раз ударил по цоколю, а затем, присев, начал втирать ладонью стекло в
бетон площадки.
Звякнула цепочка за одной из дверей, Цезарь Кондратьевич, опираясь о
перила, торопливо, цепляясь каблуками о ступени, поспешил вниз.
Девятую лампочку Цезарь Кондратьевич разбил во втором подъезде. На
десятой его задержали. Сбежались жильцы, позвонили в милицию, которая
приехала, на удивление, почти сразу.
Оперативники отвезли (теперь уже гражданина) Недосекина в ближайший
районный пункт правопорядка и сдали дежурному лейтенанту, который без
лишней волокиты приступил к оформлению протокола.
- Фамилия, имя, отчество, год рождения (пенсионер?), адрес...
Цезарь Кондратьевич отвечал на вопросы, а сам, бледнея, заваливался
на спинку стула.
- Вам плохо? - засуетился лейтенант и звякнул графином о стакан. -
Выпейте воды!
- Не нужно, - прошептал Цезарь Кондратьевич. - Разрешите вот
только...
Задержанный протянул руку к настольной лампе, - лейтенант даже не
успел среагировать на это движение, - хрустнул баллон электролампочки,
осколки посыпались на полированный стол и бумаги.
- Прекратите хулиганить! - крикнул лейтенант. - Карпов!
Это он позвал кого-то из соседнего кабинета. Вошел рослый сержант.
- Ты посмотри, что этот папаша вытворяет! - указал он на Цезаря
Кондратьевича.
- Извините, - тихо сказал тот. - Иначе я не мог... Поверьте... Сейчас
мне лучше.
Лейтенант и сержант в недоумении переглянулись.
- А теперь можно и выпить, - ожил задержанный и взял стакан с водою,
но не сразу поднес его ко рту, а зажал между ладонями, будто грея озябшие
руки о стакан с чаем.
И здесь произошло совсем уж непонятное: из стакана неожиданно
потянулась вверх резвая струйка пара и раздалось характерное бульканье
кипящей жидкости. Цезарь Кондратьевич взял стакан двумя пальцами и
приподнял его на уровень глаз, чтобы присутствующим было видно, что вода
кипит без обмана.
- Мне противопоказано пить холодную воду, - сказал он и медленно
выпил кипяток. Чтобы не испортить полировку стола, Цезарь Кондратьевич
пустой стакан поставил на подоконник.
- Клоун, - вытаращив глаза с тихой радостью произнес сержант и,
дотронувшись до стакана, отдернул руку. - И правда, горячий!
- Это не фокус, молодые люди, - сказал Цезарь Кондратьевич. - Это
слишком даже серьезно. И дальнейший разговор, вернее - монолог, мне
удобнее будет записать на пленку, или бумагу (как вам будет угодно).
Лейтенант предпочел бумагу, так как магнитофона в районном пункте
правопорядка не было, да и смешно, чтобы он там был. Он протянул
задержанному листок бумаги и шариковую ручку, которую тот не взял. Цезарь
Кондратьевич сделал несколько маховых движений ладонью по листу бумаги,
будто стряхивая с него невидимые пылинки, и поднял лицо на лейтенанта.
- Еще, пожалуйста, один листик...
- А вы... - начал было лейтенант и осекся: лист на столе перед
Цезарем Кондратьевичем был полностью заполнен ровными строчками
типографского шрифта.
У старшины, смотревшего через плечо лейтенанта, отвисла челюсть.
- Вот это да! Цирк да и только...
Лейтенант вытащил из ящика стола несколько листов бумаги и протянул
их Цезарю Кондратьевичу.
- Нет, спасибо, мне хватит и одного, - поблагодарил он лейтенанта и
через две-три секунды он также был заполнен, как и первый, но только на
три четверти.
- А этот для меня, пожалуйста, - умоляюще попросил сержант, подавая
третий лист.
- Сколько угодно, - весело сказал Цезарь Кондратьевич и выполнил его
просьбу.
- Не будем отвлекаться, - строго заметил лейтенант и, взяв все три
листа, стал читать:
"Цезарь Кондратьевич Недосекин скончался девятьсот восемьдесят два
дня назад на семьдесят первом году жизни, и я занял освободившееся тело,
успев списать его интеллект до наступления второго порога клинической
смерти.
Кто я? - мне неизвестно. Очевидно, в моей осведомленности не было
необходимости. Скорее всего - я автомат, робот, предназначенный для
выполнения четко поставленной задачи: сбор информации, характер которой
мне так же не определен. Я не знаю сколько лет, может даже тысячелетий,
назад меня оставили на Земле: по совершении очередного перехода в новое
тело, я забываю о предыдущем.
Так и сейчас, используя запись интеллекта Цезаря Кондратьевича, я
обязан командовать его телом таким образом, чтобы никто не заподозрил
что-то неладное в его поведении, не догадался, что он мертвец. Вот поэтому
я и предпочитаю тела одиноких людей, поэтому и обхожу стороною, стараюсь
по крайней мере, собак, которые каким-то чувством угадывают, что я не
человек.
Для поддержания жизнедеятельности оболочки, я должен был обеспечивать
ее едой, теплом, сном... и так далее. Моя же субстанция - это пакеты волн,
невидимые и неосязаемые, как ваши радиоволны, которые можно принять за
грубую мою модель.
Для передачи информации я ежедневно перестраиваю организм Цезаря
Кондратьевича в своего рода разрядник-излучатель, а для этого мне
необходим определенный количественный и качественный набор химических
элементов. Почти все они оказались в теле Цезаря Кондратьевича,
недостающие я пополнил, изменив рацион питания. Все было отлажено,
работало четко. Но произошел сбой, скорее всего - разладилось что-то в
моей схеме, и мне потребовался вольфрам, вернее его изотоп 180. В земной
коре его по сравнению с другими элементами ничтожное количество. Поступать
в тело Цезаря Кондратьевича ему практически было неоткуда. Моя миссия была
на грани провала, когда я обнаружил (как? - не буду отвлекаться, а если
элементарно, то всякое зверье находит себе для лечения нужные травы и
коренья), что вольфрам - это нить накаливания в электрической лампочке.
Вопрос отпал, ноя я сразу же столкнулся с другого рода трудностью: пенсия
Цезаря Кондратьевича в сто тридцать два рубля хотя и несколько превышала
средний уровень, но не соответствовала его громкому имени. При его жизни
ее вполне хватало, а после смерти у Цезаря Кондратьевича появилась такая
большая статья расхода, как электрические лампочки, на приобретение
которых уходило около ста тринадцати рублей. После уплаты за квартиру и
коммунальные услуги у него на пропитание ничего не оставалось. Выход я
нашел в записи сознания Цезаря Кондратьевича - сбор бутылок.
Я не знаю, был ли заложен в меня запрет на вступление в контакт с
людьми, а теперь он снят, или это возникло в связи с необходимостью
обеспечения продолжения моей программы, но решение открыться возникло во
мне, как команда, минут пятнадцать, и я это сделал..."
Лейтенант закончил читать второй листок и посмотрел на Цезаря
Кондратьевича. Тот снова начал бледнеть.
- Это прекратится после двенадцатой порции - вяло пошутил странный
задержанный.
Лейтенант неожиданно для самого себя выдвинул нижний ящик письменного
стола, зашуршал газетами и вытащил упаковку с электролампочкой.
- Благодарю, - сказал Цезарь Кондратьевич, вынимая лампочку из
упаковки. - Чтобы не сорить, я могу и так...
Он поднес лампочку ко рту и откусил, именно откусил, как грушу,
половину баллона.
И здесь что-то вспомнил сержант, которые через плечо лейтенанта тоже
ознакомился с исповедью гражданина Недосекина.
- Я читал как-то книжку... не помню название. Там тоже кого-то
оставили на Земле, вроде вас, с каким-то неизвестным заданием... И его в
конце пришлось пристрелить, когда он включался на выполнение этого самого
задания. И правильно сделали: мало ли что было заложено в его башку... Да,
вспомнил! - "Муха в муравейнике" называется.
- Не муха, а таракан, - поправил более эрудированный лейтенант. - Но
здесь совсем другое депо...
Он машинально глянул на третий, последний листок, и сразу отложил его
в сторону: для сержанта Цезарь Кондратьевич отпечатал страницу
орфографического словаря на букву К (карп, карповый, карпология,
карраген...).
- Я обязан позвонить начальству, - сказал лейтенант.
- Пожалуйста, пожалуйста! - заулыбался Цезарь Кондратьевич и пошутил:
- Надеюсь, мне зачтется чистосердечное признание?
ЙНННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННН»
є Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory є
є в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2" є
ЗДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДД¶
є Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент є
є (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov є
ИННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННј
Геннадий МЕЛЬНИКОВ
ЭТА СТАРАЯ ПЛАСТИНКА
Большой светло-коричневый кузнечик прыгнул ему на грудь, но тотчас,
затрещав сиреневыми крыльями, отскочил в сторону. Антс открыл глаза и с
удивлением, свойственным первым минутам пробуждения на новом месте, увидел
переплетения стеблей высоких трав, качающихся на фоне бесцветного
августовского неба. Издали донесся протяжный гудок сирени.
Анна спала на боку, подложив под голову сомкнутые ладони рук, и не
сразу проснулась, когда он потрепал ее за нагретое солнцем плечо.
- Вставай, Пятница, уже пора.
Она улыбнулась ему сквозь уходящий сон и, перевернувшись на спину,
стала растирать затекшую руку, на которой четко отпечатался узор плетеного
коврика.
- Мы с ума сошли - спать на такой жаре! - сказала, подымаясь Анна. -
Я даже не заметила, как уснула. Ты тоже спал?
- Да. Меня только сейчас разбудил кузнечик.
- Кузнечик?.. Ах, да! Мне самой вначале не давали покоя муравьи, но
затем они куда-то ушли, и я заснула.
Анна стряхнула коврик, свернула его в рулон и затолкала в рюкзак
между ластами и надувной лодкой.
С катера донесся второй гудок. Они спустились с пригорка, миновали
лощину и стали вновь подыматься по заросшему сухой травой склону, вдоль
которого легче было идти к пристани. По мере подъема редела трава, воздух
разбавлялся, лишаясь запахов, становился прохладнее, резче. И, наконец,
без всяких предупреждений открылось море. С высокого берега хорошо
просматривалось каменистое дно с острыми ребрами выступающих пластов,
покрытых редкими зелеными пятнами водорослей, четка выделялась граница
большой глубины: там море было темнее, словно в нем отражалась грозовая
туча, на отмели вода была лишена зеленоватого оттенка и казалась пресной,
как в озере.
- А вот и наш "карасик", - сказала Анна.
Метрах в трехстах, сбоку выступающего в море причала, стоял небольшой
прогулочный катер. На фоне серых обломков береговой осыпи он казался очень
хрупким и нарядным.
- Побежим, - сказала Анна, - они, очевидно, только нас и ждут.
- Да нет, - ответил Антс, - сбор был назначен на семь часов. Смотри -
там еще спускаются.
С соседней невысокой вершины по узкой тропинке шли вниз три человека.
Один из них сошел в сторону и стал скользить по траве.
- Все равно, побежим!
Взявшись за руки и, припадая на правый бок, они сбежали почти к самой
воде. Бежать было неудобно: рюкзак сваливался с плеча, а откос покрывала
жесткая трава, которая под ногами оползла, обнажая короткие корни и желтую
землю. Рука у Анны была сухая и горячая.
Они вбежали на причал с третьим гудком. Катер отошел, и бухта стала
медленно поворачивается вокруг невидимой оси.
Анна и Антс, облокотившись о поручни, смотрели вниз, где
перемалывалось винтами прозрачное стекло воды. Тугие шары вырывались
