тварь, отродье Нергала!
Тишина. Мертвая тишина вечного забвенья...
- Выходи!
Крик его метался под высоким сводом, не порождая даже эха.
- Выходи!
Теперь ему почудился смешок, чье-то мерзкое хихиканье, словно
бестелесный демон издевался над ним. Не звук, нет, одно ощущение звука,
отдавшегося не в ушах, а под черепом. И сразу сон с новой силой навалился
на него. Глухо звякнули мечи, выпавшие из рук, и Конан, теряя сознание,
начал медленно оседать на пол вслед за ними.
Спать... в покое... в тишине... во мраке... спать, спать... не думать
ни о чем... забыть о грехе и каре, о вине и искуплении, о жизни и
смерти... спать, спать... вкусить сладость забвения... не двигаться,
застыть на каменном полу и самому превратиться в камень... в прах, который
навечно упокоится в этом темном коридоре... спать, спать... уснуть, став
бессловесным и немым, бесчувственным и неподвижным...
Немым? Бесчувственным?
Почти инстинктивно ладонь Конана легла на пояс, ногти царапнули
грубую кожу, пальцы коснулись маленькой бронзовой фляги, потянули ее
вверх, к лицу... Он не сознавал, что стоит на коленях над телом Рины; не
чувствовал, как горячая капелька смолы с догорающего факела обожгла кисть;
не видел розовеющего вдалеке пятна, от которого в темноту подземного
коридора тянулись слабые лучики света... Он не сознавал, не чувствовал и
не видел ничего; все его мысли сосредоточились сейчас на крохотном
сосудике с порошком арсайи.
Кром, как же он мог забыть про свое зелье! Про снадобье,
просветляющее разум! Видно, тьма повлияла на него - тьма и отсутствие
солнца, с которым он соразмерял прием бальзама...
Не спи, сказал он себе, непослушными пальцами выковыривая пробку; не
спи, и мы еще посмеемся над этой тварью! Над этим бестелесным стражем, над
мертвецом, что высасывает души из живых! Пиявка, проклятый морок, отродье
Нергала... Подлое, как все ублюдки, что таятся в темноте и нападают
исподтишка... Без крови и костей, без тела, которое можно было бы
проткнуть клинком... Мерзкая тварь!
Свежий и острый запах арсайи отрезвил его, растопив дремотный туман.
Ледяные клыки, впившиеся в затылок, исчезли, смолкло и монотонное
бормотанье, неудержимо вгонявшее в сон; лишь где-то во тьме прозвучал
неслышимый вздох. Не вздох, а отзвук вздоха; однако Конан уловил в нем
ненависть и разочарование.
Он поднес горлышко маленького сосуда к ноздрям Рины. Девушка
закашлялась и чихнула, потом, резким движеньем подобрав под себя ноги,
начала подниматься. Конан, бережно закупорив фляжку, сунул ее за пояс.
- Что... что случилось? - Глаза Рины были полны недоумения. Внезапно
она вспомнила и вскочила, выставив вперед дротик и вглядываясь в темноту;
губы ее дрогнули. - _Э_т_о_ ушло? Конан, _э_т_о_ ушло? Скажи мне!
Он гулко расхохотался - не над собой и не над страхом Рины - над
бесплотной невидимой тварью, что разочарованно скулила в темноте. Теперь
он ощущал ее присутствие - не слухом или зрением, а каким-то шестым
чувством, пробудившимся еще в те дни, когда с ним была Сила.
- Ты смеешься? - На губах Рины тоже заиграла улыбка. - Смеешься?
Значит, все хорошо?
Кивнув, Конан вытащил из трещины свой факел. Он догорал, но теперь
киммериец ясно видел впереди расплывчатое розоватое пятно. Свет! Свет и
выход! Он показал на него Рине.
- Но как ты с ним справился? - Она все еще не могла прийти в себя. -
Как? Даже я... даже Сила Митры не защитила нас!
- Кром! - Конан подтолкнул ее вперед. - Рассчитывай больше на себя, а
не Митру, малышка! Ну, еще на вендийских мудрецов...
- При чем тут вендийские мудрецы?
Ухмыльнувшись, киммериец погладил свой широкий пояс, за которым
прятался драгоценный сосудик. Теперь, когда Рина тоже вдохнула снадобье,
Конан чувствовал, что они равны: пусть недолгий миг, но ее душа тоже
пряталась в этой самой бронзовой фляге и возвратилась из нее в телесную
оболочку.
- Ты помнишь, что Учитель сказал про арсайю? - Он снова похлопал по
ремню. - Бальзам, который употребляют вендийские мудрецы! Он-то нас и
выручил.
- О! Твое лекарство, что просветляет разум?
- Да, Рина.
Передав девушке факел, Конан подобрал свои мечи, вложил их в ножны;
он был уверен, что оружие ему не понадобится. Бестелесная тварь, невидимая
и едва ощутимая, пряталась во мраке, жадно поглядывая на них, но не
пытаясь повторить атаку. Вдалеке тускло сияло розоватое пятнышко выхода, и
киммерийцу казалось, что оттуда тянет свежим воздухом.
- Вперед, малышка?
- Вперед!
Но прежде, чем сделать первый шаг, Конан повернулся и плюнул в
темноту подземного прохода.
23. ПУРПУРНЫЕ ЛЕСА
Тоннель оборвался внезапно; еще мгновение назад над ними нависали
тяжкие базальтовые своды, и вдруг багровый и алый простор распахнулся во
всю ширь, ослепив путников неярким светом. В вышине клубились розовые
облака, скрывающие небо; они текли, меняли формы, то вытягиваясь
гигантскими колоннами, почти касавшимися горизонта, то образуя пушистые
шары или превращаясь в расплывчатые титанические замки с остроконечными
или приземистыми башнями, фигурными парапетами и стенами, отливавшими
багрянцем. Эти подвижные тучи, мерцавшие всеми оттенками красного,
простирались над таким же красным миром, показавшимся Конану бескрайней
равниной, заросшей кустарником и странными деревьями, торчавшими вверх и в
стороны подобно растрепанным метлам. Их кроны и стволы были бурыми и
ярко-алыми, огненными, оранжевыми, кроваво-красными и
желтовато-кирпичными; они то наливались угрожающе-багровым, почти черным,
то радовали глаз нежными лилово-розовыми и карминовыми красками. Но
главным был пурпур: основа и фон, на коем прихотливыми узорами струились
прочие цвета.
- Нижний мир! - выдохнула Рина и тут же с восторгом добавила: - Какая
красота! Словно под водой, среди алых кораллов и пурпурных водорослей!
Ее лицо разрумянилось, мышцы обрели былую гибкость, и Конан, бросив
взгляд на свою спутницу, понял, что она окончательно пришла в себя. В
глазах девушки опять играли отблески Силы, и, хотя она не могла исторгать
ее потоком сверкающих молний, астральная энергия наделяла Рину прежней
неутомимостью и стойкостью. Пожалуй, еще и некоторой долей легкомыслия:
девушка любовалась пейзажем с таким восхищением, словно они оба вдруг
попали в сад Учителя, приветливый и знакомый. Конан, однако, не забыл о
сонном мороке, затаившемся в пещере; что касается этой пурпурной равнины,
то и здесь их наверняка поджидали опасности - возможно, иного рода, чем
оставшаяся позади, но столь же смертоносные для беззаботных странников.
Он коснулся руки девушки, ощутив бархатистую нежность ее кожи; это
было приятно, и Конан не спешил отнимать ладонь.
- Скажи, малышка, что нас тут ждет? В этих красных зарослях?
Она улыбнулась.
- Кажется, ты поверил в мой дар?
- А разве я сомневался? - ответил он вопросом на вопрос. - В пещере
все случилось так, как ты предсказывала... Какая-то мерзость едва не
поживилась нами, и одолел ее не меч, а бальзам дамастинского мага, -
киммериец хлопнул по своему поясу. - Ну, так что нас ждет дальше?
- Сейчас... - Рина, прикрыв глаза, повернулась к пурпурной равнине.
Губы ее сжались, лицо стало серьезным, даже суровым, на чистом высоком лбу
меж бровей возникла вертикальная морщинка. Конан невольно залюбовался
девушкой; румянец щек оттенял темные веера ресниц, каштановый локон и
маленькое ушко, что пряталось за ним, казались исполненными прелести...
Взгляд киммерийца спустился ниже, к упругой груди, полуприкрытой полотном
туники, стройной талии, округлым бедрам, длинным ногам в маленьких
сапожках. Не в первый раз он спросил себя, почему эта красавица пошла с
ним - неужели из одной любви к опасным авантюрам и любопытства? Нет, это
было на нее непохоже... Может быть, как намекнул наставник, ей хотелось
испытать свои силы? Свое искусство, приобретенное за время обучения?
Почему-то Конану казалось, что дело не только в этом; пожалуй, он мог бы
угадать причину, но решил, что торопиться не стоит.
Рина фыркнула, и киммериец, оторвавшись от созерцания ее безупречных
колен, поднял взгляд к лицу девушки. Вероятно, с провидением грядущих
событий было покончено, и теперь серые глаза Рины смотрели прямо на него -
с легкой насмешкой и еще каким-то непонятным и слегка пугающим выражением.
Ведьма, настоящая ведьма, подумал Конан и вслух спросил:
- Ты разглядела что-то смешное, а? Еще одну тварь, которая может
усыпить нас и высосать души?
- Нет. Там, - рука девушки протянулась к полыхавшим пурпуром и
багрянцем зарослям, - нет ничего смешного, и нет ничего опасного... особо
опасного, я хочу сказать. Мы пройдем по равнине из конца в конец и
останемся в живых. Может, никто из нас и ранен не будет, - заметила она
уже с меньшей уверенностью.
- Чего же ты улыбаешься?
- Ну-у... - протянула Рина, - ты глядел на меня, а я - на твою
ауру... Помнишь, я говорила, что могу видеть такие вещи...
- И что ты высмотрела?
Она загадочно усмехнулась.
- Что высмотрела, то высмотрела! Пойдем.
Покачав головой, Конан двинулся вслед за Риной. Он почти сразу же
забыл об этом разговоре; в незнакомом месте не стоило раздумывать о
девичьих прихотях, чтобы не попасть на обед какой-нибудь твари. Правда,
слова его спутницы обещали сравнительно нетрудный переход в ближайший день
или два, но Конан не привык доверять предсказаниям, сулившим покой и
безопасность. Он знал, что в живых остается лишь тот, кто всегда настороже
- это правило являлось одинаково справедливым и в верхнем, и в нижнем
мире.
Скалистый уступ, по которому они шли к пламенеющей равнине, кончился;
почва под ногами стала не такой твердой, вокруг появились первые деревца,
похожие на прутики, усеянные непропорционально огромными листьями -
круглыми, алыми и вогнутыми, словно боевые щиты. Кое-где в этих природных
чашах поблескивала вода, и Конан, зачерпнув на ходу горсть, убедился, что
она чиста и свежа, словно влага горных ключей. Что касается самих
деревьев, то они выглядели странно: некоторые, как и положено, тянулись
вверх, к розовым небесам, другие торчали в стороны и в бок, или стелились
по самой земле, переплетаясь друг с другом и образуя плотный живой ковер,
не позволявший разглядеть почву. Внезапно киммериец сообразил, что они
двигаются по тропе - или по чему-то очень похожему на тропу; ее покрывал
толстый слой сухих листьев и обломанных веток, рдевших багряной корой.
Тропа! Если есть тропа, значит, недалеко и те, кто ее проложил!
Удвоив осторожность, огромный варвар с подозрением огляделся по сторонам,
затем перебросил с плеча на грудь арбалет и зарядил его. Скрип взводимого
рычага заставил Рину повернуть голову. Глаза ее удивленно расширились,
когда девушка увидела в руках Конана оружие; ее ладонь тут же легла на
сумку с метательными дисками.
- Ты что-то заметил? Что-то опасное?
- Тропа, - коротко отозвался киммериец.
- Да, тропа... похоже на тропу... Но я не чувствую угрозы.
- Когда почувствуешь, может оказаться поздно, - Конан поднял голову,
разглядывая небо. Там не было ничего живого, ничего движущегося, кроме
облаков - ни птиц, ни летучих мышей или драконов, которые могли бы
