Однако слишком уж серьезным было дело. И спасибо Изе за предупреждение;
иначе я сейчас просто хлопал бы ушами, поскольку нужная информация до меня
своевременно не дошла. Ответил он уже без всякого акцента:
- Обсуждалось и полностью одобрено.
Я перевел дыхание.
- Кто огласит?
- Католикос.
- Как вы подстрахуетесь, чтобы не возникло преждевременных слухов?
Серьезная проблема.
- Нет человека - нет проблемы, - усмехнулся он. Потом сказал уже
серьезно: - Поскольку никакой официальной подготовки не будет, все пойдет
через Церковь, то до того самого дня знать будут только священники - а они
умеют молчать. Объявлено будет перед пасхальной службой - и тут же пройдет
опрос.
- То есть за двое суток до нашего дня?
- Так договаривались. Разве нет?
- Все правильно. Молодцы.
- Но мы хотели бы получить гарантии того, что наши условия приняты во
внимание.
- Официально вы можете получить их на следующий после объявления
день.
- А неофициально?
- Неофициально я уполномочен подтвердить их сейчас. Что с
удовольствием и делаю. - Очень рад. Я уполномочен принять их.
Я снова налил.
- Победа!
Мы выпили, и он стал собираться.
- А что у тебя в бочонке? - поинтересовался я.
Он явно удивился:
- "Саперави" - я же сказал.
- Спасибо.
Он ухмыльнулся:
- Но когда ты его выпьешь - или даже раньше, - то найдешь там пакетик
с кассетой, он приклеен изнутри к днищу. Там полная запись того, что
скажет католикос, - им же самим сделанная. Мы подумали: мало ли что -
могут быть сложности с доставкой, а вам понадобится срочно. Имея ее, вы
сможете запустить в любой нужный миг. Так что бочонок оставляю. Вино,
кстати, отличное. Помогает здоровью. Вот сумку я заберу, прости,
пожалуйста.
- Хорошая сумка, - сказал я. - Кстати, запись записью, но неплохо
было бы, если бы в тот день здесь оказался и, так сказать, живой очевидец,
который смог бы авторитетно подтвердить все, что у вас произойдет.
- Есть свидетель.
- Кто?
- Я. Устраивает?
- Более чем. Где я тебя найду?
- В нашем посольстве.
- Прекрасно.
Я проводил его до лифта. За него я не боялся: человек этот умел
постоять за себя - да и за других тоже. Я познакомился с ним давно, в
Германии, где он, правда, был турком; но это уже детали. Заперев за ним
дверь, я вызвал на связь "Реан".
- Что для меня?
Ответили после краткой запинки:
- Пока установлено только, что ваш объект вышел из здания через
служебный выход в сопровождении другого человека, мужчины. Сели в машину.
Номер установлен неточно, сейчас работаем.
- Что с операцией?
- Были небольшие осложнения. Подробности - у Иванова.
- Он на месте?
- Нет.
Я не стал спрашивать - где. Все равно не ответили бы.
Вдруг дала себя знать усталость. Волнительным все-таки был денек. Не
вредно бы отдохнуть, а?
Кстати, что это там подсунул мне генерал Филин? Вот и почитаем - пока
не требует поэта... Я достал папку. Лег на диван. И стал читать.
"Совещание, насколько мне известно, не записывалось. Маршал собрал
нас, тех, кому он доверял совершенно, в частном порядке в дальней
резиденции, куда все мы были доставлены как можно более незаметно. Пока
разговор шел о деле, стол был не накрыт. Потом уже, обсудив главное,
немножко выпили и закусили.
Разговор с самого начала пошел об армии, потому что все приглашенные
были людьми военными. Маршал дал вводную. Она была примерно такой:
несмотря на все усилия властей, страна гибнет. Центробежные силы растут.
Международный авторитет России упал так, что дальше некуда. Это
неудивительно: дипломатия, не опирающаяся на плечи множества людей в
погонах, не видна и не слышна даже на расстоянии пистолетного выстрела.
Сила начинает прирастать армией, а не чем-то там другим. Армия и
деньги - близнецы-братья. Все деньги - у мафии и примкнувших к ней
чиновников, начиная с наивысшего уровня. Причем деньги хранятся главным
образом за границей. Попытка вернуть деньги в страну добром провалилась.
Вернуть силой - такой силы нет. Опереться не на кого. За рубежами у нас
друзей нет, а есть лишь выдаивающие нас и есть злорадствующие. Орел еще
жив, но взлететь не может из-за истощения. Еще несколько лет подобного
развития - и мы окончательно будем жить по инструкциям Вашингтона, явным
или неявным - все равно.
Мы слушали и только кивали насупившись. Все так и было, как он
говорил.
Но несмотря на то, что все мы были в немалых званиях и должностях,
никто не чувствовал за собой ни силы, ни знания того, что нужно было бы
сделать. Все мы разбирались в военной науке; но она тут вроде бы помочь
ничем не могла: воевать у нас не было силы - да и желания тоже.
В таком духе мы и высказывались - от младшего к старшему, как
положено.
Когда очередь дошла до меня, я постыдился сказать просто: "Не знаю".
На самом деле я мог дать совет, в правильности которого отнюдь не был
уверен.
- Есть у меня такая теория, - сказал я. - Как только мы сошли с
исторической директрисы - даже не в девятьсот семнадцатом году, но где-то
в самом начале двадцатого века, так и катились по наклонной до середины
восьмидесятых. А потом сообразили, что дорога эта ведет к обрыву,
скомандовали: "Кругом" - и стали выбираться на направление главного удара.
Но для этого по параллельному пути пришлось вспять пройти все, что было
уже пройдено после того, как сбились. И прошли: не только разруху, голод,
инфляцию, разгосударствление, сиречь приватизацию, но и буржуазную
революцию пятого года, и русско-японскую войну. Только на этот раз
состояла она из двух кампаний, Афганской и Чеченской, результат же был тем
же. Прошли - и вот теперь катимся дальше. И наша задача, по моему
разумению, - зацепиться за тот репер в истории, который установлен в
выгодной для нас точке, в той, где мы побеждали. Вот о чем, считаю, надо
сейчас подумать.
Я полагал, что присутствующие сейчас начнут ржать, как табунные
жеребцы; весело, однако же, никому не было - промолчали. Выдержали паузу,
и потом Сизарев, генерал-лейтенант, командующий Уральским округом,
спросил:
- Это что же, по-твоему, - нам теперь до 0течественной 1812-го
катиться?
До Бородина и Парижа? Не успеть.
- Нет, - сказал я. - Та война шла на нашей территории. Сейчас нам
этого не выдержать. И с Бонапартом воевать нам нынче не с руки. Но есть в
истории зацепки и поближе.
Маршал первым сообразил. И сказал:
- Вы о турецких войнах, если я правильно понял? Он к любому из нас
обращался на "вы".
- Так точно. О них. Но только на этот раз турок нам надо не громить,
а их руками одолеть кого-нибудь посильнее. Тогда это будет настоящая
победа.
- Ясно. Ну что же, господа симпозиум?
Опять-таки Сизарев задал неизбежный вопрос:
- Где же она - нынешняя Турция?
Я хотел еще подумать, прежде чем ответить, но не успел. Голос подал
генерал Исаков - положил в самый угол стола сильно и точно, такие мячи в
волейболе не берутся:
- Да там, по соседству с той, старой.
- Ирак, - резко сказал маршал так, словно выстрелил. И все задулись".
Я ощутил необходимость сделать то же самое. Рчь шла о событиях конца
прошлого века и начала этого - двадцать первого. К ним было приковано
внимание всего мира.
Значит, Ирак. Страна с режимом, который у нас привыкли именовать
тоталитарным. Я невольно усмехнулся, вспомнив, как иные из российских
"голубей" (голубь же, как известно, птица грязная, жестокая и привыкшая
жить за чужой счет), голос сорвавшие требованиями о деликатном отношении и
не дай бог неприменении силы против чеченских бандитов, грабивших поезда,
угонявших самолеты, уводивших людей в рабство и все такое прочее, -
голубки эти с восторженным придыханием приняли обстрелы и бомбежки,
которым Штаты подвергали Ирак. Потому что там, мол, фашистский режим, и
так ему и надо. Чем отличался иракский тоталитаризм или фашизм от
чеченского, миролюбцы как-то не задумывались.
Ну, Ирак, конечно, от мало-мальски приемлемой демократии был весьма
далек. Однако подобных режимов в те дни на свете было хоть пруд пруди - и
в Африке, и в Азии, и в Латинской Америке. Но Ирак бомбили не из-за этого
вовсе, но по той причине, что Штатам, которые в те дни повсеместно и не
без нований нарекли всемирным жандармом (а сами амержанцы и не скрывали,
что им такая роль по вкусу, она целиком укладывалась в их миропонимание),
так уж не нравились иракские порядки. Дело было в том, что Багдад
откровенно вместе с Ираном, несмотря на их взаимную неприязнь,
противостоял Америке, и его нефть Америкой не контролировалась. Остальные
же мусульманские страны хотя американцев и не поддерживали, но помалкивали
- потому, быть может, что экономически продолжали зависеть от них, а может
быть, еще и по той причине, что рассчитывали на быстрое усиление исламских
сил в самих Штатах. Что касается России, то Она прежде имела в Ираке
немалый вес, однако лишь до того, как Штаты разгромили в 1990-м тот же
Ирак за попытку расшириться за счет Кувейта. Наши тогдашние власти почли
за благо согласиться с американцами. Те обещали денег, потом, правда, не
дали, да и заранее было ясно, что не дадут в долг, а будут лишь пытаться
купить все, что тут плохо лежит; а все лежало плохо. После этого Восток
Россию и вовсе перестал принимать в расчет как возможного союзника в
диспуте со звездами и полосами...
...Телефон зазвонил, и я отвлекся от размышлений. На проводе оказался
"Реан".
- Нашли? - спросил я.
- Удалось установить, кому принадлежит машина. Владелец у нас никак
не проходит. Вероятнее всего, происшествие не имеет отношения к текущим
делам.
Таким нейтральным выражением обозначалось то, что мы уже успели
сделать, и все, что еще только предстояло. Сами же мы - действующие лица -
между собой называли все это просто игрой.
- Ладно, машина. Куда она поехала?
- Установлено, что была замечена на выезде из города на Волоколамском
шоссе. Все оповещены. Ищем.
Хреново все-таки работает "Реанимация", не могут найти
одну-единственную женщину, похищенную у них из-под носа. Как же они,
интересно, собираются предотвратить убийство Искандера? Нет, тут надо
полагаться только на себя. Почти только на себя - Где Липсис-Седов?
- По нашим данным, сейчас - в посольстве.
- Хорошо. Долинский?
- У себя дома.
- Как с эксгумацией?
- Не с чем работать: все были кремированы.
- М-да, это усложняет. А по истокам прошлись?
- Тут вырисовывается интересная картинка...
- Когда вырисуется, сразу же сообщите. Я у себя в номере. Если буду
перемещаться - предупрежу. Все, конец.
Я не стал слушать подробности, потому что мне сейчас было уже ясно,
или почти ясно, что у них там изобразится.
Едва я повесил трубку, как телефон зазвонил снова. Наташа?
- Слушаю.
- Витал? Это Изя.
- Давно не виделись, - сказал я.
- Я на минутку, по делу. Ты помнишь - завтра торжественное открытие
высшего Мадраса?
- Память пока не подводит.
- Будешь там? Мне намекнули - хорошо, если бы ты показался.
- Кому хорошо, пусть и показывается. Я - пас. Просто не найду
времени.
- Ладно. Так и передам.
- Все?
- Да вроде бы... А, вот еще: Наташа вернулась?
Я насторожился.
- Пока нет. Ты что-нибудь знаешь?
- Ты не волнуйся. Думаю, завтра она будет дома.
