- Насколько я знаю, алхимики в большинстве своем-ярые противники
механической философии Ньютона, Аркрайта и Тома Пейна,-высказался
Сент-Одран.-Но тогда мне тем более непонятно, зачем было кому-то из них
снабжать нас...-он указал рукой вверх,-...вот этим газом!
Клостергейм отвернулся.
- Говорят, что период этот является временем накопления силы,- рассуждал
я вслух.-Многие вещи решаются в периоды астрального соответствия: какая, к
примеру, тенденция станет преобладать в дальнейшем развитии мира. Не это ли
вы обещали мне, Клостергейм, когда сулили мне во владение целое Царство?
- И вы еще можете получить его.-Он оставался невозмутимым.-Я дал вам
слово. И намерен исполнить данное мной обещание, даже если сами вы
замышляете не исполнить своего.
- Стало быть, человечество стоит теперь перед выбором между Верой и
Разумом?-Я не скрывал своего презрения.-Между летающею машиной и волшебным
ковром-самолетом?
- Вы полагаете, фон Бек, что говорите сейчас с позиции здравого смысла,
но что вы скажете, если в мире возобладают силы сверхъестественные? Что
если Антихрист придет? Господь с Сатаной прекратят ли тогда свой извечный
спор и пойдут ли войной на него? Поднимет ли Человек меч свой против Небес
и Ада, дабы своими стараниями сотворить реальность Апокалипсиса?
- Ваши речи абсурдны, Клостергейм. Мир движется к Просвещению. Век
суеверия прошел, как и эпоха религиозных войн. Будущее принадлежит Ньютону
и последователям его.
- Сия битва уже начинается,-голос его был тверд.-Войска уже строятся.
Могучие силы ведут работу свою повсеместно.
Вы, как никто, должны это знать! Вы же были свидетелем этой работы.
- Все, что я знаю, я знаю лишь с ваших слов. Ведьмы и колдуны ведут
долгие споры, дабы решить, как снова заставить летать их замшелые метлы. Но
только как они себе это мыслят реально: совместно достичь некоей
невообразимой силы? Даже если в идеях ваших заключена хоть какая-то
правда... они же все, уже в силу характера своего, как правило-не в ладах
друг с другом. Каждый... каждый из них притязает на то, что он владеет
ключами к единственно истинной мудрости. Вот в чем заключается
преимущество, и немалое преимущество, натурфилософов, которые не навязывают
свою веру миру,-по крайней уж мере, не с таким рьяным неистовством,- но
анализируют окружающую реальность.
Боковым зрением я заметил, что молчаливый спутник Клостергейма сделал
резкое движение рукою, однако, сдержав себя, не довел жест до конца. Но сам
Клостергейм не попался на удочку. Он, кажется, был вообще не способен
испытывать простой человеческий гнев. Быть может, иная,-глубинная,
алчная,-ярость сжигала его существо, подобно клокочущей лаве в сердце
вулкана. Он спокойно признал:
- Так было всегда. Одна из сторон имела определенное преимущество над
другой, и эта последняя находилась в невыгодном положении по отношению к
первой; потом обстоятельства менялись, и преимущество получала уже сторона
другая. И так повторялось опять и опять. Теперь снова возник этот вопрос,
требующий разрешения: какая тенденция возобладает в мире. А разрешит его
настоящее Астральное Соответствие. Пусть даже лишь на какое-то время.
Только мне интересно, почему вы с таким пылом выступаете на защиту здравого
смысла, тогда как история вашего рода-я бы даже сказал, судьба вашего
рода-уходит корнями своими в сверхъестественный опыт?
- Может быть, потому, что я питаю искреннее отвращение к небылицам,
которые и придают форму этим историям... да что историям-они формируют
целые нации! Я же, герр Клостергейм, рассматриваю всякий миф как красивую
ложь и не более того.
Ложь, которая позволяет людям обманывать и себя, и других велеречивой
риторикой. Легенда, если судить по ней человеческие деяния, может выступить
оправданием убийства и воровства, насилия и геноцида... всякого
преступления, покуда его совершают во имя некоего давно почившего в бозе
героя или возвеличенного до божества демона из каких-нибудь темных
языческих верований, которые-исключительно из политических
соображений-возведены были в сан "святых".
Может быть, Клостергейм, истины в мире и меньше, чем пышной лжи, но
крупицы истины этой дороже мне, чем гора вашей выдуманной романтики.
Клостергейм, похоже, утратил уже интерес к обсуждаемой теме. Ему явно
наскучило слушать мои излияния, которые к тому же,
насколько я понял, привели его в недоумение. Взгляд его, устремленный в
пространство, сосредоточен был на предметах, видимых только ему. Спутник
его слегка распахнул черный свой плащ, обнаружив под ним пышное одеяние в
турецком стиле. Он издал какой-то неопределенный звук. Кто он такой?-снова
спросил я себя. Какой-нибудь восточный монгол, решивший добраться до дома
самым быстрым путем-по воздуху?
Сент-Одран вдруг заулыбался.
- А не настало ли время, фон Бек, выкинуть этих двоих за борт и
посмотреть заодно, могут они летать с помощью хваленой своей магии или нет?
Я рассмеялся, хотя ужас, смешанный с неуверенностью вновь обуял меня.
Сент-Одран достал из походной кладовки вино и провизию. Наши одетые в
черное мрачные пассажиры не пожелали присоединиться к нам. Мы с шевалье,
впрочем, не стали их уговаривать и, усевшись на пол по-турецки, принялись
за еду-на раскачивающейся в миле, наверное, над землей платформе.
Когда мы завершили трапезу мягким вальденштейнским flenser, Сент-Одран
вытащил из кармана свои часы. (Часов у него было двое-тщательно выверенных;
и он пользовался обоими.)
- Мы уже скоро должны пролететь над Веной,-заявил он, сосредоточенно
глядя на циферблат.-При такой скорости мы еще засветло доберемся до
Адриатики. Вот это полет! Просто чудо, насколько он точен. Еще ни разу я
так не летал.-Он искренне восхищался своей же машиной. Порывшись в своем
ларце, где все инструменты его были свалены в беспорядке, шевалье достал
деревянную планку и кусочек древесного угля и снова занялся вычислениями.
При этом он то и дело вскакивал и выглядывал за борт гондолы.
- Клянусь небом, фон Бек, не вижу причины, почему бы мы с вами- изучив
надлежащим образом течения ветра и воздушных потоков-не смогли бы рассылать
воздушные корабли во всему миру! Я начинаю склоняться к мысли, что на
различных высотах существуют различные типы воздушных течений, точно как
говорил тот стражник. Таким образом, получается, что мы теперь движемся в
главном южном потоке. Поднимаясь или же опускаясь на определенную высоту,
каждый корабль сумеет тогда войти в соответствующий поток воздуха и
передвигаться, по необходимости, от одного течения к другому. Знаете ли,
фон Бек, мне вдруг пришло в голову, что мы с вами могли бы открыть-и на
законных вполне основаниях-какую-нибудь торговую контору... мы были бы
первыми, кто приспособил современные воздушные судна для коммерческих
рейсов. Мы бы вытеснили в скором времени все морские перевозки! Нужно
обдумать это как следует, дорогой мой фон Бек. Неплохая возможность
получить прибыль законным путем... и имена наши станут еще достоянием
истории!-Все это он оглашал, не обращая внимания на молчаливых наших
пассажиров, для которых, похоже, мы с шевалье тоже как бы и не
существовали.
Чем дольше летели мы в небе, тем грандиознее и неуемнее становились
прожекты Сент-Одрана. Вскоре он пустился в пространные описания летающих
барж-длиною этак в полмили-предназначенных для перевозки грузов. А к тому
времени, когда синева небес обратилась в пурпурное свечение и блики его
заплясали в вечернем безмолвии по шелку шара и облакам, шевалье рассуждал
уже о корабле размерами с целый город. Хорошо еще-красота заката весьма
впечатлила его и отвлекла от дальнейших умствований.
Я полагал, что Клостергейм тоже должен хоть как-то проникнуться
благоговением перед великолепием природы, но когда я украдкою поглядел на
него, я заметил, что он лишь хмурится, вперив невидящий взгляд в это
пурпурное сияние, словно бы вспоминая то время, когда весь мир был
раскрашен в цвет крови,-дни его, Клостергейма, славы. А потом, и весьма
неожиданно, спутник его поднял руку, затянутую в перчатку, молча указывая
на юг.
Туда, где над горизонтом громоздилась стена черных туч, взлохмаченных и
зловещих,-такая плотная, что казалось, там возвышается горный кряж.
Сент-Одран даже подался вперед со своею подзорной трубою. Он не сразу сумел
разобрать, что же это такое. Наконец шевалье опустил телескоп, со
встревоженным видом схватился рукою за подбородок и вновь склонился над
картами. Огня зажечь мы не могли, так что Сент-Одрану приходилось вертеть
лист так и этак, подставляя его под бледнеющий свет. Клостергейм заглянул
ему через плечо и тоже принялся сосредоточенно изучать карту. Шевалье
пробормотал что-то себе под нос, развернул еще одну карту, потом-еще.
- Это не могут быть горы,-заметил я.-Хребта такой высоты просто не
существует.
- Но это именно горы,-невозмутимо ответствовал мне Клостергейм.-Просто на
этих картах их нет. Справьтесь лучше по другим вашим картам.
Сент-Одран угрюмо покосился на Клостергейма, окончательно, видимо,
убедившись в том, что пассажир наш не в себе.
- Пожалуйста, помолчите, сударь. Мне и так сложно справиться с
управлением, без всякий еще идиотов, сообщающих мне, что какие-то горы
возвышаются себе там, где должна быть Вена!
- Вы движетесь от Вены в противоположную сторону, сударь,-не без
некоторого торжества провозгласил Клостергейм.-Посмотрите на компас.
Сент-Одран насупился, сверля Клостергейма недружелюбным взглядом. Мы,
безусловно, летели на север, хотя еще менее получала назад держались твердо
курса на юг. Но ведь не могли же мы не заметить такой радикальной перемены
ветра!
- Клостергейм.-Шотландец мой посуровел.-Скажите-ка мне, любезный, вы
что-то сделали с компасом? Если так, то вы поступили весьма необдуманно,
проявив просто дьявольский идиотизм, ибо от этого может зависеть, выживем
мы или нет!
- Ничего я не делал, Сент-Одран.
Кроваво-алые облака обступили воздушный корабль со всех сторон и неслись
мимо нас, словно полки отступающей армии.
На нас надвигались черные горы. Теперь уже стало ясно, что это именно
горы.
Зазубренные вершины, слишком острые для силуэта туч-с каждым мгновением
они подступали все ближе и ближе. За ними сияли звезды, но я не сумел
распознать созвездий. Может быть, из-за влажности воздуха, искажающей
видимость, звезды казались огромными, каждая- размером едва ли не с Луну...
Сент-Одран бросился к крану клапана. Он собирался спустить корабль на
землю! Его даже не волновало, с какой скоростью мы опускаемся... лишь бы
только опускаться. Но тут второй наш пассажир-молчун в турецком
наряде-сбросил свой черный плащ, обнаружив простеганное одеяние,
рассчитанное на холодную погоду. В правой руке его вдруг появился большой
кавалерийский пистолет; левой отвел он ударник затвора.
Голос его был мне знаком:
- Если кремень ударит о сталь, джентльмены, уже будет неважно, куда я
направлю свой выстрел. Соблаговолите оставить клапан в покое, шевалье!
Отойдите от крана, сударь!
- Боже!-Сент-Одран узнал нашего таинственного пассажира.-Вы-молодой
герцог, верно?
- Прошу прощения,-вмешательство Клостергейма явилось, как всегда,
бестактным и неуместным.-Разве я не представил вам герцога Критского?
Но я не слушал его. Я смотрел в эти ясные, язвительные глаза за темною
маской-домино-глаза, привыкшие повелевать.
- Это не герцог Критский!-В этом я был абсолютно уверен.
Сент-Одран с Клостергеймом в недоумении уставились на меня, а лицо
мрачной фигуры, что угрожала нам пистолетом, озарилось улыбкой.
Теперь я понял, в чем заключался источник всех этих слухов относительно
странных пристрастий герцога: наряжаться в женское платье и в таком виде
бродить по городу. Я также понял, почему упорные мои поиски герцогини
всякий раз заводили меня в тупик-она славно бы растворялась в воздухе,
подобно дыму. (А герцог при этом всегда почти был где-то рядом.) Я
