прикрыв глаза; слабые отблески пламени от горящих светильников углубили
тени на смуглом бесстрастном лице, превратив его в подобие маски смерти.
Не разжимая губ, Неджес запел. То был гимн без слов, странная литания
из четырех-пяти протяжных нот, чередовавшихся бесконечно; и, в такт ей,
ладони мага начали погружаться в камень. Вскоре могло показаться, что руки
его приросли к каменному кубу, обрезанные на уровне кистей; они
продвигались все дальше, все глубже, под заунывный мотив, похожий на
мелодию, которой стигийские дудочники зачаровывали змей.
Резко выдохнув, Неджес подался назад, почти упал на спину,
отвалившись от камня. Некоторое время он сидел, глубоко дыша и стараясь
прийти в себя; струйки пота стекали по смуглым щекам, руки дрожали. Но он
достал то, что хотел! В его пальцах поблескивал золотой ларец, совсем
крошечный - такой, что мог поместиться на ладони.
Восстановив дыхание, чародей поднялся, сделал несколько шагов и
опустил ларчик на каменный пол. Здесь, посреди его тайной лаборатории,
оставалось свободное место, вполне достаточное, чтобы в нем поместился
начерченный черной краской пятиугольник размером в шесть локтей, в
вершинах коего стояли бронзовые цилиндрические сосуды. Неджес поставил
ларец в самом его центре.
Затем он отступил к столу, простирая руки к пентаграмме. Едва слышный
шепот, повелительное движение - и из бронзовых цилиндров вдруг выхлестнули
столбы яркого синеватого пламени, раскрылись невесомыми веерами,
растеклись в стороны и поблекли, образовав большой, чуть мерцающий купол.
Несколько мгновений колдун всматривался в него, словно оценивая надежность
этой преграды, потом, что-то недовольно бормоча, разыскал на столах еще
пяток цилиндров, установил из посередине линий пентаграммы и зажег. Теперь
купол, не потеряв своей прозрачности, словно бы стал плотнее, и Неджес
удовлетворенно кивнул; не хватало только, чтобы призванное им существо
вырвалось на волю! Это привело бы к ужасным последствиям - и, первым
делом, для него самого.
Он вновь затянул прежнюю заунывную мелодию и повторял ее до тех пор,
пока крышка маленького ларца не поднялась с резким щелкающим звуком. Затем
на фоне ее возникло нечто алое... нет, скорее красное или даже багряное;
словно голова ядовитой змеи, разыскивающей жертву, округлый, отливающий
кровью кончик того, что таилось в ларце, начал медленно поворачиваться,
пока не нацелился прямо на чародея. Неджес прищелкнул пальцами, и головка
кровавого червя двинулась вверх, жадно потянулась к мерцающему куполу,
отпрянула и застыла; теперь над золотым ларчиком неподвижно торчал красный
стержень толщиной в руку.
Спустя какое-то время он начал разворачиваться, слабо подергиваясь и
трепеща краями, превращаясь в квадратный кусок отливавшей шелковистым
блеском ткани. Багровый Плат и в самом деле был похож на шаль из
кхитайского шелка, но человеческие руки никогда не прикасались к нему, не
пряли тонких нитей, не окрашивали их пурпуром, не натягивали на ткацкий
станок; сей амулет, могущественный и опасный, хранился в стигийских храмах
издревле, и сам Тот-Амон, глава Черного Круга, не ведал, какой бог, демон
или стихийный дух вдохнул в него пророческую силу.
Плат натянулся, стал ровным, похожим на полированный срез глыбы из
красного мрамора, потом начал медленно, неторопливо изгибаться. Менялись
формы, перетекая и переливаясь друг в друга, то острые, гротескные,
угрожающие, то плавно-округлые и спокойные, как очертания пологих гор;
багровая ткань блестела, натягивалась и вновь опадала, будто бы колеблемая
невидимым ветром. Вскоре на ней проступили очертания какого-то огромного
лица: широкий нос со свирепо раздутыми ноздрями; безгубая, похожая на клюв
пасть; крутые скулы и надбровья; выпученные глаза с мертвыми зрачками.
Казалось, ткань стала багровой кожей, обтягивающей чудовищный, страшный
лик неведомого демона.
Его рот раскрылся.
- Ты звал меня, червь? Зачем? - прокатилось под каменными сводами.
Неджес никак не реагировал на оскорбление; лицо его оставалось
бесстрастным, глаза были прикованы к жуткому лику.
- Покажешь мне, что велю, - резко бросил он. - Сначала - знаки того,
что будет через три месяца; потом - знаки ближайших дней.
Багровая личина задергалась в приступе беззвучного хохота.
- Ты в самом деле хочешь знать, что случится через три луны? -
пророкотал гулкий голос. - В самом деле, слизняк?
Чародей вскинул руки, выставил их ладонями вперед.
- Не стоит меня пугать, - негромко произнес он. - Иначе ты знаешь,
что произойдет.
Резкий хлопок, и мерцающий купол начал сжиматься. Морда демона
исказилась, словно он испытывал величайшее раздражение; глаза выпучились
еще больше.
- Это не к чему, - вновь раздался его глас. - Три луны, ты говоришь?
Что ж, я покажу... хотя показывать нечего.
Внезапно чудовищное лицо исчезло, и Плат обвис, снова став ровным,
как мраморная стена. Глаза Неджеса изумленно расширились.
- Ничего? - пробормотал он. - Ничего! Как это может быть? Не пытайся
развлечься за мой счет, демон! Твои шутки и ложные пророчества меня не
интересуют!
- Если я берусь показать будущее, то показываю правду, - пророкотал
голос. - Три луны. Ничего! Для тебя - ничего!
Неджес пошатнулся.
- Два месяца! - выкрикнул он, невольно опершись о стол руками.
Багровый Плат не дрогнул.
- Две луны, - подтвердил гулкий глас. - Ничего! Для тебя - ничего!
- Месяц!
- Ничего!
- Двадцать дней!
- Ничего!
- Десять дней!
- Ничего!
- Девять... - прохрипел Неджес, и красное полотнище задрожало. Колдун
всматривался в него, утирая ладонью выступившую на лбу испарину; теперь он
знал оставшийся ему срок. Девять дней! Если только проклятый демон не
обманул...
Протерев кулаками глаза, Неджес вновь уставился на изгибавшуюся в
бешеных конвульсиях багровую ткань. Он обладал искусством чтения этих
знаков, предвестников грядущего; каждая складка и каждый извив имели смысл
и могли сообщить о многом. Но сейчас стигиец был не в состоянии
истолковать их; не то весть о близкой гибели потрясла его, не то символы
будущих событий и в самом деле оставались неясными. Второе казалось
чародею более вероятным. Как многие люди, получившие предсказание о скорой
смерти, он все еще не мог поверить в нее, зато ощущал, как некая сила
затуманивает пророчества Багрового Плата. Но если так, то и свидетельства
его кончины могли оказаться ложными!
Неджес воспрянул духом. Сотворив необходимое заклятье, он заставил
Плата свернуться, исчезнуть в золотом ларце; потом снял защитный купол и,
сосредоточившись, погрузил ларец в черный камень алтаря. Там он и пребудет
до следующего раза - под мощной дланью Сета, способного движением мизинца
сковать тысячу злобных демонов!
Покончив с этим, чародей присел к столу, отхлебнул слабого вина из
торчавшего меж древними фолиантами кувшина и задумался. Ему определенно
грозила опасность; сколь бы смутными и неясными не казались ее
предзнаменования, в том, что она существует, Неджес не сомневался. Он
улавливал ее признаки и раньше, во время предыдущих магических сеансов с
Багровым Платом, когда заглядывал лишь на три-четыре дня вперед, не
пытаясь проникнуть в более отдаленное будущее. К Шандарату приближался
некто, таивший в себе смертельную угрозу; возможно, он уже прибыл в город
и бродил по его улицам, площадям и базарам в поисках первого советника или
даже рыскал в окрестностях его дворца. Этот неведомый пришелец был
исключительно опасен - опасен уже тем, что собирался покуситься на жизнь
могущественного мага. И небезуспешно, если верить полученному
предсказанию!
Но кто он?
Тут Неджес терялся в догадках. Присутствие в стенах Шандарата другого
чародея, белого ли, черного, он ощутил бы и сам, не обращаясь за помощью к
Багровому Плату; аура Силы в равной степени окружала и стигийских колдунов
Черного Круга, и гиперборейских волхвов из далекой Похиолы, и мудрецов
Кхитая и Вендии, и светлых друидов с Пиктского Побережья. Он почуял бы
любого из них за три дня пути! Но тот, кто угрожал ему, не являлся магом;
если он и обладал Силой, то лишь такой, которая позволяла укрыться от
всеведущего Плата. Это казалось невероятным, но это было так!
Может быть, обычный человек, чьим телом завладел демон? Стигиец
покачал головой. Нет, он учуял бы и демона! Любое создание демонической
природы - даже такое ничтожное и никчемное существо, как то, что притащил
в город какой-то бродяга с севера! Ну, об этом протухшем испражнении мула
не стоит и беспокоиться! Хотя... Неджес припомнил пару извивов багряной
ткани, обещавших ему кое-какие неприятности, связанные с этой древней и
бессильной тварью. Мелкие неприятности... Ну, это он переживет - в отличие
от того северного бродяжки и вора!
Он заставил себя не думать о ничтожном, вновь обратившись мыслями к
главной опасности. Как у всех в мире, у него были враги - даже внутри
Черного Круга, среди тех, кто боролся за благосклонность владыки
Тот-Амона. Они - или некие другие, пока еще неведомые противники - могли
пустить по его следу зомби, вампира, вурдалака или злобного призрака;
словом, любое существо, способное убить самым необычным способом, но не
обладающее в полном смысле магическим даром. Такого обнаружить сложней,
чем чародея или демона...
Ну, что ж! Неджес поднялся, решительно расправил плечи, чувствуя, как
злобная сила переполняет его. Что ж! Он предупрежден, и это главное! Жаль,
разумеется, что эти хлопоты пришлись на тот момент, когда надо заниматься
Архипелагом - да и владыкой Ашаратом тоже... Но ничего! Он предупрежден!
Имеется масса способов отразить удар и позаботиться о своей безопасности -
и клинки стражей, и острые зубы мастафов, и надежный забор. Но прежде
всего - магия!
Кстати, подумал он, направляясь к выходу, надо распорядиться, чтобы
свалили дубы у изгороди. На их месте лучше построить стену, каменную, в
три роста высотой, с вышками для стрелков.
С этой мыслью Неджес покинул подвал, и светильники за его спиной
угасли.
4. ШАНДАРАТ
Конан спал с раннего вечера до позднего утра. Комната, в которую его
отвела служанка, находилась на втором этаже и была небольшой, чистой и
тихой; единственное окно ее выходило не на базарную площадь, а во двор.
Киммериец, предусмотрительно задвинув засов на двери, скинул сапоги, снял
пояс с мечом и сумкой, а потом растянулся на топчане и прикрыл глаза.
Когда он поднял веки, солнце било ему прямо в лицо. Судя по небесному
светилу, дело шло к полудню, но Конана это нимало не обеспокоило. Он
лежал, наслаждаясь теплом и покоем, и топчан с тощим тюфяком казался ему
мягче царского ложа. В первый раз с того дня, как он отправился из дома в
этот несчастливый поход, юноша провел ночь под кровом; и в первый раз за
долгие дни странствий он был сыт.
Сыт? Внезапно Конан почувствовал, что это не так. Да, он _б_ы_л_ сыт,
но вчера - а со вчерашнего вечера миновала целая вечность! Ему снова
хотелось есть, и с каждым мгновением все сильнее и сильнее.
Он сел на своем ложе, спустил на пол босые ноги и обвел комнату еще
полусонным взглядом. В ней не было ничего, кроме топчана с набитым сеном
матрасом, пары крюков, торчавших из стены - вероятно, на них полагалось
