всякое очень массивное тело, Россия не любит крутых поворотов, они всегда
приводят к катастрофам. Как революции прошлого века - и девятьсот
семнадцатого года, и девяностых годов. России для поворота нужна дуга
большого радиуса. Иначе - быть нам под откосом. Но даже и по такой дуге
надо поворачивать умело, нажимать на тормоза плавно - иначе колеса
заблокируются и машина пойдет юзом - вернее, ее понесет...
Собственно, для того, чтобы корректировать скорость с дорогой, и
сушествуют советники.
- А вы уверены, что новый государь будет в них нуждаться? Или захочет
терпеть их?
- Ни один правитель, наследственный или выборный, никогда не
обходился и не будет обходиться без института советников. И среди них
должны быть обладатели разных точек зрения. Это особенно важно в начальный
период правления, когда государь уже обладает властью, но не успел
набраться опыта ее использования. Как бы это ни называлось - диван,
боярская дума или Совет Безопасности...
- Следует ли понимать это так, что вы тоже стремитесь стать
советником государя?
Долинский ответил не задумываясь:
- Я этого и не скрываю. Советником, причем не самым главным, потому
что вряд ли при государе сразу определится свой Ришелье. Но когда придет
час выделиться - хочу, чтобы российский Ришелье носил фамилию Долинский.
- Какие же советы вы намерены ему давать? Тише едешь - дальше будешь?
- Я ведь не говорил, что собираюсь быть только тормозом, хотя он и
является необходимой деталью. Скорее - комбинацией, скажем так, тормоза и
гирокомпаса. Потому что лучшие в мире тормоза не помогут вам доехать до
цели, если вы свернули не на ту дорогу. Из этого следует, что главным
моментом является мгновение правильного поворота, по-тому что ложный путь
не приведет вас к цели. А перекрестков существует множество, и запутаться
в них очень легко...
Он на секунду умолк, и я воспользовался этим, чтобы задать ему вопрос
не на тему:
- Скажите, такие сравнения вы используете потому, что вам самому
пришлось стать жертвой автомобильной катастрофы? Он поднял брови:
- Гм. Знаете, наверное, так оно и есть - хотя я об этом не
задумывался.
Но это, в конце концов, не важно. Я хотел сказать вот что: моя цель -
предостеречь государя от неверных поворотов, которые могут принести ему и
России множество крупных неприятностей. Именно в начальный период
царствования государь может наделать больше всего ошибок - и ошибок
губительных.
- Например?
- Это ведь не шутка - открыть или хотя бы лишь приоткрыть исламу путь
к Центральной и Западной Европе... Ну, тут, у себя дома, - это вроде бы
наше дело, это относится, так сказать, к нашим семейным проблемам и
внешний мир не очень-то будет волновать. Как его, откровенно говоря, не
волновало наше безбожие на протяжении почти всего прошлого века. А вот
внешнеполитическая линия - это очень существенно. Конечно, мировая сила,
равновеликая Америке, должна существовать - для пользы той же Америки,
кстати, которой нужен хотя бы воображаемый противник.
Иначе они нередко теряют чувство меры в отношениях с другими, а это
никогда не сходит с рук безнаказанно. И, безусловно, только Россия
способна стать такой силой - во всяком случае, она может справиться с
такой задачей намного быстрее, чем кто-либо другой. Разумеется, в этом
процессе она должна и будет опираться на ислам, который снабдит ее всем,
чего у нее на сегодня недостает. Но вот тут и нужен поворот неторопливый и
очень, очень плав-ный; иначе мы смертельно напугаем весь Запад, а страх
далеко не всегда является полезным инструмек том.
Он побуждает к резким телодвижениям, а ведь даже при самой высокой
скорости движения мы не сможем подняться до нужной высоты за несколько
месяцев, даже за несколько лет. И все это время нам было бы очень трудно
обходиться без Америки, без Запада вообще - потому что нельзя выдавать
никому в том числе и исламу, лицензию на исключительное влияние в России.
А ведь нежелательный эффект можно вызвать буквально несколькими словами...
- Вы будете стараться влиять на государя в этом направлении?
- Я постараюсь доказать ему мою правоту - после того, разумеется, как
получу возможность изложить ему мою точку зрения. Все другие - я уверен -
будут навязывать ему другое правило: "Лови момент"... То есть жми на газ.
- Скажите, когда вы рассчитываете встретиться с Искандером? Он
взглянул на меня как-то странно.
- Это необходимо было бы сделать еще до его первого публичного
выступления. Чтобы не прозвучали какие-то заявления, которые окажутся на
руку лишь нашим недоброжелателям.
- Иными словами, вы будете стараться как можно быстрее получить
аудиенцию?
- В таком желании не было бы ничего нахального. Однако, как бы ни
казалось это нелогичным - я не стану добиваться такой встречи. Буду
испрашивать аудиенцию после всех прочих.
Это оказалось для меня неожиданным.
- Почему же, профессор?
- Причины чисто этические. Как правило, первыми добиваются таких
встреч люди, жаждущие добиться чего-то для себя лично. Не хочу, чтобы меня
сочли одним из них.
- Вас волнует общественное мнение?
- Меня волнует мнение претендента - и, надеюсь, будущего государя.
Хочу, чтобы он с самого начала отнесся ко мне без предубеждения.
Конечно, до съезда азороссов я его не увижу. Но там будут сказаны
лишь самые общие слова, которых обычно никто не принимает всерьез.
Первую настоящую программу он обнародует, надо полагать, накануне
избрания. Вот перед этим я и надеюсь встретиться с ним. Тем более что я -
не исключено - войду в состав Всероссийской коронационной комиссии. Как
один из представителей науки. Вот тогда - перед референдумом - я намерен
использовать для встречи с ним любую возможность. Конечно, если бы я смог
увидеть текст его речи на съезде - пусть даже не текст, хотя бы достаточно
подробные тезисы - быть может, я убедился бы, что в моих советах нет
актуальной необходимости. Но с текстом никого не знакомят...
В этом у меня имелись немалые сомнения, но я не стал высказывать их
профессору. И, чтобы отвлечь его от этой темы, спросил:
- А вам самому, профессор, нравится ислам как мировоззрение?
Он ответил не сразу:
- Откровенно? Нет. Но как за политическим теечением я признаю за ним
большую силу. Для этото не нужен Бог весть какой ум.
- Мне кажется, я понял. Вы не доверяете исламу - и потому решили
оказывать сдерживающее влияние на его продвижение у нас.
- Я против всего, что может помешать мирному и плавному развитию
государства.
Может быть, в этой теме еще стоило бы покопаться. Но вместо того я
решил задать вопрос поострее:
- Следует ли понимать вас так, профессор, что, будь ваша воля, вы и
этот вот - сегодняшний процесс растянули бы, скажем, на несколько лет?
Он медлил с ответом - похоже, решал, стоит и вообще комментировать
мое предположение. Наконец неохотно выговорил:
- Сие от меня не зависит...
- Но если бы зависело?
- Как сказал Ньютон - гипотез не измышляю.
Ну что же, поговорили. К тому же у меня возникла необходимость срочно
связаться с теми, кто ждал моих звонков. И я решил закончить сеанс,
вежливо поблагодарив:
- Я вам крайне признателен, профессор.
- Не за что. Наоборот, это я буду очень благодарен вам, если
высказанные мною мысли станут достоянием общественности в наикратчайший
срок.
- Да, но мой журнал, знаете ли...
- Это долго, я понимаю, да и выходит он не в России. Но вы можете
сделать краткую экспликацию, а я помог бы поместить ее в каком-нибудь
популярном издании здесь, даже в завтрашнем номере.
- Не могли бы вы пояснить - в каком именно?
- Это важно для вас? Хорошо, я сообщу вам после заседания. Возможно,
это будет "Третья газета"...
- Ну, еще раз - спасибо вам, профессор. Пойду разыскивать мою даму.
- Это та самая, что избавила меня от глупой собеседницы? Красивая
девушка.
Он произнес это тоном знатока. Возможно, таким он и был.
Я кивнул, прощаясь, и отошел. Достав сигарету, вышел из подъезда и
закурил. Огляделся. Нашарил в кармане мой аппарат. Вынул. Набрал номер на
крохотном пульте. Ответили, как всегда, без запинки:
- "Реан".
- Здесь Фауст. Информация.
- Готовы.
Я нажал клавишу кодирования и вторую - скоростной передачи. Запись
прошла быстро.
- Как приняли?
- Чисто. Сообщения помимо?
- Прошел по треугольнику. Пока спокойно. Но готовьте очередную
группу.
- Делаем. Ваше впечатление от разговора?
- Полагаю, что выстрел вхолостую. Он не будет на встрече.
- Примем к сведению.
- Конец связи.
- Конец. Я спрятал аппарат и пошел навстречу Наташе, только что
вышедшей из дверей. Значит, и Долинский отпадает. Как, впрочем, и все те,
с кем я успел поговорить до него. Следует ли сделать вывод, что покушение
планируется осуществить не во время встречи? А если не при встрече и не по
дороге, то когда же? В зале съезда? Но там если даже и найдется отчаянный
смертник, то ему не позволят даже ручку из кармана вытащить, не то что
оружие. Конечно, при условии хорошей предварительной проверки. Что же,
придется ее сделать. Но вообще - пока никаких доказательств серьезной
операции по устранению претендента Искандера. "Поистине, в этом - весть
для людей поклоняющихся!" - как сказано в суре "Хадж", аияте сто шестом...
Я обнял Наташу за плечи, и мы направились было к машине.
Глава десятая
Отлучусь на минутку, - сказала Наташа, -- когда мы отошли в сторонку,
чтобы освободить проход для посетителей. - Обождешь меня здесь?
- Тут слишком открыто, - сказал я. - Лучше внутри. Буду справа от
выхода. Постарайся не очень задерживаться, ладно? У нас сегодня еще полно
дел.
- Я же сказала - на мгновение...
И она исчезла. Стараясь не толкаться, я и занял условленную позицию.
Первые десять минут ждал спокойно, вторые - волновался, чем дальше,
тем больше; но про-должал стоять, разыскивая ее в толпе взглядом. Когда
пошла третья десятиминутка, я понял, что жду совершенно напрасно: Наташу
просто не следовало отпускать одну, учитывая всю многозначность возникшего
положения. Сейчас ее наверняка в здании уже не было, хотя оставалось
неясным - по своей ли воле она вышла из игры или ее выключили.
Рассчитывать на свои силы было бессмысленно, и я, отвернувшись от публики,
вытащил мой аппарат связи. Отсюда, из вестибюля, сигнал проходил хорошо.
- "Реан".
- Фауст. Нуждаюсь в помощи. Срочно.
- Слушаю. - Исчез мой человек. Полчаса тому. Объявляю поиск.
- Данные?
Я начал описывать. Меня сразу же прервали:
- Человек известен. (Ну конечно. Наивно было бы думать, что свои не
держали меня постоянно в поле зрения. Условий игры никто не отменял.)
"Реанимация" между тем продолжала:
- Предположения, подозрения?
Они, разумеется, во мне уже пышно колосились, но делиться ими я не
собирался: слишком много в них было личного.
- Пока - ничего определенного. Работайте - Уже начали. Будем сообщать
по мере получения результатов. Куда?
Этого я еще не решил.
- Найдете, - сказал я, имея в виду на этот раз самого себя. - Буду в
пределах слышимости. Имеются ли другие новости?
- К нам обращались с просьбой вывести на вас.
- Кто? - У нас не учитывался.
"У нас не учитывался" - значит, одно из двух: либо человек никак не
был ввязан в игру, либо же был закрыт до такой степени, что даже на нашем
уровне о нем ничего не знали.
