в снах несчастного бродяги из медиолана
на страницах воспоминаний - испарений модной латыни
в складках платья красы ослабевшего римского клана
на сосках привыкших к сыпи от семени перламутра
и в клочках кожи ее нежного брата
умирающих под ногтями до наступления утра
в ее мутных слезах где густеет вина и утрата
в той крови которою бойкий монах льет из
запястий улавливая могущество христа
в запечатленных тупиках ресниц слетающих вниз
жалящих двух счастливцев из ста -
ты увидишь мой страх во всем если плещется тишина
если племя отсталых возвратится с трофеем - кровью мага
в пластиковой бутылке. я не помню других условий. только ты - жена.
присмотрись: ни тепла ни крови здесь нет - лишь слова и бумага.
нет я завидую еще если пробежит насекомое счастья
по твоему животу - просто ищу замену тоске
заведомо ты - козырной масти -
и мне суждено ночевать на песке
ушли различия. я могу довериться только рукам моим
вымазанным в черной холодной смоле.
негде - спрятаться здесь двоим.
все - давно мертво на этой земле.
Посвящается Тенетам-98. Номинировано на конкурс иронической поэзии
альманаха "Сирано"
СТИХОТВОРЕНИЕ НА СТИХОТВОРЕНИЯ
НА СМЕРТЬ БРОДСКОГО
Бродский - наше все, что не Пушкин.
На свято место не позарившись,
Глаза потерянно потупивши,
Жгу погребальные пожарища
И посыпаю пеплом рубище.
В каких отшельничать урочищах?
Увечиться? Увековечиться?
Какой светильник обесточился!
Какой матерый человечище!..
Власа подъяты и всклокочены,
Не пишется - почти пророчится!
"Погиб поэт", иї
(Рифму!)
їОЧЕННО
Не славы хочется, но творчества.
Приходится - творцы ли, твари ли -
Покуда чувства не остыли в нас,
Возясь в его инструментарии
Что поблестящее притыривать.
Чтоб, переписывая начисто,
Назвать и смерть капризом гения,
Русскоязычное чудачество
Производя в стихослужение.
ledra <>
Поговори со мной, буфет
Буфет был старый, закопченный, но Арефьевне нравился. Тараканам он тоже
нравился, поэтому они основательно засидели и резные виноградные кисти, и
составленные из небольших призм стекла оконца. Красоты для на буфете стояла
потемневшая гипсовая полуголая баба в полотенце и без рук (осталась от
предыдущих жильцов) и невесть откуда взявшийся сиреневый кристалл, который
Арефьевна окрестила Алатырь-камнем.
Старый телевизор уже давно шипел и мигал, поэтому бабка разговаривала с
буфетом. В комнате был еще комод на залихватских гнутых ножках, но кто же в
здравом уме станет разговаривать с комодом? Арефьевна была в здравом уме,
поэтому она разговаривала с буфетом. Книг она отродясь не читала,
радиоточка бесперечь бубнила рекламу или орала хамские песни, от которых
брала оторопь, а старый и брюзгливый кот Спиноза (чудацкую кличку ему дал
сосед-очкарик) большей частью дрых. На разговоры он реагировал вежливо, но
в глазах его стояло такое терпение, что Арефьевну сбивало с мысли. Кот был
себе на уме и знал что-то важное; похоже, в какой-то из жизней он был то ли
даосом, то ли далай-ламой. Арефьевна все равно ничего ни о тех, ни о других
не знала, вот он и молчал.
Буфет тоже молчал, но молчал как-то сочувственно. Арефьевна много
рассказывала ему и про стерву-сноху, и про нынешнюю молодежь... "Не те
времена, не те..." - молчал буфет. Арефьевна все собиралась почистить его,
да боялась - развалится. "Ладно,- молчал буфет, - и так проживем. Скоро нам
обоим на свалку." -"Молчи, супостат"- обижалась Арефьевна. Только как его
одернешь, если он и так молчит?
Попив бледного чаю с раскрошенным печеньем, бабка заваливалась спать. Сны
отчасти заменяли ей телевизор, вот только программу нельзя было переключать
по своему хотению - смотри, что показывают. Арефьевна любила смотреть сны
про деревню, но их показывали все реже. Сегодня ей повезло: проворочавшись
всего час на продавленной тахте, она разглядела покосившийся плетень,
который охальник и бузотер Тихон все грозился наладить, вросшую в землю
избу и болтавшегося во дворе Барбоску. Небо было серым, а ельник вдалеке -
и вовсе черным. Из ельника кто-то вышел. "Неужто Мокоша?" - утешилась
Купава (в Этих снах она всегда звалась Купава, хотя наяву ее звали Раисой),
и побежала навстречу, путаясь в сарафане. Покрытая инеем трава холодила
босые ноги (в квартире отопление грело еле-еле, а электрокамин бабка
включала редко - экономила). Дед Мокоша выглядел совсем худо, состарел и
как-то поблек. Купава хотела спросить его, отчего он так долго не
наведывался в село, но он шептал непонятно и что-то протягивал ей.
Приглядевшись, она увидела полупрозрачный сиреневый камень. "Ключ-камень,
забрать хотят, не отдавай, спрячь надежно, иначе - Хаос..." - шептал дед
непонятно. Небо вовсе стемнело, внезапно сверкнула молния, на мгновение
обратив ельник из черного в белый. Дед все совал ей камень, а тучи
склубились уже совсем как дым от прелой листвы, и этот дым охватил и
Мокошу, и Купаву, и камень в трясущейся руке старца. Купава рванулась
отчаянно, закрывая собой и старца и камень от неведомого лиха, но невесть
откуда выпрыгнул кот, шипя прыгнул прямо в дым, опять сверкнуло...
Арефьевна проснулась в поту, сердце колотилось как молот. "Тьфу, нечистая
сила!.." - выругалась она. Пора было идти на рынок, где она приторговывала
папиросами и семечками. Бабка надела душегрейку и салоп, поставила на огонь
закопченный чайник и потянула из кладовки заплатанную кошелку. Кот против
обыкновения не спал - зализывал ухо. "Где ж ты ухо умудрился поранить,
лиходей?" - подивилась Арефьевна. "Спасибо, девица, что сберегла камень"-
почудился издалека голос Мокоши. Бабка подозрительно покосилась на кота, но
кот молчал. Молчал и буфет. Кот сидел на буфете между бабой в полотенце и
Алатырь-камнем. Приглядевшись, Арефьевна увидела на камне выщерблинку и
оторопело уставилась на нее. Или она всегда тут была? "Ясное дело была,
старая ты калоша"-сказала она себе, и, совсем успокоившись, засобиралась на
рынок.
Ехида <>
Была у дворника мечта:
ходить в кино и пить вино.
Но не хватало ему на
ходить в кино и пить вино.
И он повесился тогда,
теперь ему уж никогда
ходить в кино и пить вино.
-А где же "не"?
-Пошел ты на!
<>
* * *
Когда-нибудь все уляжется.
Когда-нибудь все успокоится.
И мы пристроимся рядышком
с доброй улыбкой покойницкой.
Подсохнут слезки накапаны,
подмерзнут сопли развешаны.
Пускай собой не оплаканы,
зато другими утешены.
И только в ужасном кошмаре мы,
раскрывшись во сне на рассвете,
опять будем теплыми тварями
в мире, в котором ветер.
Горчев
Воскресенье, 3 октября 1999
Выпуск 62
"...- Попробуйте вот это, гайдзин-сан. Ломтики сырой рыбы-табуретки и
кусочки морского
противотанкового ежа. Полейте соусом. Вот так. Старые рыбаки говорят, что
отведав мяса
противотанкового ежа, ни один человек уже не способен сочинять танку. Та шо
там сочинять, вже
и слушать даже нэ може. На концах иголок, бачишь, хлопець, еж имеет три
зазубрины, похожие на
трехъярусную крышу храма в Киото. Полюбуйтесь, гайдзин-сан..."
Павел Афанасьев. КЭМПАЙ (по ссылке)
здесь бытует поверье что баба всегда права
именно потому что женщины странные существа
я никогда-никогда не пойму почему
я не пойму даже почему я этого никогда не пойму
издалека они здорово смахивают на людей
рядом с ними легко забыться и перепутать ночь день
они чистюли поэтому в шерсти ни вшей ни блох
их тела хороши на ощупь похожи на спелый плод
иногда их кладут в постель чтобы ее согреть
между ног у них будет влажно если там потереть
их тонкие шкурки из плюша сшиты заподлицо
каждое утро они рисуют себе другое лицо
никому не известно откуда они приходят куда идут
но если их приласкать они станут готовить тебе еду
сергей свиридов
"....Я вчера взяла нож и приставила к его горлу, и сказала: тебе надо
сделать пересадку тела, тело у тебя рыхлеет, его скоро можно будет рыхлить.
Представляешь, он испугался.
Я приболела, и он носил мне чашки, сигареты, тарелки - туда-сюда. Маячил,
как маятник. Маятник силен постоянством. И грузилом. Кто-кто, а грузило он
отменный.
Мама тоже говорит: возможно, отключат газ, воду, свет, тепло, и природа
испытает нас, - чему мы научились за века цивилизации. Мама и не
подозревает, что совершает древнейший ритуал, - сбивает с толку злых духов.
Духи завистливы, и, чтобы они не навредили нашему благополучию, нужно их
одурачить..."
Ольга Риль. ЗДРАВСТВУЙ, ОЛЯ (по ссылке)
Тень Победы.
В погребальном костре догорает Париж,
Из-под скованных ног убирают скамейки.
В изувеченных временем пальцах еврейки
Задыхается рыба по имени Фиш.
Хладной дланью крещен архидьяконов сын.
Он, бесцельно слоняясь в сенях синагоги,
Простирает в отчаяньи руки и ноги
И в прострации пьет жигулевский бензин.
От тревожных предчувствий скончался комбриг,
И застыли в мятежном порыве торосы
На разбитом о поручни сердце матроса -
Он в двенадцатый раз бороздил материк.
Им открыты мыс Горн и бутылка вина,
Храм Христа-на-Крови и кингстоны "Авроры",
Но утрачена амфора из мельхиора,
Где хранятся корица, кураре и хна.
Его сон был так сладок в голодный сезон;
Над холмами парил его гроб из бамбука.
Но заглохла на склоне родная базука
И двоюродный "Стингер" затоптан в газон.
По пустыне влачился наш призрачный полк,
Наш седой генерал был отравлен компотом.
И рыдала супруга ефрейтора Лота,
И катились алмазы в подстеленный шелк.
А в Гоморре вовсю бушевал геморрой;
Чемодан компромата был сдан военкому,
Но потерян на пыльной дороге к Содому,
Всем известному нынче как город-герой.
Ни к чему оказался луженый наган -
Диверсанты в патроны насыпали ханки.
И ползут по бумаге японские танки,
И палят из орудий в граненый стакан.
...Грохотали тамтамы. И сей звукоряд
Органически вписан был в марево боя.
Эти трупы в окопе - не мы ли с тобою,
Мой безжалостный враг, мой товарищ и брат.
В. Крупский, К. Константинов
растворилось в морском песке все что знал о вине
все что тешило вкус и было полезно для десен
я пишу свое имя днем языком на спине
доедаю так осень вторую - другую осень.
здесь просчитано кто зачем на какой крест нанизан
и подобие странных судеб давно вошло в моду
мы - не просим разбавить терпкую кровь диониса
и не помня как жить положено - льем вино в воду.
только надо уметь убрать в ящик свой виноград
его грозди прозрачны липки. на вкус - пластилин.
и забыть, затоптать ту мысль что скулит: "иногдаї
нам позволено больше чем дегустация вин"
viveur
* * *
Молчать и слушать этот гимн земли -
Ночное пенье, стон автомобилей,
Тревожный шепот юных Мессалин...
Здесь тишина совсем иного стиля,
Здесь, за потухшим маленьким окном,
Где сквозь решетку в дом вползает осень
И у меня, как зверь, защиты просит...
А я бессильна. Я спешу венок
Сплести из веток ивовых, и прочь
Из города - на свет, на лунный берег,
Где каждый шаг замедлен и размерен,
И, как всегда, сюжет подарит ночь,
Сюжет Басе: лягушка, ива, пруд.
Луна, в пруду качаясь, сеет тени.
Мы вспомним все в грядущий день осенний
И время-мячик выпустим из рук...
Алла Гирик
ЛЕНА
Конечно, ты все-таки пешка
И даже не рвешься в ферзи.
И денежка падает решкой
И тонет в родимой грязи.
Конечно, вся жизнь за оградой,
И близко смурная река...
Кудрявая, что ж ты не рада?
Смотри, как бегут облака!
И солнце печет на пригорке,
Последний сугроб теребя, -
Оно по-весеннему зорко,
И с неба заметит тебя,
И бывший твой дом, и калитку,
Строфу из почтовых имен,
Окно, полыхнувшее слитком
Златых, незабвенных времен.
Погладишь холодную стену
И дальше пойдешь налегке -
Хорошая девочка Лена,
Синица в Господней руке.
Лопух
* * *
Над городом сонным висела луна,
и я в беспокойстве очнулся от сна,
за окнами ночь голубая плыла,
дул ветер холодный, поземка мела.
Напротив по крыше ходили коты,
черны, одиноки, печальны, как ты,
они обходили карнизов края
и были задумчивы, так же как я.
Конечно же, если быть точным во всем, -
был кошкой один, а другой был котом.
По крыше они добрались до конька,
