более экзотическое и непривычное оружие. На вбитых в стену крюках висела
одежда, мешки, фляги и бурдюки, дальний угол был завален бухтами канатов,
свернутыми веревочными лестницами, досками и еще каким-то добром. Учитель
двинулся прямо туда - выбирать подходящую веревку с крюком.
- Отец мой, - негромко произнес Конан, все еще не сходя с места, -
могу ли я спросить тебя кое о чем?
- Если ты интересуешься своим будущим, то нет.
Киммериец покачал головой.
- Пусть будущее останется в руках богов; ты сказал достаточно, и
большего я не хочу знать. Объясни мне иное, Учитель. Ты говорил о давних
временах, когда мир принадлежал Первосотворенным, любимцам Митры.
Гигантам, почитавшим своего великого Отца - так ты сказал! Они воздвигли
Ему достойное святилище; они поставили в нем сверкающий алтарь, вознесли
свод, подобный небесному куполу, вытесали колонны в тысячи локтей
высоты... А Властитель Света погрузил их в земные глубины, взвалив на
плечи непомерную тяжесть, и плоть их, живая и теплая, обратилась в камень!
Разве это справедливо? Разве так поступают со своими любимыми детьми?
Пристально и долго Учитель смотрел на Конана, чему-то улыбаясь и
поглаживая пальцами правую бровь; потом лицо его стало задумчивым и чуть
грустным.
- Подумай, Секира, - промолвил он, - держать мир на своих плечах -
нелегкая работа, верно? И самая важная, я полагаю? Ты согласен со мной?
Конан кивнул; работа действительно была нелегкой и важной.
- Кому же пресветлый мог назначить такой труд? - Брови Учителя
приподнялись вверх. - Только своим любимым детям, коим он доверял и
доверяет - и в прошлые века, и в нынешние, и в грядущие... Тяжкая участь,
готов согласиться с тобой! Но разве у людей иначе? Тем, кого мы любим и
кто любит нас, нередко достается самый горький кусок, не так ли?
- Но почему, наставник?
- Разве это непонятно, Секира? Такова суть любви! Тот, кто любит,
поймет и простит, сын мой, поймет и простит... - Наклонившись, старец
поднял моток тонкого прочного каната. - Ну, а теперь погляди-ка сюда. Что
ты скажешь об этой веревке?
22. ПАСТЬ ВУЛКАНА
Они вышли в путь на рассвете, когда верхний краешек солнечного диска
только-только показался над равниной. Учитель их не провожал; похоже, его
вообще не было ни в пещере, ни на верхней площадке у тренировочной арены.
Вероятно, он еще до утренней зари спустился в сад, к своим любимым яблоням
и дубам, чтобы почерпнуть у них Силу и успокоить дух. Да и кто нуждался в
этих проводах? Вчера и позавчера все было сказано; Конан же хорошо помнил,
что наставник не повторяет своих слов дважды.
Вслед за Риной он поднялся на верхнюю террасу. Девушка легко шагала
по гладким ступеням, раскачивая в руке дротик; кроме этого оружия у нее
были только кинжал, сумка на поясе да небольшой мешок за плечами. Конан
снарядился в путь гораздо основательнее: два меча, нож, арбалет и колчан,
полный стрел. Кроме припасов, в его мешке нашлось место веревке с железным
крюком, меху с водой и прочим дорожным мелочам.
Миновав приспособления из бревен, досок и канатов, обогнув ямы и
дорожку с вкопанными торчком поленьями, они зашагали вверх по склону. Тут
обнаружилась тропа - узкая, но вполне подходящая для человека, привыкшего
с детства лазать по скалам; Конан шел вперед, почти не глядя под ноги,
инстинктивно сохраняя равновесие на опасных участках. Дыхание киммерийца
было ровным, тело - послушным и гибким; тем не менее, он с тревогой
поглядывал на солнечный диск, медленно поднимавшийся над горизонтом,
словно хотел поторопить восходящее светило.
Вскоре ему показалась, что тропинка, по которой они двигаются,
выглядит довольно странной. Похоже, к ней не прикасались человеческие
руки, ибо Конан нигде не мог заметить следов кирки или зубила; камень под
ногами был гладким, как бы оплавленным, а изгибы уходившей вверх тропы
напоминали плавное течение водного потока. Приглядевшись, он понял, что
шагает по длинному и узкому языку пепельно-серой лавы, излившейся некогда
из кратера и проложившей путь до самой обители наставника. Вряд ли это
было случайным; скорее всего, устланная застывшей лавой дорога возникла по
воле Митры, желавшего облегчить подъем к жерлу вулкана. Но кому и зачем?
Означала ли эта тропа, что Учителю нужно время от времени подниматься
наверх, к темным базальтовым скалам, что обрамляли края кратера?
Солнечный диск наполовину поднялся над барханами, и Конан, оставив
досужие мысли, сунул руку за пояс - туда, где хранилась драгоценная фляга
с арсайей. Пробка из каменного дуба была забита глубоко, но сильные пальцы
без труда справились с ней; он вдохнул острый и свежий запах, потом быстро
закупорил бронзовый сосудик. Хорошо, что Рина не обернулась, мелькнуло в
голове; ясные глаза девушки вновь напомнили бы ему, что в этой жалкой
фляжке хранится его душа. Его память и разум! Он оставался человеком лишь
потому, что дважды в день, на утренней и вечерней заре, нюхал снадобье
дамастинского мага, и об этом не стоило забывать.
Но виновна ли в том его спутница? Нет, разумеется, нет, - подумал
Конан, мрачно покачивая головой. Любой, кто оказался бы сейчас рядом, был
бы ему неприятен; любое человеческое лицо заставило бы поразмыслить о той
хрупкой грани, что отделяла его самого от состояния бессловесной и
беспомощной твари. Пока что он сохранял рассудок - благодаря арсайе; но
что произойдет, если чудодейственное зелье кончится, а он так и не
доберется до храма Первосотворенных? Киммериец почувствовал, как по спине
бежит холодок, и нахмурил брови; ему не хотелось задумываться об этом.
Спрятав флягу за широкий поясной ремень, он бросил взгляд вниз, на
желто-серое море песка, протянувшееся от горизонта до горизонта. Пустыня
простиралась на юг, на запад и восток, и с высоты действительно походила
на застывшую океанскую поверхность; барханы казались мелкой рябью,
крошечными волнами, что катятся друг за другом к подножию вулкана, к
темному и угрюмому берегу, возвышавшемуся над бесплодной равниной. Лишь
зеленая полоска, сад Учителя, оживляла этот мрачный пейзаж, озаренный
первыми солнечными лучами, но и светило, ласковое и благодатное в других
местах, не скрашивало его. Тут, в просторе блеклых небес, нависавших над
пустыней, солнце выглядело точно пасть огнедышащего дракона, поливавшего
камни и пески пламенным дождем; оно сжигало любую жизнь - кроме зеленого
оазиса на склоне вулкана, за которым присматривал сам Митра.
Пески, барханы, да базальтовая стена вулканического конуса,
скрывавшая северные горы... Не считая неба и солнца, это было все, что мог
разглядеть Конан; сейчас он чувствовал себя крохотной мошкой, ничтожным
муравьем, ползущим по чреву каменного исполина, застывшего в тысячелетнем
сне. Этот камень, и песок, и небеса оставались мертвыми для него; он не
мог ощутить, как прежде, потоков и струй живительной Силы, исходивших
сверху и снизу, со всех сторон - той астральной эманации, что дарила
Ученикам уверенность, неутомимость и почти божественную мощь.
Рина, несомненно, впитывала эту ауру всем телом, купалась в ней,
смаковала, как волшебное вино... На миг острое чувство потери пронзило
Конана, и он стиснул зубы, сдерживая стон. Если бы не Учитель, ему и в
голову бы не пришло взять с собой эту девушку! Слишком о многом она
напоминала - о многом утерянном безвозвратно, о несбывшихся надеждах, о
мечтах, которым не суждено осуществиться... Она сохранила и свою душу, и
дар Митры; у него же бог забрал и то, и другое.
Будто прочитав его мысли, Рина замедлила шаги, поравнявшись с
киммерийцем. Хотя тропа не стала шире, они шли теперь рядом; Конан - у
полого уходившего вверх склона, девушка - со стороны обрыва, словно
предохраняя спутника от падения в пропасть. Она двигалась по самому краю
тропинки легко и грациозно, подобно танцовщице на канате; маленькие ноги в
кожаных сапожках ступали с уверенностью прирожденного жителя гор. Конан,
однако, знал правду: Рина выросла у моря, и скалы, горные вершины и
обледеневшие хребты были для нее чужим и незнакомым миром. Тем не менее,
она могла бы обогнать его и в горах, и в степи, и в лесу - она владела
Силой, а он... он даже не был человеком!
Пальцы девушки коснулись его руки.
- Ты выглядишь печальным, Конан... Почему?
Он неопределенно повел плечами.
- Не вижу поводов для радости, Рина.
- Для радости - возможно... Но ты должен сохранять спокойствие и не
терять надежды. Так сказал Учитель.
- Только это меня и утешает... - губы Конана скривились в невеселой
усмешке.
- Мы доберемся до храма Пресветлого, - продолжала девушка, - и Он
назначит тебе испытание. Я уверена, ты выдержишь его! Выдержишь, и вернешь
все, что потерял! Ты ведь такой сильный и смелый... Может, возвратится
даже то, чему ты обучился у наставника, как и дарованное самим Митрой.
- Ты добрая девушка, Рина, но не стоит меня утешать. Боги не
возвращают отобранных даров... а если б и возвращали, я не согласился бы
вновь принять их.
- Но почему? - Серые глаза смотрели серьезно, светлые пушистые брови
сошлись в линию. - Почему, Конан? Разве тебе не нужна Сила, которой бог
готов поделиться с тобой?
- Теперь - нет, - он вздохнул и вытянул вперед руку с раскрытой
ладонью. - Знаешь, когда я в первый раз шел к Учителю, я мечтал о Силе,
мечтал исторгать молнии, испепелять врагов... надеялся овладеть
могуществом, достойным короля... Но Митра, девочка, ничего не дает даром,
а мне дорога свобода! Его сила - не моя сила, у него свои цели, у меня -
свои! И больше я не хочу божественных даров; пусть возвратится хотя бы то,
что принадлежит мне по праву рождения.
- Но все, что ты имел и имеешь, тоже дар Митры, - мягко сказала Рина.
- Недаром Его зовут Подателем Жизни...
- Не уверен! - Конан рубанул воздух ладонью. - Мне дали жизнь отец и
мать... может, наш киммерийский Кром тоже приложил руку... что до Митры,
то я узнал о нем много позже, когда отправился странствовать по южным
землям. Долгое время нам не было дела друг до друга - ни ему до меня, ни
мне до него. Потом мы заключили сделку, и я не выполнил ее условий... Что
ж, я виноват и готов молить о прощении! И больше не будем от этом.
Рина кивнула, и некоторое время они шли молча, посматривая то на
иззубренную вершину вулкана, то на далекие пески пустыни, наливавшиеся под
солнцем цветом расплавленного золота. Потом Конан перевел взгляд на
девушку и произнес:
- Я вижу, ты не взяла с собой меч, только копье и нож. Разве
наставник не обучил тебя владению клинком?
Она тряхнула гривой каштановых волос.
- Обучил! Но меч - не женское дело; у меня есть кое-что получше.
Раскрыв висевшую на поясе сумку, Рина вытащила небольшой диск с остро
заточенными краями - такие Конан видел в арсенале Учителя; в ее изящных
тонких пальцах стальная пластинка выглядела совсем не страшной, похожей на
блестящую игрушку, но киммериец знал смертоносную силу этого оружия. Его
использовали наемные убийцы на востоке, в Кхитае и Кусане; подобный диск,
посланный рукой мастера, мог рассечь и кольчугу, и рыцарский доспех.
Киммериец довольно хмыкнул, не сомневаясь, что после уроков наставника
Рина владеет этой штукой получше кхитайских убийц.
- Дротик, нож и метательный диск, - произнес он, искоса поглядывая на
