика и Лунного Источник ка. Живые изгороди были чем-то вроде
заслона против непрошенных гостей - их плотно переплетенные ветви,
усеянные колючками, надежно охраняли рощу. Омела таила в себе волшебство
друидов - так что владения Генны были защищены вдвойне.
Но, когда шли дожди, за живой изгородью надо было постоянно
ухаживать, а это лето было на редкость сырым. Если дать им волю, растения
могут сделать рощу неприступной, - тогда и выйти из нее станет невозможно.
Руки Робин, несмотря на перчатки, были изранены, да и вообще, она уже с
трудом держала серп, которым проработала все утро, стараясь придать
изгороди ее прежний вид.
Незнакомец взял у нее из рук серп, и инструмент удобно устроился у
него в ладони, словно этот человек всю жизнь только и занимался
растениями. Медленными, но уверенными движениями он начал срезать молодую
поросль, привычными аккуратными движениями отбрасывая ветки в сторону.
Робин очень удивилась, увидев как ловко он справляется с работой.
Только сейчас стало заметно, что благодаря ее заботам незнакомец начал
поправляться. Он больше не был таким изможденным, уже прекрасно держался
на ногах и даже в его походке перестала чувствоваться прежняя
неуверенность. И вот он уже может работать.
Некоторое время она порывалась побежать к Генне, чтоб похвастаться ей
