Было бы очень хорошо, если бы на этой исправленной орбите не нашлось
места для "Гончего пса". Но тут ученые не могут сказать ничего
утешительного. Поживем, увидим. А увидим - так, может быть, и еще поживем.
Капитан выслушивает заключение и уходит в радиорубку. Он сидит там
часами и днями и слушает тишину. И, когда этого никто больше не ждет,
внезапно словно распахивается окно, и Земля засыпает корабль множеством
слов.
Оказалось, что корабли в определенном отношении счастливее людей.
И в самом деле: памятники людям ставят, в нормальных условиях, лишь
тогда, когда человека уже нет с нами, и он не может больше участвовать в
непрерывной борьбе человечества за счастье. Борются другие - те, кого
вдохновили подвиги, или плоды разума, или просто труд, затраченный ушедшим
на строительство фундамента. Ведь что бы мы ни строили - это всего лишь
фундамент здания, вершина которого уходит в бесконечность.
Не так у кораблей. Вот стоит памятник, к которому давно уже успели
привыкнуть; привыкнуть настолько, что никто больше не думает: что же в
этом памятнике осталось от настоящего корабля? Какая разница? Ведь
памятники ставят идеям, а идея в данном случае остается неизменной.
И вдруг оказывается, что это имеет значение. И что все-таки не макет
вздымается над зеленым лугом, над вершинами сосен.
Все происходит постепенно, не бросаясь в глаза. Жителям недалекого
города и не снится, что в одно прекрасное утро привычный пейзаж лишится
существенной детали... Просто сначала в город приезжают три человека.
Вернее, приезжают каждый день тысячи людей, и эти трое - среди них. Они
берут первую попавшуюся лодку и устремляются к памятнику "Джордано". Люди
как люди, разве что с немного странной - вперевалку - походкой. Могло бы
привлечь внимание еще и то обстоятельство, что, говоря о памятнике, они
упорно не употребляют этого слова, а ограничиваются простым и даже чуть
фамильярным "Джордано".
Люди возятся вокруг памятника, фотографируют, что-то подсчитывают при
помощи портативного вычислителя, делают какие-то наброски. Иногда они
спорят, один из них - длинный, худой - яростно жестикулирует, другой -
невысокий и крепкий - возражает, упрямо встряхивает головой. Третий, не
вынимая трубки изо рта, временами вставляет краткие замечания. Люди эти
могут быть художниками, туристами, мало ли кем еще. Это никого особенно не
интересует. Раз они возятся вокруг памятника, значит, им это нравится.
Пусть.
Они возятся, а иногда, в минуты передышки, молча стоят около корабля,
опираясь ладонями на поверхность главного рефлектора, на неровную
металлическую поверхность, которая кое-где уже успела покрыться пушистым
зеленым мхом. Если вглядеться повнимательней, то можно заметить, как
пальцы этих людей едва заметно поглаживают металл; это движение походит на
ласку, а в глазах каждого из суетливой троицы в такие минуты - странная
мечтательность. Может быть, это просто-напросто - любовь?
Потом вокруг памятника вдруг возникает легкая ограда, отделяющая
почти всю поляну от остального мира. Она невысока, назначение заборчика
чисто символическое. Но он заставляет людей уделить памятнику больше
внимания; чем до сих пор. И люди замечают то, что до сих пор как-то
ускользало от их взгляда.
Например, то, что новая дорога, которую недавно начали прокладывать
от города, ведет прямо к огороженной поляне. По ней уже забегали машины,
нагруженные строительными материалами и механизмами. Не собираются ли
строить у подножья памятника отель для туристов? Возможно. Но непонятно, с
какой стати приток туристов должен вдруг увеличиться в такой степени.
Еще более непонятны сами машины, которые начинают понемногу
располагаться вокруг памятника. Нет, это не строительные машины. Что-то
совсем другое. Многочисленные линии коммуникаций идут от них к кораблю.
Теперь "Джордано" окружают высоченные леса. Правда, они не дотягиваются и
до средней части корабля. Но туда, куда они доросли, длинношеие краны
начинают подавать целые пакеты громоздких деталей. Корабль в своей нижней
части быстро обрастает ими, и постепенно становится ясно, что на
размашистых кронштейнах к корпусу "Джордано" крепятся массивные цилиндры,
в которых уже без особого труда можно опознать ракетные двигатели.
К чему бы это? Наиболее распространенная и правдоподобная из версий
заключается в том, что корабль-памятник решили реставрировать до конца.
Там, в пространстве, при жизни он обладал, мол, такими вот дополнительными
двигателями. Потом их сняли, а теперь, точности ради, восстанавливают.
Догадка кажется заслуживающей доверия. Тем не менее кое-кто из горожан
пытается расспросить непосредственных участников работ. Длинный, худой
человек отвечает охотно: "Достаточно он погостил у вас, мои любознательные
друзья; пора и домой". Спрашивавшие усмехаются и не верят. Они обращаются
к невысокому, который кратко отвечает: "Вам же сказали?" Третий, на
мгновение вынув трубку изо рта, поворачивает к любопытным круглое лицо.
"Алло, ребята, а вы не считаете, что вам здесь нечего делать?"
Дополнительные двигатели установлены. Теперь ясно, зачем здесь
странные машины: те из них, которые не служат источниками энергии, заняты,
оказывается, заправкой: они нагнетают в двигатели топливо.
Неправдоподобная версия долговязого начинает приобретать черты истины...
По цилиндрам дополнительных двигателей ползают монтажники; снизу они
кажутся крохотными, но это не мешает им делать свое дело: соединять
двигатели при помощи целой сети кабелей с приборами внутри корабля. На
площадку начинают прибывать огромные емкости, рядом с которыми даже
дирижабли проигрывают во внушительности; кто-то из наблюдателей опознает в
емкостях вакуум-понтоны. Обычно они служат для переноски тяжелых
сооружений на новое место прямо по воздуху.
Может быть, памятник собираются просто переместить на другое место?
Горожане уже как-то привыкли к нему, да к тому же им обидно: почему вдруг
на новое место? Чем ему плохо здесь? Они возмущаются, а им повторяют все
то же и указывают наверх, в небо.
Наконец, монтажники кончают работу; все машины демонтируются и
вывозятся. Ограда, правда, остается. Вакуум-понтоны уже зачалены за
корабль, но пока мирно парят в воздухе: они еще не разрослись до своих
максимальных размеров. Кажется, эти люди были правы: корабль действительно
уйдет вверх. Сразу же находятся знатоки, которые объясняют: корабль можно
поднять именно таким образом; его собственные двигатели давно
демонтированы, да и будь ори даже в порядке, все равно: этот корабль не из
тех, которые поднимаются с Земли, после минутной работы его двигателей
здесь осталась бы зона пустыни, радиоактивной пустыни. Оказывается, этот
рефлектор - страшная вещь, а ведь вокруг него столько лет ходили без
малейшей опаски. Кроме того, продолжают знатоки, корабль можно привести в
окончательную готовность только там, наверху, где нет тяжести и установка
всего необходимого займет гораздо меньше труда.
А зачем же все это? Кому понадобилось снова приводить старый корабль
в готовность? Как зачем! Он ведь пойдет за людьми, за теми восемью...
Как ни странно, на этот раз знатоки правы. Все это действительно так.
И совсем ясно это становится, когда на площадку к памятнику приезжает еще
один человек.
Горожане его так и не успевают разглядеть. Потому что в этот день
запрещено не то что заходить в ограду, но и близко приближаться к району
"Джордано". Приехавший человек с каменным, иссеченным морщинами лицом,
принимают краткие доклады. Сев в юркую лодку, он несколько раз облетает
вокруг корабля, показывая при этом блестящую технику пилотирования. Затем
он поднимается на лифте в ходовую рубку. Несколько минут сидит там один, и
это очень хорошо. Потому что если бы в рубке сейчас находился еще
кто-нибудь, то он увидел бы странную вещь: как руки прилетевшего,
шершавые, сухие руки, судорожно гладят матовую панель пульта, и на
каменном, угрюмом лице дрожат губы, и глаза внезапно становятся словно бы
больше и блестят сильнее от появившейся в них влаги...
Но когда в рубку забираются остальные, кому положено в ней
находиться, человек уже обретает свой обычный вид. Он задает, последние
вопросы, предписанные ритуалом и техникой безопасности, и выслушивает
надлежащие ответы. Потом в рубке наступает тишина, и непонятным образом
она мгновенно передается и туда, где, на безопасном расстоянии, собралось
множество людей.
- Раздвинуть понтоны! - Мощные усилители разносят эту команду по
площадке и далеко за ее пределами. Люди вздрагивают. Вакуум-понтоны
начинают расширяться, мощные системы рычагов, преодолевая внешнее давление
воздуха, раздвигают непроницаемую оболочку, внутри которой - пустота.
Понтоны становятся легче воздуха; они устремляются вверх, но тяжкая махина
- "Джордано" - держит их на прочной привязи. Понтонам это не нравится;
гравитация - их извечный враг, корабль же пока выступает ее союзником,
хотя на самом деле он скорее жертва. Идет неслышная борьба, звенят до
предела натянутые тросы - и все же громкие возгласы раздаются лишь тогда,
когда корабль отделяется от поверхности земли уже сантиметров на десять:
решающий момент все, конечно, проглядели.
А корабль медленно и безмолвно идет вверх. Но скорость замедляется:
понтонам не выдернуть его высоко, тут нужны другие средства. И они не
замедляют включиться в работу.
Двенадцать невиданных цветов расцветают в вышине; город расположен
далеко от космодромов, и вряд ли один из ста жителей видел, как стартуют
даже небольшие корабли класса Земля-Космос, Земля-Луна. А здесь
поднимается машина класса Космос-Космос, Длинный корабль, кит среди
кораблей. Двенадцать цветов распускаются после краткой команды: "Старт!",
после того как человек в рубке чуть двинул рукой. Несколько секунд вся
система висит на месте; потом тросы, идущие к вакуум-понтонам, провисают,
затем и вовсе отцепляются от вершины "Джордано". Понтоны бросаются
врассыпную, а корабль идет вверх, вверх... Грохот нарастает, а корабль
уменьшается. Вот уже видны лишь огоньки, дрожащие вдалеке, вот и их уже
нет.
Взгляды опускаются вниз; туда, где еще так недавно стоял "Джордано".
Пустая площадка предстает взорам. Но странно: люди не ощущают грусти.
Наоборот, им радостно. Они еще, может быть, не сознают причины, но ведь на
их глазах только что произошло воскрешение корабля, который уже многие
годы считался мертвым. И люди думают: пусть воскресают мертвые - те, без
которых тоскливо бывает человечеству. Пусть воскресают освободители и
матери, поэты - и корабли...
А "Джордано" уже вышел в свой мир. Он с наслаждением вдыхает пустоту;
ведь это - его воздух... Движение в Приземелье перекрыто, графики летят,
но никто не обижается на это. Корабли, заняв отведенные им места, глядят
во все многочисленные глаза. "Джордано" медленно подходит к своей новой
базе: спутнику-семь Звездолетного пояса. И в этот миг все корабли
Приземелья окутываются облачками салюта, включив на миг ходовые и
тормозные двигатели.
Люди покидают рубку. Видно, как они устали; нет, это не так-то
просто, день был прямо сумасшедший. В этом согласны все, и еще в одном:
это был праздник. Большой праздник...
А на Земле, в институте, у окна стоит старый человек и смотрит туда,
где был "Джордано". И, быть может, единственный не думает о празднике, и
настроение его вовсе не лучезарно.
Велигая не было на спутнике целый день. И за это время Кедрин сумел
