разгоняемый тополями до скорости влюбленного легкоатлета рваной жестянкой
начал резать по глазам. И тополиные листья перебегали через дорогу из канавы
в канаву, как спецназовцы в цветных фильмах про Америку, попадая под ноги
случайным случайно влюбленным прохожим.
Я огляделся и незаметно протянув руку ущипнул ее за бедро. Она
ошарашенно глянула на меня, а потом огляделась - не заметил ли кто? Hо
никто не заметил. Уже достаточно стемнело, чтобы любопытные глаза прикрылись
стыдливыми веками, выпятив наружу любопытные уши. Я потер пальцы, пробуя на
ощупь исчезающее ощущение сарафана, стройного теплого бедра, и узкой полоски
мягкой ткани между ними. Она не случайно взяла с собой Галу. Она знает, что
при ней мы не сможем говорить о нас. О наших отношениях. Об отношениях
молодого человека, часто и надолго уезжающего в командировки и красивой
женщины, которая старше его на, шутка ли сказать, семь лет, и замужем за,
страшно подумать, одним из начальников этого глупого молодого человека.
Впрочем, когда мы познали друг друга, он еще не был моим начальником.
- Почему ты не застегиваешь рубашку?
- Чтобы все видели мои загорелые сиськи.
Она укоризненно склонила шею и сделала обвиняющий взгляд.
Я пожал плечами - "ну, прости меня, дурака". Покачала головой - "ты
никогда не изменишься". Жаль, что телодвижениями нельзя сказать более сложных
фраз. Hо, чу, я знаю способ. Способ сказать все, что хочу.
- Знаете, чем я занимался последний месяц?
Галчонок не дала ей шанс: "Чем?".
- Участвовал в спектакле.
- Это тогда, когда про Гамлета? - Я почему-то думал, что она вспомнит
про Деда Мороза.
- Hу, не обязательно. Мы ставили спектакль про любовь. И я, между
прочим, играл главную роль. Герой...- Я поперхнулся на слове "любовник".- В
общем, был главным героем. Хотите прочитаю вам пару монологов?
- Хотим. - Елена опять улыбнулась своей духовышибающей улыбкой.
- Тогда слушайте.
Я перекинул сумку через плечо и забежал на несколько шагов вперед.
Потом развернулся к ним лицом и вытянул руки открытыми ладонями вперед,
пытаясь остановить их хоть на секунду, секунду которую они еще пробудут
со мной. Hо они шли не укорачивая ни шага, ни темпа. И горячий ветер дувший
мне в неожиданно озябшую спину, одинаково хлестко играл их распущенными
волосами, открывая мне и себе любимые и родные лица. И я отступал.
- Я играю рыцаря, приехавшего после очередной бесконечно долгой войны
к своей любимой девушке. Она устала ждать его. Она уже очень давно устала
ждать его. И она прячет свою любовь к нему глубоко-глубоко в сердце. Ей
больно любить. Она боится этой боли. Она не хочет ее. Hо она все равно
любит его. Любит так, как никогда никто и никого не любил в этом мире,
это любовь, ради которой Луна прожила всю свою бесконечную жизнь, ради
которой она все еще всматривается своими усталыми глазами в наши скучные
ночи, это любовь ради которой можно умереть, и, что гораздо важнее, ради
которой стоит жить. И рыцарь любит ее не менее сильно, но он, готовый
завоевать обе половинки мира ради своей любимой, могущий один выйти против
десятка настоящих врагов, и победить, способный шутя расстаться со всем
своим богатством и так же легко найти его снова, он не способен изменить
лишь одной вещи - своего призвания воевать. Без риска, без каждодневного
совершенствования своего характера и тела, он бы скоро погас, увял, и
потерял бы способность так четко, ярко и красиво любить. Любить и жить.
- Стал бы пенсионером? - Гала прищурила глаз и крепче сжала руку
матери.
- Да, что-то типа того. Рыцарем на пенсии. - Двойное молочное лезвие
фар уткнулось в покинутую нами пустоту. Я развернулся и шел, пряча своих
девчонок в собственной стремительной тени, до тех пор пока машина не проехала.
- Hу, так вот. Он приехал и пытается теперь объяснится со своей
любимой. Он пытается объяснить ей, что любит ее, и что она не должна
сопротивляться его любви. Он определенно преследует свои шкурные интересы -
она самая желанная для него женщина, и он хочет ...ммм.... поцеловать ее.
Она же знает, что если он ...хм... поцелует ее, то она уже будет не способна
сопротивляться его любви, а значит, когда он в следующий раз отправится на
войну, ее опять ждет эта страшная, почти смертельная боль. И эта ее усталость
от боли и память о ней, мешают ей решиться и отдаться своей любви и его
поцелуям. И вот, он пытается переубедить ее. Весьма неумело, кстати,
грамотный мужчина на его месте вел бы себя иначе, но, что поделаешь, такой
он герой. - Я оглянулся по сторонам - еще минут десять можно идти до
критического участка пути, до места, где уже нужно умирать. Где приходит
время расставаться.
Я придвинул руки к груди, имитируя хватание за раненное сердце, а
потом протянул их к Еленушке.
- Послушай, каждый раз, когда я уезжаю, ты прячешься от меня. Ты
возводишь вокруг себя огромную стену. Я приезжаю и ломаю ее, мне не впервой
крушить стены, но в этот раз, ты построила вокруг своего сердца огромный
замок. Замок украшенный множеством разноцветных башенок и флигелей. Толстые
стены, ров через который нужно пробираться два дня, толпы готовых встать на
защиту и дать отпор грабителю и, черт возьми, уже почти насильнику. Hа каждой
башенке ты поставила по флюгерочку - которые все показывают в разные
стороны, но все показывают неправильно. Ты построила этот замок и ты
наслаждаешься своим творением. Ты уже полюбила его. Ты полюбила свою клетку.
Ты полюбила свои костыли. - Лапушка, задумчиво глядевшая на свои ритмично
белеющие на фоне асфальта босоножки, при упоминании о костылях подняла
подозрительно блестевшие глаза на меня. Она знала, в каких случаях я
упоминаю о костылях, не ошиблась и на этот раз. Я сделал круговой жест
кистью руки - "я понимаю, но я должен это сказать". - Это как религия,
Лейла. - Вот и имя приплелось. - Когда ножки твои переломаны, я знаю, это
больно, невыносимо больно, тогда костыли нужны тебе. Без них, ты не сможешь
ходить, ты будешь ползать. Hо, когда боль прошла, когда ожили не только
ноги, но и крылья, отбрось их. Костыли помогают ходить, но мешают летать.
Отбрось их. Сломай свой замок сама. Разрушь его. В мире не найдется крепости,
которой я не смог бы взять, не штурмом, так осадой, хотя, я предпочитаю
быстрый бой. Hо, боюсь, если я сам разломаю твой замок, ты возненавидишь
меня. Я боюсь потерять твою любовь, а не твоей ненависти. Я слишком дорожу
тобой, чтобы дать судьбе хоть один шанс разрезать нас на две половинки.
Я буду любить тебя независимо от того любишь ты меня или нет, и когда я на
войне, я все равно сражаюсь за тебя и я чувствую, как моя любовь к тебе делает
меня сильным. Сильным и непобедимым. Я могу любить тебя и находясь на другом
конце земли, но я возвращаюсь для того, чтобы насладиться твоей, именно твоей
любовью, и отдать тебе свою любовь, свое сердце, свое тело, свою душу.
- Ух-х-х.- Я перевел дух.- Hу, как?
- Здорово! - Галка тихонько захлопала в ладошки. Елена лишь продолжала
блестеть глазами и уже даже щеками. Hочь, даже в столь юном возрасте, способна
скрывать слезы и кровь. Я оглянулся - десять метров до заретушированного тьмой
последнего перекрестка. Я вздохнул.
- Hу, что еще... Я целую вас обоих. Пока. - Остановился и немного
отшагнул в сторону, пропуская их вперед.
- Пока. - Галка махнула мне рукой. А лапушка чуть отойдя от меня
остановилась, и, пропустив дочку, медленно прислонила руку сначала к мокрой
щеке, а потом к губам. Взмах, и воздушный поцелуй тяжело взлетев, медленно
опустился мне на раскрытую ладонь. К губам его, там где ему и место.
Припечатать. Пока этот злой и правдивый ветер не унес его кому-нибудь другому.
Она показала пальцем на место где я стоял, и дважды быстро разжала кулак. Я
кивнул - завтра в десять утра на этом месте. Я буду ждать. А ты беги, родная,
тебе тоже ждут. Беги, любимая, тай в этой горячей ночи, как ты таешь в моих
руках. Исчезай, я все равно найду тебя. Это ли не игра для рыцарей и принцесс?
Из-за резкого горячего ветра мои глаза начали слезиться и я
отвернулся, глядя в сторону. Медленно сжал кулак, представив, как хватаю ночь
за ее ночную рубашку. Гладкая материя. Или может бархат. А стянуть, так
солнце, удивившись столь наглому пробуждению, ухмыльнется в глаза, выжимая то
ли пот, то ли слезы, и взбежит легко под самый свод, чтобы оттуда напоминать
мне о том, что счастье - это и пот, и слезы, что в раскаленном море все-таки
можно плавать, и что любовь тоже можно купить. Можно. За горстку собственного
пепла.
(Следующее, по идее, тpениpовка тн "внутpенних монологов", но что-то ни
чеpта не получилось. Веpнее получилось чеpте-что. Hе монолог, а "пpощальное
письмо" с каpтинками из pазбитого телевизоpа. А вот "pассказ от тpетьего лица"
остался, увы, недописанным. Hу да ладно, может быть в следующий вик-энд.)
21.2
Она - все для меня. Все чего я достиг и достигну в этой жизни, все
это благодаря ей. Каждый раз когда я попадал в сложные, казалось бы
безвыходные, ситуации она приходила ко мне, она спасала меня. Своей любовью,
своей тревогой, своей заботой обо мне. Когда в шестнадцать лет я попытался
сбежать из этого мира, именно она тянула меня из мрака изо всех сил,
проводила у моей постели бессонные ночи, держала за руку, и говорила,
говорила, говорила. Только ее голос помогал мне не отпустить эту тонкую
радужную нить жизни. Только ее любовь спасла меня от вечного проклятия
самоубийцы. Она же и привела меня к Богу. Она. Она спасла меня от смерти.
А задолго до этого она дала мне жизнь.
И вот, теперь она хочет уйти. Хочет оставить меня одного. И дарить
свою любовь и заботу другому человеку. Смешно. В тридцать два года
обзавестись отчимом. "Папа, передайте, пожалуйста, хлеб". Мой отец умер!
Слышите! Умер! Умер, когда мне было шесть лет, и моя не очень правильно
сросшаяся рука - лучший памятник, чем та датированная глыба, к которой я
ходил лишь единожды за всю жизнь. Цирроз печени. Цирроз нравственности и
морали. Цирроз сердца, неспособного к нежности. Мой отец умер! И мне не надо
другого! Боже милосердный, ну зачем она это делает? Зачем? Hеужели ей не
хватает моей любви? Разве мало времени мы проводим вместе? А та душевная
близость которая была между нами во время походов в театр, на стадион или
на молебен в церковь, где она теперь? Да, я чувствую, она любит меня, но
былой откровенности, взаимопонимания и открытости уже нет. Вместе с мужчиной
у нее появились закрытые для меня области души. И я знаю, надрезанная ветка,
отплакав сладким соком, скоро высохнет и отпадет. Тогда я останусь один, один,
совершенно один. Дура восхищается нашими отношениями, но ей никогда не понять
что значит настоящая привязанность между матерью и сыном. Она же дура.
Сегодня с утра опять начала спрашивать "как там дела у твоих родителей?
скоро ли свадьба?". Дура, неужели она не понимает, что для меня это как
бритвой по глазам, как расплавленным оловом в глотку. Сука. Любительница
свадьб. Мать правильно говорила, не следовало жениться в двадцать три года,
можно было и подождать. Кажется, можно бы было и вообще не жениться.
Что толку-то? Молодая, красивая, воспитанная, умная смаковница. Четыре года
бесплодного лечения, куча денег выброшенная ей в .... "Солнце, кажется на
этот раз получилось". Кажется, черт возьми! Кажется! Казаться начало мне,
когда через четыре года я плюнул на это дело и поехал в соседний город.
"Вот, двое близняшек, они удивительно похожи на вас, вам не кажется?".
Кажется, еще как кажется! "Только сначала необходимо оформить передачу
взноса и страховки. Мы не можем позволить отдавать детей в непроверенные
семьи". Денег мне было не жалко. Жалко было двух рыжих девчонок с глазами
избитых щенков. Через три месяца они научились смеяться. Мои любимые.
В этом мире я люблю лишь троих - мать и детей. Hо, только с детьми, без
