и начала скакать по комнате, в экстазе хлопая в ладоши. - Совершенство!
Совершенство! Совершенство! И еще раз совершенство!
Из дверей, которых он не видел, из-за портьер, которых он не заметил, пока
они не зашуршали, с лестниц, которые сливались со стеной, пока он не увидел
ступающие по ним сандалии, в комнату вошли молодые мужчины и женщины -
почти все белые, несколько черных. Никто из них не был похож на индийцев,
кроме одной девушки, да и та, решил Пауэлл, скорее еврейка или итальянка.
- Позвольте мне представить вам еще одно доказательство совершенства
нашего Великого Всеблагого Владыки, - громко объявила Джоулин, обращаясь ко
вновь прибывшим, и рассказала им про город Джейсон в штате Джорджия, про
историю взаимоотношения рас - белой и черной, как они всегда старались
держаться подальше друг от друга, но как Всеблагой Владыка сказал, что его
совершенство не знает расовых барьеров. - И вот, в доказательство этого, ~
в полном восторге заключила Джоулин, - перед нами негр, который приехал
сюда по первой просьбе моего отца, белого расиста. О, совершенство, воочию
мы зрим!
- О, совершенство, воочию мы зрим! - нараспев повторили все собравшиеся
в зале. - О, совершенство, воочию мы зрим! - И Джоулин Сноуи провела
преподобного Пауэлла сквозь группу молодых людей к двойным белым дверям,
которые сами собой раздвинулись. За ними обнаружился лифт.
Когда дверцы захлопнулись и они остались вдвоем, преподобный Пауэлл
сказал:
- Мне не кажется, что обман - это разновидность совершенства. Ты
солгала, Джоулин.
- Это не ложь. Раз вы здесь, разве это не большая реальность, большее
доказательство истины, чем клочок бумаги? А значит, меньшая правда отступает
перед большей.
- В твоем письме содержался обман, дитя мое. Обман остается обманом, ложь
- ложью. Ты никогда раньше не лгала, дитя мое. Что они с тобой сделали? Не
хочешь поехать домой?
- Я хочу достичь совершенного блаженства с помощью Всеблагого Владыки.
- Взгляни на меня, дитя мое, - сказал преподобный Пауэлл. - Я проделал
долгий путь, и я устал. Твой отец беспокоится о тебе. Твоя мать беспокоится
о тебе. Я тоже очень беспокоился о тебе. Я приехал сюда, потому что думал,
что тебя похитили. Я приехал сюда, потому что мне показалось, что твое
письмо - это зашифрованное послание и ты зовешь меня. Итак, хочешь ли ты
поехать со мной и вернуться домой в Джейсон?
Джоулин склонила голову набок и уставилась ему в грудь - казалось, она
пытается сформулировать очень непростой ответ.
- Я дома, преподобный отец. И вообще вы ничего не понимаете. Вы думаете,
вас привело сюда то, что вы называете христианской добродетелью. Но это не
так. Вас привело сюда совершенство Великого Всеблагого Владыки, и я так рада
и так счастлива за вас, потому что теперь вы сможете соединиться с нами в
блаженстве. А вы ведь уже не молоды и могли не получить такой возможности.
Двери лифта открылись, и их глазам предстала комната, где стояла роскошная
мебель, отделанная хромом и черной кожей. Мягкие глубокие кресла, большие
диваны, круглые стеклянные столики, светильники - все это было похоже на
картинку в модном журнале, который преподобный Пауэлл однажды купил по
ошибке. Их с миссис Пауэлл тогда очень позабавили цены. Некоторые предметы
обстановки стоили столько, что за эти деньги можно было бы купить целый дом.
"Бип!" - пропищало в дальнем углу комнаты, которая пахла как
ароматизированная салфетка в самолете.
- Вот мы и пришли, - объявила Джоулин. - Это внутреннее святилище -
сердце Миссии Небесного Блаженства. О совершенство, всемилостивое
совершенство!
"Бип!" - снова раздался тот же звук. Преподобный Пауэлл вгляделся вглубь
огромной комнаты с низким потолком.
Пищал какой-то автомат - что-то вроде огромного ящика; по бокам его
нервно дергались две пухлые светло-коричневые руки.
"Бип!" - пискнул автомат.
- Черт! - раздался голос из-за ящика.
- Преподобный Пауэлл здесь, о Великий Владыка, - пропела Джоулин
писклявым голосом.
- Что? - донеслось из-за ящика.
"Бип!" - пищал автомат.
- Преподобный Пауэлл здесь, как вы и предсказывали, о совершенство, о
неземной свет!
- Кто?
- Тот, о ком вы сказали, что он приедет. Христианин. Баптистский пастор,
которого мы представим всему миру обращенным в нашу истинную веру.
- Что? Что ты несешь?
- Вспомните письмо, о Великий.
- А, да. Ниггер. Тащи его сюда.
Джоулин схватила Пауэлла за руку и с сияющей улыбкой кивнула, чтобы он
следовал за ней.
- Мне не нравится это слово. Последний раз, мой юный друг, меня так
называли головорезы в закусочной твоего отца.
- Вы не понимаете. В устах Всеблагого Владыки слово "ниггер" звучит
совсем не оскорбительно. Да и что такое слово - два ничего не значащих
слога. "Ниг" и "гер". И больше ничего.
- Это не тебе решать. И не твоему владыке.
Когда преподобный Пауэлл увидел Всеблагого Владыку, он кивнул головой и
сказал себе "Ага!", как бы в подтверждение собственных мыслей. Он уже понял,
что в этом здании ничему удивляться не следует. На Всеблагом Владыке была
лишь пара слишком тесных белых трусиков. Никакой другой одежды на этом
пухлом светло-коричневом теле не наблюдалось.
Он был похож на сардельку, перехваченную посередине лейкопластырем.
Юношеский пушок пробивался над четко очерченными губами. На лоб ниспадала
прядь сальных черных волос. Он стоял перед экраном, вроде телевизионного,
внимательно следил за прыгающей по экрану светящейся точкой и крутил ручки
по бокам автомата.
"Бип!" - пропищал автомат, и точка с сумасшедшей скоростью пролетела от
одного края экрана к другому.
- Минутку, - сказал юноша.
На вид Пауэлл дал бы ему лет пятнадцать-шестнадцать. Губы его нервно
дергались, в речи чувствовался слабый акцент - так говорили белые юноши и
девушки, приезжавшие много лет тому назад на Юг, чтобы бороться за
гражданские права негров.
"Бип, бип, бип!" - пропищал автомат, и Всеблагой Владыка широко
ухмыльнулся.
- Ладно, так ты и есть тот самый ниггер? Тогда к делу. Я - Шрила Гупта
Махеш Дор. Для тебя - Великий Всеблагой Владыка.
Преподобный Пауэлл устало вздохнул. В этом вздохе было все: сотни миль по
пыльным дорогам Индии; ночевки на заднем сиденье автомобиля; созерцание
увозимых куда-то сотворенных из человеческой плоти монументов голоду;
беспокойство о судьбе белой девушки, которая когда-то была так мила и добра
ко всем. Обо всем этом он вздохнул, и когда заговорил, то понял, что
бесконечно устал:
- Юноша, вы ошиблись адресом - со мной ваш номер не пройдет. Моя душа
принадлежит Господу Иисусу. А ты, Джоулин... Мне жаль тебя. Это не духовный
человек.
- Отлично, - сказал Шрила Дор. - Всю эту фигню можно опустить. Мое
предложение очень простое. Мы с тобой могли бы сотню лет нудно препираться
друг с другом, ссылаясь кто на апостола Павла, кто на Веданту, или какое там
еще дерьмо сегодня в моде. Вот что я предлагаю. Я знаю, как ты должен жить,
чтобы быть счастливым. Слушай. Язык дан тебе для того, чтобы чувствовать
вкус. Глаза - для того, чтобы видеть. Ноги - для того, чтобы ходить. А
когда они этого не делают, значит, что-то не так. Так или нет?
Преподобный Пауэлл пожал плечами.
- Так или нет? - повторил Шрила Дор.
- Глаза видят и ноги ходят, если Бог желает этого.
- Ладно, сойдет. А теперь задай себе вопрос по полной программе. Неужели
ты рожден для того, чтобы ходить по земле с ощущением, что ты несчастен? Что
что-то не так? Что-то не сбылось? Ничто и никогда не было таким прекрасным,
как ты ожидал? Или я не прав?
- Иисус не обманул моих ожиданий. Он прекрасен.
- Конечно, потому что ты с ним никогда не встречался. Окажись этот
еврейский мальчишка на Земле сегодня, я бы заполучил его себе, если бы
только до него добрался. Я не стал бы его никуда подвешивать и втыкать ему в
ладони гвозди. Зачем это, малыш? Я такого никому не предлагаю.
- Да славится имя Всеблагого Владыки! - воскликнула Джоулин, хлопая в
ладоши.
- Замолчи, дитя мое, - строго сказал преподобный Пауэлл.
- Я предлагаю совсем другое. С моей помощью ты будешь чувствовать себя
так, как должен чувствовать. Твое тело скажет тебе, что я прав. Твои чувства
скажут тебе, что я прав. Только не пытайся их отключить. Но даже и тогда я
все равно выиграю, потому что я знаю истинный путь. Усек?
- О Всеблагой Владыка! - воскликнула Джоулин и сбросила с головы к
пухлым коричневым ногам Дора свое покрывало. Ее золотые волосы волнами
раскинулись по закутанным в розовую ткань плечам. Преподобный Пауэлл увидел,
как дрожат под сари ее юные груди.
Шрила Дор щелкнул пальцами, и Джоулин скинула с себя сари. Она стояла,
бледная и совершенно нагая, и торжествующе улыбалась. Как бы предлагая
покупателю помидор, Шрила Дор помял ее левую грудь.
- Хороший товар, - сказал он.
Преподобный Пауэлл увидел, как напрягся ее розовый сосок, зажатый между
двумя коричневыми пальцами - указательным и большим.
- Ты думаешь, ей это не нравится? - спросил мальчишка. - Да она просто
без ума. Так что же тут плохого? Так или нет? - И он сильнее сжал ей грудь.
Преподобный Пауэлл отвернулся. Он не собирался унижаться, вступая в спор с
этими язычниками.
- Хочешь попробовать? Ну, давай.
- Доброй ночи, сэр. Я ухожу, - сказал преподобный Пауэлл, а юный Дор
улыбнулся.
Когда Пауэлл развернулся, чтобы уйти, он вдруг почувствовал, как в его
локти впились чьи-то цепкие руки, а когда он попытался высвободиться,
почувствовал, что ему на шею надели ошейник и защелкнули, а руки какимто
образом оказались закованными в кандалы за спиной. Голова его откинулась
назад, и кто-то дернул его за ноги. Он попытался собраться, думая, что
сейчас грохнется на пол, но приземлился на что-то мягкое. И даже кандалы,
сжимавшие запястья, были мягкими. Он попытался поджать ноги под себя, но
мягкие путы развели их в стороны. Чьи-то руки расстегнули ему пиджак и
рубашку, и каким-то необъяснимым способом с него сняли одежду, не снимая
кандалы. Перед глазами его был освещенный потолок и звукоизолирующая мозаика
вокруг полосок света.
Прямо над ним оказалось лицо Джоулин. Он увидел, как она высунула язык, и
почувствовал его прикосновение к своему лбу. Ее упругие груди терлись о его
грудь, а язык полз вниз - по носу к губам. Кончиком языка она разжала ему
губы. Он отвернулся и почувствовал, как влажный язык коснулся его шеи.
- Кое-что ты можешь повернуть, но не все, ниггер, - произнес Шрила Дор.
Язык щекотал пупок пастора, а когда пополз ниже, пастор вдруг понял, что
потерял контроль над своим телом.
- Ну что ж, я вижу, твое тело тебе кое-что говорит, ниггер. Как ты
думаешь, что? Ты знаешь, что оно тебе говорит. Но ты думаешь, что оно
ошибается. Ты думаешь, что ты все знаешь лучше, чем твое тело, данное тебе,
как ты говоришь. Богом. Когда тебе нужен воздух, ты дышишь. Когда тебе нужна
вода, ты пьешь. Когда тебе нужна пища, ты ешь. Так или не так?
Преподобный Пауэлл почувствовал, как сомкнулись теплые влажные губы. Он не
хотел, чтобы ему было приятно. Он не хотел испытывать возбуждение, не хотел,
чтобы это ощущение подавило его волю, привело на грань полного исступления.
Но вот губы отпустили его, но желание не прошло. Тело его содрогалось,
требуя продолжения.
- Еще. Пожалуйста, еще, - взмолился преподобный Пауэлл.
- Покончи с этим, - приказал Шрила Дор.
Но когда теплая, пульсирующая, дарующая небывалое облегчение волна
захлестнула преподобного Пауэлла, одновременно он ощутил и гнев на себя
самого. Он предал себя, своего Бога и девушку, ради спасения которой приехал
сюда.
- Ну, малыш, нечего так переживать, - сказал Шрила Дор. - Твое тело
