рубной машине весь в белом, как японский бог, и ни черта не делает,
только на кнопки жмет.
А машина его, значит, к нашему дереву подползает, и выдвигаются из
нее две такие железные лапы: одна берет дерево у самого корня, а другая
- у самой кроны. Потом выдвигается пила и - вжик! - дерево спилено. Но
пока стоит и не падает, куда бог послал, разгоняя во все стороны лесору-
бов.
И что еще смешно - в процессе пиления выдвигается из машины дополни-
тельная хреновина с полиэтиленовым пакетом. Все опилки туда ссыпаются, а
она пакет тут же заклеивает и этикеточку налепляет.
Потом выдвигается другая хреновина и срезает все ветки. Причем за ней
опять-таки идет пакет, но уже покрупней, все ветки туда ссыпаются, пакет
заклеивается, этикетка присобачивается.
Но самое смешное - это пень. Он получается такой низкий, что на него
даже не присесть. Даже японскому лесорубу.
Но и при всем при этом вылезают из машины такие руки-крюки - цап этот
пень! - рубит корни и вместе с ними в пакет. И опять - этикеточку.
Но и это не все. Этот многорукий дракон закапывает после себя, как
воспитанная кошка, ямку и втыкает туда нежный саженец.
Я спросил у дядьки:
- А что, этот японец все делал в пакеты?
- Все, - сказал дядька. - Все продукты своей жизнедеятельности - в
пакет с бирочкой. Ничего после себя на нашей земле не оставил.
Единственное, что он оставил - это машину в подарок. Ну, мужиков на-
ших разобрало: "А все ли эта тварь распилить может?"
Оказалось - не все. На первом же ржавом рельсе она себе зубы и обло-
мала.
То есть японская техника - ничто супротив русской смекалки!
И потом мужики наши работу свою любят: на кой им из-за этой восточной
змеюки лишаться труда и зарплаты! Что ж это за железный товарищ, который
заменяет труд ста человек, а пьет только бензин?!
А что поезд чуть не перевернулся, так это опять же из-за нее. Она же
тот рельс все-таки прогрызла до половины!
Все мы вышли из леса, говорил дядька.
Умер он от давления. Его бревном придавило.
Однокашники
Мы не собираемся, не перезваниваемся, не переписываемся и не собира-
емся перезваниваться, переписываться и собираться. Но я слежу за жизнью
моих однокашников, это совсем не трудно: главное - внимательно читать,
слушать, смотреть.
Читаю как-то в газете заметку "Опять двойня!": "Очередную двойню при-
несла Ольга Бороздина". Правда, потом мне сказали, что Бороздиных в Рос-
сии - до черта и более! Но я почему-то уверен, что это наша двойню при-
несла. Она и в школе-то была двоечницей!
А то как-то читаю: "А. Кудрявцев, генерал авиации, посетил американс-
кий авианосец "Эйзенхауэр". А на авианосце, думаю, наверняка не знают,
что генерал авиаци вылетел из школы в седьмом классе!
Через год читаю в той же газете: "Грузчик Кудрявцев разбил голову
кладовщику из-за ящика пива". Молодец, думаю! Высунулся из-за ящика и
стукнул врага бутылкой по голове! Солдатская смекалка!
А то вот такое читаю: "Отечественная наука понесла тяжелую утрату,
ушел навсегда из жизни выдающийся ученый Борис Иванов". И вдруг бук-
вально через неделю или через год - по телевизору: "В красном углу -
Иванов, мастер спорта по боксу". Ну, думаю, Борька поднялся! Правда, его
по телевизору не узнать. Он худенький обычно был, в очках, мы его,
собственно, за это и лупили, а тут морда раздутая, в пятнах. Может, ду-
маю, с телевизором чего? Кнопки нажиимаю - еще хуже: кровоподтеки пошли,
нос по щекам размазался!
С Кирилловым - тоже интересно: в школе он отстающим был, а сейчас
всех обогнал. Нашим сейчас всем по 30, а ему - 72.
С Зониным еще интересней: утонул на рыбалке, стал тренером "Зенита",
еще раз утонул, но уже на охоте, уволился из "Зенита", выплыл, стал чле-
ном общества "Память" и свалил в Израиль.
А Аркаша Баршай, такое чувство, что заметает следы: он - то Бардшай,
то Баркшай, то Барабаш, то вообще Бадхен. И имена меняет. Но профессия
всегда одна и та же: музыкант.
Ира Березина - толкательница ядра. И в это можно поверить: помню, как
она пыталась мне толкнуть ломаный магнитофон.
Но тут вдруг по радио демонстрируют балет "Лебединое озеро". Объявля-
ют: "Одетта - Березина". Ну, в школе она всегда была одета. Один раз
только ей в дневнике записали: "Пришла на физкультуру без одежды".
Но самое интересное - дальше: "Танец маленьких лебедей - Васильева,
Григорьева, Александрова, Дмитриева, Гельфер". Все - наши! Правда Ромка
Гельфер у нас в школе вроде как парнем числился. Хотя как-то о нем на
стене написали: "Рома - баба!"
С Мишкой Мишеевым первые годы после школы все было нормально: инже-
нер, старший инженер, начальник цеха, директор завода. Несколько раз,
правда, угонял чужой автомобиль. Но это понятно: там было написано "ниг-
де не работающий Мишеев". И тут вдруг читаю, это когда он уже министром
стал, "в пьяной драке с отцом был убит некто Мишеев". А потом вспомнил,
он в школе однажды сказал: "За "единицу" папаша меня убьет!" А пригнал
бы папке "восьмерку" или "девятку", папка бы его по головке погладил!
С Сурковым тоже все было нормально: он все сожительниц своих убивал.
И тут вдруг - как обухом по голове: стихи для детей в газете "Мясной ги-
гант". Автор - С. Сурков:
"Раз из окошка Андрюша упал. Громко в полете он что-то кричал. Бабка
к окошку метнулася ланью. Нет! Не задел он горшочек с геранью".
У Людки Воробьевой такая судьба: мать-героиня, стриптизерка, настоя-
тельница монастыря (не понмю, правда, мужского или женского). Зато пом-
ню, как она написала в сочинении: "Жанна д'Арк была единственной
девственницей во Франции. За что и понесла наказание".
Лена Мейлих. Ирландская подданная, польская писательница, негритянс-
кая певица, швейцарская кто-то еще, снялась в мексиканском фильме "Халат
для Арчибальда". В роли халата.
Н. Кривцун. Фотомодель, секретарь-машинистка, лесоруб, знатная дояр-
ка, футболист, стюардесса, начальник штаба в отряде батьки Махно, нако-
нец-то вылечилась от алкоголизма: сейчас пьет столько же, но уже без
всякого удовольствия.
Осипов. Руководитель оркестра народных инструментов, убит при перест-
релке с ОМОНом, погиб на дуэли, зарезан троими в масках - прямо на опе-
рационном столе, - взорвался в троллейбусе из-за какого-то пустяка, ос-
татки тела найдены через неделю там же, похоронен на Волковском и Ново-
девичьем. В настоящее время работает полотером. Нет обеих ног.
А один раз я о себе прочел: "Мелихан - лауреат Нобелевской премии,
отважный голландский путешественник". Первая мысль: давно пора! И вто-
рая: за что? Потому как путешествую я только по родному городу. Что, ко-
нечно, тоже требует отваги. Особенно - в ночное время.
Я много знаю о своих однокашниках, даже больше, чем они сами о себе.
Соленое мороженое
В детстве я очень любил мороженое. Потому что моя тетя работала про-
давцом мороженого. И мы с мамой часто навещали ее, чтобы поесть мороже-
ного.
Но однажды я решил зайти к тете один. У моей мамы болело горло, и она
не в состоянии была видеть мою тетю. И ее мороженое.
- Только не набрасывайся сразу на мороженое, -предупредила меня мама.
- А то тете взбредет в голову, что ты пришел только за тем, чтобы поесть
мороженого.
Я пришел в мороженицу, и тетя сразу спросила:
- Ну что, пришел поесть мороженого?
- Нет, - сказал я и жадно стал глядеть на тетю.
Я помнил, что нельзя начинать прямо с мороженого, но с чего начинать,
я не знал.
- Погодка-то нынче разгулялась! - наконец сказала тетя.
- Да, - поддержал я разговор и замолк.
Тогда тетя предложила мне:
- Может, все-таки поешь мороженого?
- Нет, - нахально сказал я.
- А для чего ж ты тогда пришел? - удивилась тетя.
- Я пришел узнать, как ваша жизнь, - сказал я и посмотрел в окно.
- Живем помаленьку, - сказала тетя и протянула мне полную вазочку мо-
роженого. - Сегодня вот посудомойка на работу не вышла. Так что за двоих
вкалываю. На-ка лучше поешь мороженого.
- А дети как? - спросил я, стараясь не обращать внимания на мороже-
ное.
- Дети ничего, - сказала тетя. - Ничего дети. Хулиганят только и
двойки носят.
- Пороть надо, - сказал я. - Некоторые ведь русского языка не понима-
ют. До них только ремнем доходит. А я вот, как двойку принесу, сразу
штаны скидываю. Где прелесть такую брали?
- Какую прелесть? - не поняла тетя.
- Я про блузочку говорю, - сказал я. - Вам оранжевый очень идет. А
желтый полнит.
- Ах, это?! - тетя оглядела себя и улыбнулась. - Это я у портнихи ши-
ла.
- И сколько она с вас содрала за такое удовольствие? - спросил я.
- Тридцать рублей, - хлопая ресницами, сказала тетя.
- Как одна копеечка! - сказал я. - Надо бы и моей такую справить.
- Кому? - насторожилась тетя.
- Да маме, говорю, моей. А то все в халате да в халате. Волосы у вас
свои?
- Почти, - прошептала тетя и покраснела.
- Вам такая прическа очень к лицу, - сказал я. - Вы в ней моложе лет
на пятьдесят!
- Да мне всего сорок восемь! - засмеялась тетя, и прическа съехала ей
на глаза. - Да ты ешь, ешь мороженое-то. Растает.
- Очень холодное вредно есть, - строго сказал я. - Как здоровичко-то
ваше?
- И не спрашивай! - отмахнулась тетя. - Какое уж наше здоровье?
- Что, печень опять пошаливает? - спросил я и посмотрел на мороженое.
- И печень, и давление, - сказала тетя.
"Пора!" - подумал я и, придвинув к себе вазочку с мороженым, спросил:
- Аллохол пробовали?
- Да разве в аллохоле дело, - вздохнула тетя, - когда дома устаешь
как собака? Мусорное ведро - и то некому вынести!
- А муж что? - спросил я и с любовью посмотрел на мороженое.
Тетя почему-то отвернулась.
- Муж-то что? - спросил я опять и зачерпнул первую ложечку морожено-
го. - Где сейчас?
Тетя хлюпнула носом, и я уже хотел было есть мороженое, но она вдруг
схватилась за грудь и судорожно стала ловить ртом воздух:
- Пить... Пить...
Я бросился за водой, помня, что медлить нельзя: мороженое уже таяло.
А когда прибежал обратно, было уже поздно: тетя, утирая фартуком глаза,
доедала мое мороженое. Слезы ее скатывались прямо в вазочку, и я не по-
нимал только одного: как можно есть такое соленое мороженое?
- Это я так... - говорила она. - Я на тебя не в обиде. Приходи еще,
если опять захочешь мороженого.
- Ну, спасибо! - сказал я. - Угостили!
- Спасибом не отделаешься! - сказала тетя. - Помоги-ка лучше посуду
помыть.
Я добросовестно вымыл все, что велела тетя, но с тех пор почему-то не
люблю мороженое.
Тост Рассказ джентльмена
Когда я был маленьким, я очень хотел стать джентльменом. Но я знал
только одно правило поведения: "В какую сторону надо наклонять тарелку с
последней ложкой супа. К себе - если хочешь пролить суп на себя. Или от
себя - если хочешь пролить суп на скатерть".
Как-то моя одноклассница Светка Орлеанская пригласила меня в гости.
- Приходи сразу после школы, - сказала она. - Мне будет исполняться
десять лет со дня рождения.
- Ладно, - сказал я. - Буду. И подарок какой-нибудь тебе хороший сля-
паю. Из пластилина.
- Подарок - не главное, - сказала Орлеанская.
- Знаю, - сказал я. - Главное - внимание, которое оказывают цене по-
дарка.
- Нет, - сказала Орлеанская. - Главное - это тост.
- Знаю, - сказал я. - Будет тебе тост. А что это такое?
- Тост, - сказала Орлеанская, - это когда человеку дарят счастье,
только не на самом деле, а на словах.
Целый вечер я сочинял тост.
А на другой день пришел к Орлеанской в гости. Когда все сели, я
встал, вынул из кармана шпаргалку с тостом и громко, с выражением про-
чел:
Вы гений чистой красоты, У вас все руки вымыты!
- А чего это ты меня на "вы" обзываешь? - оскорбилась Орлеанская.
- Извиняемся, - сказал я. - Если хочите, мог°м и на "ты" перейти.
