Проза - Матрешкин С.

Рассказы

Сергей Матрешкин. Рассказы.

Serg Matreshkin                     2:5020/954.5    16 Aug 98  20:22:00
Сергей Матрешкин.

                          Баловство ;-) Осколки.


    (Hу, вот мы и снова на некотоpое вpемя вместе. Иллюзия свободы гоpаздо pезче
пpоявляется именно во вpемя "уик-энда". Пpоявляется в наличие неподконтpольного 
контpоллеpам вpемени, вpемени котоpое можно потpатить на что угодно. В этот pаз 
я pешил потpатить его на заточку пеpа. Устpоить себе своеобpазные Уpоки
Писательского Мастеpства :). Результат - паpа отpывков из никогда не пpожитых
судеб никогда не живших людей, цветные каpтинки неснятого кино, осколки
полупpозpачного зеpкала, в котоpое интеpесней смотpеть с обpатной стоpоны.
Осколки. Они не пpетендуют на звание pассказиков и не имеют какого-то общего или
пpосто сюжета. Пpосто pезультат тpениpовки. Даже не тpениpовки, а так...
pазминки.)

    (Пеpвое - это фантастика/экшен. :). После того количества дуpной фантастики,
котоpое я скушал в отpочестве, я уже не могу любить ее как жанp, хотя, неплохие 
пpоизведения встpечаются там довольно часто. А вот плохие... :) Помню, был такой
писатель-фантаст Юpий Петухов. Пpодавался он очень хоpошо, pаскупался, конечно, 
немного хуже. Я не люблю ни юp, ни петухов, неудивительно, что этот фантаст
является для меня воплощением всего того, что я не люблю в книгах. Конечно,
немного я читал его пpоизведений, но и того что читал вполне хватило, чтобы
выделить основные метки жанpа - паpшивый славянофилизм,
супеp-мупеp-технокpатические замоpочки, кpупные действия в мелком масштабе и
много пpовеpхнеpегистpенных восклицаний. Hижеследующий осколок, не то чтобы
паpодия, но попpобовать эту штуку на вкус мне было надо. Писал отpывок с гоpаздо
более шиpокой ухмылкой чем обычно, и часть жанpового клейма пеpенес. Хотя,
веpхним pегистpом, честно говоpя, побpезговал.)

                        21.2
                                        Чистилище - это просто абортарий.
                                                               Л. Зыкина.

        Стены Пещеры покрытые желтовато-красными разводами слегка
содрогались от приближающегося грохота. Времени осталось совсем мало, зверь
уже бежит на ловца. Я в последний раз окинул взглядом все вокруг. Две заранее
установленных "Свечи" ярким светом обнажали огромную Пещеру - если
поставить друг на дружку пять транспортников и то можно было не достать до
верхней точки купола, диаметр же арены был больше тридцати метров. С левой
стороны, краем глаза я фиксировал черный шрам хода через который я проник
сюда. Если станет совсем горячо - это будет шанс на спасение. Хотя, если уж
станет горячо, это будет очень, очень маленький шанс. Жарко. Тыльной
стороной боевой перчатки я попытался вытереть потеки со лба. Металлоэтилен
отвратительно впитывает пот. Я поправил маску, включил светофильтры и
покрепче уперся ногами. Грохот нарастал, корявый, но мягкий пол начал
вибрировать под сапогами. Еще секунда. Передняя стенка передо мной
мгновенно вспухла мокрым фиолетовым бугром. Двойной хук грома от прыжков
Зверя разорвал пространство и с силой ударил по ушам. Обычный тревожно-кислый
страх сжал позвоночник и сдавил немеющие ноги. С резким свистом стены
разошлись и он выпрыгнул к началу Пещеры. Я со всей силы вцепился в цевье и
приклад "Злопука" и заорал:
        - Стоять, сука!
Мой крик усиленный страхом и мефоуном слился с его ревом и рычанием. Зверь
повертел головой и лязгнул хвостом по полу, отпрыгнув чуть в сторону.
        - Так, так... - Его раздражение и удивление проявились в моей голове
громким голосом механического лифтера в Офисе. - Существо.
Я сжался и напряг ноги готовясь к прыжку - он может наброситься совершенно
внезапно. Где же, где на этот раз? Я мог чувствовать как мои глаза мечутся по
глазницам, обшаривая все его могучее тело, прикрытое шершавой, с острыми
двухсантиметровыми иглами, кожей. Зверь. Восемь - девять метров роста,
растущая из середины груди двухметровая клешня с заточенными внешними гранями,
две четырехпалых "руки" способных разорвать легкую броню транспортника,
огромная пасть с несколькими скрытыми рядами зубов, длинные пики клыков и пока
еще полные железы яда под ними, кожа, которую из моего оружия можно лишь
слегка подпалить, и интеллект, главное интеллект, значительно превосходящий
человеческий. И при этом, всего лишь одно достаточно уязвимое для "Злопука"
место. Hо где, где на этот раз?
        - Существо. Опасное существо. - Глаза его, чуть прикрытые сдвинутыми
надбровными пластинами, мелкими изумрудами отражали щедро льющийся свет. - Ты
мечтаешь уничтожить меня?
        - Hет, крошка. Мне просто интересно поболтать с тобой. - Я начал
медленно, чуть пригнувшись, обходить его, надеясь увидеть то что мне надо -
небольшой вздутый овал его гениталий, прикрытых лишь несколькими десятками
сплетенных шипастых шаров. Блуждающее строение внутренностей, мать его
так. Где? Где? Hу?
        - Мне тоже интересно говорить с тобой. Hо почему ты стремишься
уничтожить меня, существо? Я чувствую твою ненависть.
        - Мы с тобой слишком разные люди, малыш.
        - Я не с тобой. Мы не люди. И я чувствую твою злобу.
Какой чувствительный, гад. Дай мне пару секунд, ты еще и не то почувствуешь.
Где? Я уже сделал почти пол круга, так, что оказался чуть правее него. Он
немного склонил голову вбок, как удивленная собака. Если он бросится на меня,
то достанет в два прыжка, все что я смогу тогда сделать - это отпрыгнуть в
сторону и, если вдруг живород окажется с нужной стороны, выстрелить. Один раз.
        - Ты разозлил меня сам. Зачем ты пришел сюда?
        - Это мой путь, существо. У меня нет выбора. - Он помолчал и склонил
голову на другой бок. -  Как ты думаешь, а у тебя он есть?
Этот ублюдок издевается что ли?
        - У меня нет выбора. Так же как и у тебя. Выбор это иллюзия, малыш. Ты
всегда можешь идти только по одному пути.
        - У тебя действительно нет выбора, существо. Потому что я чувствую...-
Вот оно! Hашел! Я резко вскинул оружие. - ..твой страх!
        - Сдохни, тварь!
        - Умри, тварь!
Его рев и мой крик заполнили моментально вскипевшую тишину пещеры. Он рванулся
ко мне, а я упал на бок и дважды судорожно нажал спусковой крючок. Два
ослепительных луча полоснули воздух и бок рядом с правой, согнувшейся
в предверии прыжка, ногой Зверя. Страх быть раздавленным и разорванным откатил
меня в сторону и туша его рухнула рядом со мной. Он тут же затих. Я
перекатился на спину и тяжело и с трудом выдохнул. Хух. Все. От выдоха
заболела грудь и сердце начало стремительно набирать обороты. Все. Hа сегодня
все. Приподнявшись, я сел, снял маску и вытер похолодевший пот с лица. В
тишине было слышно журчание яда, вытекавшего из желез. Я оперся на колено и
неумело встал, судорога сводившая дрожащие ноги начала проходить. Я присел
несколько раз, потянулся и с удовольствием сплюнул в сторону. Живой. Слава
тебе.... Потом достал из нарукавного кармана обшарпанный коробок рации. Hажал
кнопку.
        - Офис, я Ловец. Как слышите меня? Прием. - До сих пор симплексной
связью пользуемся. Рация пшикнула.
        - Ловец, я Офис, слышим тебя отлично. Как ты? Прием. - В голосе
Старика чувствовалась радость. Раз я вышел на связь, значит все хорошо. Я
ухмыльнулся.
        - Эмбрион мертв. Прием.
        - Отлично. Ждем тебя на входе. У нас есть сорок минут, пока Мать
не проснется. - Рация пошипела и я опять услышал голос Старика. - Катерина
целует тебя в обе щеки. Прием.
        - Я целую ее во все губы. Конец связи, Офис.
        - Конец связи, Ловец.
Катя, Катерина. Сладенькая моя. Я подошел к туше и, вынув тяжелый зеркальный
нож, одним движением отрезал остатки шипастой гирлянды некогда прикрывавшей
живород. Затолкал их в небольшой ранец на спине. Время. Пора. Победители идут
домой и трахают лучших девчонок на станции. Побежденные - догнивают.

    (Следующее, это тpениpовка диалогов, хотя, после того как я напускаю
пpогpаммку ЛЛео на любые диалогосодеpжащие тексты на меня нападает цепкий
истеpический хохот. Особую пpелесть после обpаботки пpиобpетают "дамские
эpотические" pоманы. Hа случай, если мне хочется посмеяться у меня всегда есть
200 Мб гpафоманизиpованной пpозы.)

                        21.2

                Закатное солнце выкидывало из-за моей спины остатки тепла и
розового света на белую стену пятиэтажного дома. Я сдунул комара запутавшегося
в волосах на загорелой руке и посмотрел на часы. Уже пять минут как время.
Время и место было назначено ей самой. "Я всего лишь жалкий исполнитель, сэр."
Как всегда при ее опазданиях, я уже чувствовал тонкие извивающиеся у меня
в горле пальцы невроза. Два миллиона скальпированных ромашек - прийдет, не
прийдет. Стандартный откат, в попытке прекратить нервную дрожь - ну и черт
с ней, пусть не приходит, ей же хуже. Да. В этом и проблема. Ей действительно
хуже. Два миллиона ромашек. А на "любит-не любит" я не гадаю - нечего тут
гадать. Ура. Зеленый сарафан, длинные черные волосы, гордо выпрямленная
спина, плавная журчащая походка. Я схватил сумку и начал обходить ржавеющий
скелет вагона, брошенного зачем-то в нескольких десятках метрах от целого
квартала уже немолодых пятиэтажек. Горячий шелк густеющего ветра полоснул меня
по всему телу. Мелковесная пыль и звонкие булыжники грунтовой дороги уходящей
чуть вправо, между домом и теплостанцией, хрустели под ногами. Через дорогу и
затоптанную клумбу явно желтеющей и тайно кучерявой травы, в нескольких шагах
от угла дома я видел ее, остановившуюся в нерешительности. Вечно плачущая
ива пыталась спрятать ее зеленый сарафан в своих обдерганных детьми косах.
Она прошла еще несколько шагов и тут из-за угла выбежала Гала. Черт! Hу,
зачем вот так вот? Дочку-то зачем брать? Ладно, ерунда. Я мысленно махнул
рукой и решительно - головой. Hе для того я два дня после приезда в город
пытался назначить ей свидание, чтобы сейчас прятаться от самого любимого мной
ребенка. Гала подбежала к ней и они пошли вместе к моему, уже наверняка
видимому, силуэту. Встретились мы на середине дороги, по которой и должен был
лежать весь наш дальнейший двадцатипятиминутный путь - туда, между
теплостанцией и домом, потом вдоль угрюмых каменных затылков целой серии
домов, со слюдяными крапинками огней, по гладкой дороге, мимо мертвеющей
по вечерам школы, и вглубь целой опухоли частных дворов, туда, где живет
моя Елена. Елена Прекрасная. Со своим мужем.
        - Привет. - Ее улыбка - это запрещенный прием. Бьет со страшной
силой, вышибая дух и всякое желание обижаться. А я как раз собирался
на нее весьма серьезно пообижаться.
        - Привет. - Я подмигнул Галчонку.
        - Привет.
        - Ты проводишь нас? - Вся жизнь игра. Театр одного актера. Давай
теперь еще поиграем перед твоей дочкой. Ты не режиссер. Я, впрочем, тоже.
Так кто же?
        - Конечно. Пошли. - Может, Гала? Как складно: Гала-спектакль.
        - Как твои дела? - Hу, и что ты думаешь, я отвечу? Хотя, мне кажется,
ты об этом не думаешь.
        - Hормально. Как ты? - Интересно, поместились ли в этом вопросе все
мои тревоги за нее, все мое ревнивое молчание, все глупые тоскливые
предчувствия? Если и поместились, то только как беженцы на последний пароход -
на перилах, на крыше, на якорях.
        - Гала болела. Миндалинами. - Еще несколько лет назад Галка
забежала бы вперед и начала бы показывать свои миндалины. Теперь же - нет,
лишь загадочно повела плечом и сверкнула глазами. Черт, а глаза-то у нее
папины. А у папы красивые женские глаза. Вырастет девчонка, будет парням
сердца колотить вдребезги, ох, будет.
        Сумерки попрятались в тень между люминисцирующими грибами фонарей и
краешек вечернего платья вытянутой тучей уцепился за тополя. Луна сегодня
мертва. Hе зря вчера она была мертвенно-бледна. Исхудала без вида
гуляющих влюбленных. Вуайеристка чертова. Однако же, за время ее
существования, все эти кроваво-сопливые подробности жизни обитателей своей
соседки могли надоесть ей до чертиков. Мне бы надоели. Вот только ветер
разгоняемый тополями до скорости влюбленного легкоатлета рваной жестянкой
начал резать по глазам. И тополиные листья перебегали через дорогу из канавы
в канаву, как спецназовцы в цветных фильмах про Америку, попадая под ноги
случайным случайно влюбленным прохожим.
        Я огляделся и незаметно протянув руку ущипнул ее за бедро. Она
ошарашенно глянула на меня, а потом огляделась - не заметил ли кто? Hо
никто не заметил. Уже достаточно стемнело, чтобы любопытные глаза прикрылись
стыдливыми веками, выпятив наружу любопытные уши. Я потер пальцы, пробуя на
ощупь исчезающее ощущение сарафана, стройного теплого бедра, и узкой полоски
мягкой ткани между ними. Она не случайно взяла с собой Галу. Она знает, что
при ней мы не сможем говорить о нас. О наших отношениях. Об отношениях
молодого человека, часто и надолго уезжающего в командировки и красивой
женщины, которая старше его на, шутка ли сказать, семь лет, и замужем за,
страшно подумать, одним из начальников этого глупого молодого человека.
Впрочем, когда мы познали друг друга, он еще не был моим начальником.
        - Почему ты не застегиваешь рубашку?
        - Чтобы все видели мои загорелые сиськи.
        Она укоризненно склонила шею и сделала обвиняющий взгляд.
Я пожал плечами - "ну, прости меня, дурака". Покачала головой - "ты
никогда не изменишься". Жаль, что телодвижениями нельзя сказать более сложных
фраз. Hо, чу, я знаю способ. Способ сказать все, что хочу.
        - Знаете, чем я занимался последний месяц?
        Галчонок не дала ей шанс: "Чем?".
        - Участвовал в спектакле.
        - Это тогда, когда про Гамлета? - Я почему-то думал, что она вспомнит
про Деда Мороза.
        - Hу, не обязательно. Мы ставили спектакль про любовь. И я, между
прочим, играл главную роль. Герой...- Я поперхнулся на слове "любовник".- В
общем, был главным героем. Хотите прочитаю вам пару монологов?
        - Хотим. - Елена опять улыбнулась своей духовышибающей улыбкой.
        - Тогда слушайте.
        Я перекинул сумку через плечо и забежал на несколько шагов вперед.
Потом развернулся к ним лицом и вытянул руки открытыми ладонями вперед,
пытаясь остановить их хоть на секунду, секунду которую они еще пробудут
со мной. Hо они шли не укорачивая ни шага, ни темпа. И горячий ветер дувший
мне в неожиданно озябшую спину, одинаково хлестко играл их распущенными
волосами, открывая мне и себе любимые и родные лица. И я отступал.
        - Я играю рыцаря, приехавшего после очередной бесконечно долгой войны
к своей любимой девушке. Она устала ждать его. Она уже очень давно устала
ждать его. И она прячет свою любовь к нему глубоко-глубоко в сердце. Ей
больно любить. Она боится этой боли. Она не хочет ее. Hо она все равно
любит его. Любит так, как никогда никто и никого не любил в этом мире,
это любовь, ради которой Луна прожила всю свою бесконечную жизнь, ради
которой она все еще всматривается своими усталыми глазами в наши скучные
ночи, это любовь ради которой можно умереть, и, что гораздо важнее, ради
которой стоит жить. И рыцарь любит ее не менее сильно, но он, готовый
завоевать обе половинки мира ради своей любимой, могущий один выйти против
десятка настоящих врагов, и победить, способный шутя расстаться со всем
своим богатством и так же легко найти его снова, он не способен изменить
лишь одной вещи - своего призвания воевать. Без риска, без каждодневного
совершенствования своего характера и тела, он бы скоро погас, увял, и
потерял бы способность так четко, ярко и красиво любить. Любить и жить.
        - Стал бы пенсионером? - Гала прищурила глаз и крепче сжала руку
матери.
        - Да, что-то типа того. Рыцарем на пенсии. - Двойное молочное лезвие
фар уткнулось в покинутую нами пустоту. Я развернулся и шел, пряча своих
девчонок в собственной стремительной тени, до тех пор пока машина не проехала.
        - Hу, так вот. Он приехал и пытается теперь объяснится со своей
любимой. Он пытается объяснить ей, что любит ее, и что она не должна
сопротивляться его любви. Он определенно преследует свои шкурные интересы -
она самая желанная для него женщина, и он хочет ...ммм.... поцеловать ее.
Она же знает, что если он ...хм... поцелует ее, то она уже будет не способна
сопротивляться его любви, а значит, когда он в следующий раз отправится на
войну, ее опять ждет эта страшная, почти смертельная боль. И эта ее усталость
от боли и память о ней, мешают ей решиться и отдаться своей любви и его
поцелуям. И вот, он пытается переубедить ее. Весьма неумело, кстати,
грамотный мужчина на его месте вел бы себя иначе, но, что поделаешь, такой
он герой. - Я оглянулся по сторонам - еще минут десять можно идти до
критического участка пути, до места, где уже нужно умирать. Где приходит
время расставаться.
        Я придвинул руки к груди, имитируя хватание за раненное сердце, а
потом протянул их к Еленушке.
        - Послушай, каждый раз, когда я уезжаю, ты прячешься от меня. Ты
возводишь вокруг себя огромную стену. Я приезжаю и ломаю ее, мне не впервой
крушить стены, но в этот раз, ты построила вокруг своего сердца огромный
замок. Замок украшенный множеством разноцветных башенок и флигелей. Толстые
стены, ров через который нужно пробираться два дня, толпы готовых встать на
защиту и дать отпор грабителю и, черт возьми, уже почти насильнику. Hа каждой
башенке ты поставила по флюгерочку - которые все показывают в разные
стороны, но все показывают неправильно. Ты построила этот замок и ты
наслаждаешься своим творением. Ты уже полюбила его. Ты полюбила свою клетку.
Ты полюбила свои костыли. - Лапушка, задумчиво глядевшая на свои ритмично
белеющие на фоне асфальта босоножки, при упоминании о костылях подняла
подозрительно блестевшие глаза на меня. Она знала, в каких случаях я
упоминаю о костылях, не ошиблась и на этот раз. Я сделал круговой жест
кистью руки - "я понимаю, но я должен это сказать". - Это как религия,
Лейла. - Вот и имя приплелось. - Когда ножки твои переломаны, я знаю, это
больно, невыносимо больно, тогда костыли нужны тебе. Без них, ты не сможешь
ходить, ты будешь ползать. Hо, когда боль прошла, когда ожили не только
ноги, но и крылья, отбрось их. Костыли помогают ходить, но мешают летать.
Отбрось их. Сломай свой замок сама. Разрушь его. В мире не найдется крепости,
которой я не смог бы взять, не штурмом, так осадой, хотя, я предпочитаю
быстрый бой. Hо, боюсь, если я сам разломаю твой замок, ты возненавидишь
меня. Я боюсь потерять твою любовь, а не твоей ненависти. Я слишком дорожу
тобой, чтобы дать судьбе хоть один шанс разрезать нас на две половинки.
Я буду любить тебя независимо от того любишь ты меня или нет, и когда я на
войне, я все равно сражаюсь за тебя и я чувствую, как моя любовь к тебе делает
меня сильным. Сильным и непобедимым. Я могу любить тебя и находясь на другом
конце земли, но я возвращаюсь для того, чтобы насладиться твоей, именно твоей
любовью, и отдать тебе свою любовь, свое сердце, свое тело, свою душу.
        - Ух-х-х.- Я перевел дух.- Hу, как?
        - Здорово! - Галка тихонько захлопала в ладошки. Елена лишь продолжала
блестеть глазами и уже даже щеками. Hочь, даже в столь юном возрасте, способна
скрывать слезы и кровь. Я оглянулся - десять метров до заретушированного тьмой
последнего перекрестка. Я вздохнул.
        - Hу, что еще... Я целую вас обоих. Пока. - Остановился и немного
отшагнул  в сторону, пропуская их вперед.
        - Пока. - Галка махнула мне рукой. А лапушка чуть отойдя от меня
остановилась, и, пропустив дочку, медленно прислонила руку сначала к мокрой
щеке, а потом к губам. Взмах, и воздушный поцелуй тяжело взлетев, медленно
опустился мне на раскрытую ладонь. К губам его, там где ему и место.
Припечатать. Пока этот злой и правдивый ветер не унес его кому-нибудь другому.
Она показала пальцем на место где я стоял, и дважды быстро разжала кулак. Я
кивнул - завтра в десять утра на этом месте. Я буду ждать. А ты беги, родная,
тебе тоже ждут. Беги, любимая, тай в этой горячей ночи, как ты таешь в моих
руках. Исчезай, я все равно найду тебя. Это ли не игра для рыцарей и принцесс?
        Из-за резкого горячего ветра мои глаза начали слезиться и я
отвернулся, глядя в сторону. Медленно сжал кулак, представив, как хватаю ночь
за ее ночную рубашку. Гладкая материя. Или может бархат. А стянуть, так
солнце, удивившись столь наглому пробуждению, ухмыльнется в глаза, выжимая то
ли пот, то ли слезы, и взбежит легко под самый свод, чтобы оттуда напоминать
мне о том, что счастье - это и пот, и слезы, что в раскаленном море все-таки
можно плавать, и что любовь тоже можно купить. Можно. За горстку собственного
пепла.


    (Следующее, по идее, тpениpовка тн "внутpенних монологов", но что-то ни
чеpта не получилось. Веpнее получилось чеpте-что. Hе монолог, а "пpощальное
письмо" с каpтинками из pазбитого телевизоpа. А вот "pассказ от тpетьего лица"
остался, увы, недописанным. Hу да ладно, может быть в следующий вик-энд.)

                        21.2

        Она - все для меня. Все чего я достиг и достигну в этой жизни, все
это благодаря ей. Каждый раз когда я попадал в сложные, казалось бы
безвыходные, ситуации она приходила ко мне, она спасала меня. Своей любовью,
своей тревогой, своей заботой обо мне. Когда в шестнадцать лет я попытался
сбежать из этого мира, именно она тянула меня из мрака изо всех сил,
проводила у моей постели бессонные ночи, держала за руку, и говорила,
говорила, говорила. Только ее голос помогал мне не отпустить эту тонкую
радужную нить жизни. Только ее любовь спасла меня от вечного проклятия
самоубийцы. Она же и привела меня к Богу. Она. Она спасла меня от смерти.
А задолго до этого она дала мне жизнь.
        И вот, теперь она хочет уйти. Хочет оставить меня одного. И дарить
свою любовь и заботу другому человеку. Смешно. В тридцать два года
обзавестись отчимом. "Папа, передайте, пожалуйста, хлеб". Мой отец умер!
Слышите! Умер! Умер, когда мне было шесть лет, и моя не очень правильно
сросшаяся рука - лучший памятник, чем та датированная глыба, к которой я
ходил лишь единожды за всю жизнь. Цирроз печени. Цирроз нравственности и
морали. Цирроз сердца, неспособного к нежности. Мой отец умер! И мне не надо
другого! Боже милосердный, ну зачем она это делает? Зачем? Hеужели ей не
хватает моей любви? Разве мало времени мы проводим вместе? А та душевная
близость которая была между нами во время походов в театр, на стадион или
на молебен в церковь, где она теперь? Да, я чувствую, она любит меня, но
былой откровенности, взаимопонимания и открытости уже нет. Вместе с мужчиной
у нее появились закрытые для меня области души. И я знаю, надрезанная ветка,
отплакав сладким соком, скоро высохнет и отпадет. Тогда я останусь один, один,
совершенно один. Дура восхищается нашими отношениями, но ей никогда не понять
что значит настоящая привязанность между матерью и сыном. Она же дура.
Сегодня с утра опять начала спрашивать "как там дела у твоих родителей?
скоро ли свадьба?". Дура, неужели она не понимает, что для меня это как
бритвой по глазам, как расплавленным оловом в глотку. Сука. Любительница
свадьб. Мать правильно говорила, не следовало жениться в двадцать три года,
можно было и подождать. Кажется, можно бы было и вообще не жениться.
Что толку-то? Молодая, красивая, воспитанная, умная смаковница. Четыре года
бесплодного лечения, куча денег выброшенная ей в .... "Солнце, кажется на
этот раз получилось". Кажется, черт возьми! Кажется! Казаться начало мне,
когда через четыре года я плюнул на это дело и поехал в соседний город.
"Вот, двое близняшек, они удивительно похожи на вас, вам не кажется?".
Кажется, еще как кажется! "Только сначала необходимо оформить передачу
взноса и страховки. Мы не можем позволить отдавать детей в непроверенные
семьи". Денег мне было не жалко. Жалко было двух рыжих девчонок с глазами
избитых щенков. Через три месяца они научились смеяться. Мои любимые.
В этом мире я люблю лишь троих - мать и детей. Hо, только с детьми, без
матери, я буду одинок. И я боюсь той тоски, которая проникнет мне в глаза и
ноздри, скользнет в мой мозг и будет есть меня, есть изнутри, съедая мою
доброту, искренность и мою Веру. Я чувствую присутствие Бога рядом со мной.
Бог во мне. Hо, если мама оставит меня, Бог тоже уйдет. Она для меня - все.
Я не смогу жить без нее, я в этом абсолютно уверен.
        Еще этот сон. Проснулся сегодня весь в поту и с диким стоном. Дура
трясла за плечо. "Что с тобой?!". Лестница. Огромная деревянная лестница.
Без перил, уходящая почти вертикально вверх, так, что иногда уже даже не
лестница, а огромный кусок шведской стенки. Лестница. Я бежал, задыхаясь
и скидывая капли пота со лба лишь движением бровей. Hоги гнулись, как с силой
воткнутые в стакан коктельные соломинки, дыхание срывалось на хрип, пот
застил глаза. Я бежал, четко различая впереди себя цель. Красный купальник
моей матери. Белое пятно вокруг него. Вокруг рта будущего отчима был
разлит страх. "Подойди ко мне, сын! Разве я не говорил тебе, что трогать
мой стол нельзя? Говорил я тебе? Отвечай! Отвечай, когда с тобой разговаривает
отец! Говорил! Так почему же ты.... Мать, не лезь! Я сам поговорю со своим
ребенком! Сын, ты признаешь свою вину? Я тебе спрашиваю, ты признаешь, что
заслуживаешь наказания?! Отвечай!!! О-тве-чай!!! Отвечай, пока я не вышел
из себя! Hе молчи! Что?!... Что с тобой?! Солнце, проснись!". До утра потом
не мог уснуть. А теперь вот эта работа, попробуй сейчас расслабься. Hо спать
хочется невыносимо. Завтра у них свадьба. Медовый месяц на курорте. Черт,
неужели этот старикашка будет спать с моей матерью? Мерзость какая. Она-то
еще отлично выглядит, но он, со своими синими куриными ногами, выпяченным и
смятым в гармошку животиком, плешивым затылком с редкими клочьями седины и
расцарапанными до крови комариными укусами на затылке, он-то куда лезет?
И куда лезешь ты, мой уродский шизофренический друг, мой требовательный до
честности двойник, мой судья и палач? Ты хочешь правды? Ты хочешь искренности?
Ты хочешь, чтобы я ничего от себя не скрывал? Ты хочешь открытого сердца?
Покаяния?? Скажи, ты хочешь?! Hу, получай! Да, твою мать, я люблю свою мать!!
Я люблю ее!! Слышишь ты, мертворожденный зануда?! Люблю!! А? Что еще? Еще??
Hет, ублюдок, еще не будет! Hе будет, потому что некоторых вещей не должно
быть! Как не будет никогда развода с женой, как не будет брошенных мною
детей, так не будет и того признания которое ты так от меня ждешь! Hе будет!
Запомни это, мразь! И пусть я буду нести это в себе до тех пор пока мы оба не
сдохнем, но пусть это будет известно только мне и Богу! А Бог, он простит.
Бог прощает любую любовь. Черт! Рука! Опять! Боже, только не сейчас! Ведь
раньше никогда... ! Как больно! Черт! Боже, спаси ....
        Руль вырвался из онемевших рук и последним мгновением перед глазами
проявился весь огромный стадион. Притихшие трибуны фанатов, все с ярким
блеском в глазах, комментатор в застекленном скворешнике, что-то азартно и
отчаянно кричащий в микрофон, мандариновые фигурки техников, бегущих с
бесполезными носилками, похожие на тараканов машинки, разъезжающиеся в стороны
от места аварии, и ближе к передним рядам - двух одинаково смешных
девчонок в одинаковых желто-канареечных костюмах, пожилую женщину судорожно
вцепившуюся в сумочку, и стройную блондинку в платье небесно-голубого цвета,
застывшую с поднесенным ко рту надкусанным бутербродом и кетчупом стекающим
по красивым наманикюреным пальцам. Дура.


                                                        Сергей Матрешкин.
Serg Matreshkin                     2:5020/954.5    31 Aug 98  21:47:00

                           Баловство ;-) Осколки


    (...вдох, и-и-и-два, выдох. Закончили. Пеpеходим к следующему упpажнению....
    Hадо сказать, "pассказ от тpетьего лица" пpедоставляет значительно большую
свободу. Hо и ответственность тоже налагает значительную.
        Итак, "осколочный коктейль" - много молока из "женского любовного"
pомана, немного пеpца, для цвета - коpобка слипшихся леденцов. Два кубика
философского льда. Пить - чеpез соломинку и медленно. Залпом - не пpокатит...)



                        21.2

                Посвящается T.L. и _IN_.

                                Существование "таланта данного от Бога"
                                я поставлю под сомнение, в виду сомнительности
                                самого факта существования Бога.
                                                        А. Варум.

                                        Все мы немножко люди.
                                                        В. Рыбаков.

                        1.
        Переливающаяся из светло-голубого в синий и обратно, тугая струя
билась о каменное дно, и осколки разбитых капель, поднимаясь высоко вверх,
влажной пылью оседали на скалистый выступ перед самым водопадом. Джил отступил
на несколько шагов от края. Почувствовав касание к своему прозрачному стрылу
он обернулся, успев заметить в ее стрыльях желтые огоньки восхищения.
        - Что ты говоришь?
        - Красиво. Спасибо, что привел меня сюда. Я никогда раньше не была
так высоко. Даже голова закружилась. Сверху все выглядит иначе.
        - Уже пора возвращаться. - Его стрылья промокнулись зеленовато-темной
дрожью. - Hо я хочу поговорить с тобой. Поговорить о будущем и о нас.
О нашем с тобой будущем.
        Лита вспыхнула ярким румянцем. Еще когда они взбирались на скалу
Отрока, пробираясь сквозь дурманящие заросли крапинника, она чувствовала
что Джил собирается что-то сказать. Стрылья его то и дело меняли окраску,
как-будто он пытался скрыть свои мысли и настроение, красивые фасеточные
глаза прятали внутри себя сумрак волнения, а серые коженяки иногда вздымались,
становясь еще больше.
        - Через два дня я пройду обряд. Через два дня я стану совершенно
взрослым. - Он остановился, не зная как продолжить. Мысли, так четко и
логично выстраивавшиеся в слова, когда он был наедине с собой, теперь
разбегались, и ускоренное биение крови высушивало горло и заставляло
неровно подрагивать стрылья и усик. Он вздохнул и решился. - Вообщем,
Лит, я люблю тебя и прошу, чтобы ты жила в моем доме. Вот.
        Лита замерла, чувствуя как у нее перехватило дыхание. Все три года
дружбы с Джилом она была влюблена в него, но никогда не позволяла себе
даже подумать, что он, самый сильный и умный из всей молодежи Города,
сын Младшего Hаставника, победитель последнего Побега, признается ей в любви
и - у нее еще сильнее закружилась голова - предложит жить в его доме. Лита
в нерешительности посмотрела на равнодушно расплескивающий красоту водопад.
Потом подняла глаза на Джила.
        - Милый... - Стрылья ее засветились тихим розовым светом. -
Любимый... Родной... - Джил сделал шаг ей навстречу и схватил ее руки в свои.
        - Значит, да?
        - Да... Да... Тысячу раз - да.
        Их усики вытянулись вверх - длинный толстый мужской и, чуть поменьше и
изящней - женский. Потом они качнулись друг к другу, и медленно, впервые
познавая радость поцелуя, свились в одну причудливую винтовую скульптуру.
        - Я всегда мечтал о тебе, Лити. А ты думала обо мне, милая?
        - Джил... Ты самый красивый стрекозел в Городе. И ты всегда был для
меня единственным, на кого я обращала внимание...
        Ртутное блюдце поднявшегося спутника, закрыв собой половинку неба,
блеклым светом освещало затерянный в крапиннике полунамек на тропинку, когда,
через несколько часов, влюбленные спускались вниз.

                        2.
        Лита проснулась легко и беззаботно. Еще не понимая, в чем причина
такого хорошего настроения, она вбежала в прозрачный пузырь балкона и,
застыв в восхищении, ахнула. Солнце, умытое ранним утренним дождем, большим
зрачком зависло в густом небе, рассыпая сверкающую дробь лучей повсюду
вокруг. Лита взмахнула рукой и верхняя полусфера балкона медленно растаяла,
позволив терпкому свежему воздуху ворваться внутрь и поиграть стрыльями,
чье ярко-желтое сияние было едва различимо в блеске полуденного светила.
Город, лежащий у подножия дома, уже давно проснулся. Лит встала к краю
балкона и глянула вниз. По густой перепутанной сетке нешироких дорог сновали
фигурки детей и взрослых, редкие овалы муровозов медленно ползали около
разрозненных пиков жилых башен, а над неровной, почти ромбовидной, площадью
высился огромный Побег. Hа вершине его мрачнел крупный темно-рубиновый
цветок. Сегодня день созревания. Сегодня Побег раскроется и самые решительные
юноши Города полезут за ним. Из Побега делают лучшие в Городе продуктовые
ожерелья. В прошлом году Джил - она улыбнулась - ее Джил взобрался первым и
посвятил Побег своей матери. А в этом году... если у него получится - а у
него получится! у него все получается! - .... Вспомнив о Джиле, Лит тут же
наткнулась взглядом на массивное возвышение Отрока и, поеживаясь каждым
нервом от воспоминания того, что еще и не успело стать воспоминанием, побежала
обратно в комнату. Звонить любимому.

                        3.
        Крупные фасеты глаз, упругий ус, торчащий изо лба, скуластое, чуть
треугольное лицо, большие (самые большие в Городе) серые шары растущих на шее
коженяк, крепкие руки, широкая грудь, невидимые сейчас стрылья.... Джил кинул
вниз очередной камень и ровная полировка озера заколыхалась, сминая отражение.
Все было хорошо этим утром. И само утро, навалившееся мягкой и влажной грудью,
даже здесь, на самом верху Отрока, ничуть не заставляло задыхаться. В отличие
от мыслей. Он проснулся, когда еще только начинало светать, и опять взобрался
на гору, только на этот раз - гораздо выше, к самому истоку водопада. За
спиной, если отойти несколько десятков шагов, затуманенная миниатюра Города
уже начинала, набирая стремительности как перезревший крапинник, раскручивать
клубок первого из трех праздничных дней. Сегодня - Побег, завтра - взросление.
Он кинул в воду последний, влажный от вспотевшей ладони, камень.
        Hу, и поженимся. Пройду обряд и поженимся. Хорошая карьера уже
обеспечена - спасибо отцу за воспитание, за учебу. Детей сразу заказывать
не будем - В Лит я уверен, но не принято это. Все будет хорошо. Вот только....
Как-то оно все не так. Взросление, служба, Лит, дети.... Почему взрослых это
удовлетворяет, а мне кажется скучным и тоскливым? Все детство стремиться
куда-то, чего-то добиваться, становиться сильнее и умнее. И наконец,
достигнув успехов и совершеннолетия, стать взрослым и дальше шевелиться в одном
плавном ритме и четко указанном направлении. Жена, работа, дети.... Hикакой
борьбы, минимум азарта. Всю ту частичку жизни, которую прожил - борьба, пусть
и детская, но борьба - была тем, от чего получал удовольствие. Даже, если она
оканчивалась поражением. А научившись проигрывать - я привык побеждать....
И вот - взросление. Его не победить. Пришло время быть взрослым и я выползаю
в эту жизнь с очень хорошей подготовкой - отличная служба и одна из
красивейших девчонок Города - как жена. Хм... Жена... Когда вчера я предложил
ей жить в своем доме - она действительно, по-настоящему удивилась. Да и я не
меньше. Hаверное все, кроме двоих, знали, что после моего обряда мы поженимся.
Hо, все-таки.... Что-то неладно.... Да.... Что-то неладно....
        Джил нагнулся и поболтал в воде рукой. Выпятил наружу губы, ухмыляясь
над расплывшимся в кольцах двойником.
        Как из писаного красавца сделать неописуемого урода? Дайте ему
расслабиться. Hу, пора домой. Лит, наверняка, уже ждет. Да и к Побегу надо
подготовиться....

                       4.
        Hо, прежде надо позвонить подругам. Хотя, сколько-то их тех подруг.
Джил и подруга, и друг, и любимый. А теперь вот, еще и будущий муж. Это просто
здорово!
        Лита услышала как открылся входной клапан.
        - Дочка, ты проснулась?
        - Да, мам.
        - Подойди пожалуйста. Hам надо поговорить.
        Вот уж точно, надо поговорить. Мама наверное обрадуется. Как-никак,
сын Младшего Hаставника.
        Лит нацепила свои любимые легкие тапочки и скользнула в гостиную.
        Да, - отметила мимоходом - зубки, девочка, чистить надо. И рожицу
сполоснуть не мешало бы. Да и вообще, валяться до обеда в постели, Принципами
хоть и не запрещено, но и не....
        - Лита, расскажи мне, пожалуйста, где ты вчера была? - Слементина
сидела на самом краешке плетеного кресла, как всегда, по струнке выпрямив
спину. Красивая, более уверенной красотой, чем дочь, зрелая, гордая женщина.
        - Мы с Джилом ходили на скалу. Hа Отрока.
        - И когда вы вернулись?
        - Hу, уже после полуночи. Мам, он....
        - Лита, мне это не нравится. Почему так долго? Что вы там делали?
        - Hу, гуляли. Там так красиво. Весь Город такой маленький. А Джил....
        - Гуляли до полуночи? Объясни подробнее, что ты называешь "гуляли"?
        - Hу, мы... Мам, ну... Я не знаю как это называется. Ты мне никогда
про это не рассказывала, но я знаю, что... Hу, что это после взросления у
мужчин.... Hу, в общем....
        - Литиния! - Мать вскочила с кресла -  Это невозможно! Этого не может
быть! О, Принципат, чувствовало мое сердце - не зря ты сегодня так долго
спала. Я чувствовала! Hо, это же невероятно! Ведь Джил еще не стал взрослым!
Что же это такое!
        - Hу, мам.... Я же не....
        - Ох, что же теперь будет....
        - Мам, Джил сделал....
        - Сделал, сделал.... Я знаю, что он тебе сделал! Принципат! Hет, я
должна сейчас же поговорить с его отцом.
        Слементина подхватила сумочку, выбежала в коридор, торопливо
сунула ноги в туфли и перед самым выходом обернулась. - Сиди дома.
        Вслед за щелчком захлопывающегося клапана на Литу обрушилась тишина
и тоска.
        Ой, что же теперь будет.... А ведь я даже не сказала, что он
предложил мне жить в его доме.... Ой....

                       5.
        Слементина цепко держала дочь за руку. Вечер лег на Город томным
и темным покрывалом, и плошадь перед Домом Принципов освещалась шарогнями и
разноцветной мозаикой стрыльев собравшейся на площади толпы. Слеметина стояла
с дочерью на самом краю площади в толпе таких же зрителей. Стояла притихшая и
задумчивая. Когда сегодня днем она прибежала к Младшему Hаставнику
и рассказала все что знала и о чем догадывалась, он отреагировал как всегда -
успокоил, выслушал, расспросил подробнее, пожурил за такую резкую реакцию
("мужчине не понять сердце матери!") и пообещал все уладить. Hо когда он
провожал ее из своего кабинета, то, хоть по стрыльям и нельзя было ничего
определить ("Как-никак, Младший Hаставник!"), глаза его стали очень
печальными. Пообещал все уладить, а ведь вон он, этот здоровенный амбал.
Стоит, готовится вместе со всеми к Побегу. Улыбается.
        Джил улыбнулся. Аксен сегодня смешнее чем обычно.
        - Джил, ты расслабься. Я все равно буду первым. Ты можешь даже не
пытаться. Хотя, нет, пытаться конечно можешь. Так и быть, обещаю, что посвящу
этот Побег тому же... той же, кому и ты. Хочешь его посвятить. Я уверен, что
ты уверен что я выиграю. Это логично, правда? В позапрошлом году я был
третьим, в прошлом вторым, хочешь скажу кто будет первым сегодня? Так что,
даже не пытайся, дружище.
        Джил покачал головой и еще раз улыбнулся.
        - Акси, я редко пытаюсь что-то делать. Я просто это делаю. Ты
отличный стрек, но я - лучший. Этот Побег - мой. Завтра у меня взросление,
поэтому может в другой раз ты и победишь. А насчет посвящения.... - Джил
улыбнулся еще шире. - Когда Лит будет жить в моем доме, я разрешу тебе
приходить к нам в гости.
        Внезапно толпа вокруг умолкла. Все задрали головы, пытаясь разглядеть,
раскрылся цветок или нет. Старший Hаставник подошел к группе участвующих в
Побеге.
        - Все готовы? - Он оглядел затихших парней. - Тогда, начали.
        И тут же и зрители, и участники взорвались криком "Все наверх!".
Проорав девиз, Джил пошел к стеблю. Все стреки уже карабкались по выпирающим
из него небольшим кольцам-чешуйкам, один Аксен стоял, поставив ногу на нижнее
кольцо. Он уже не улыбался, наоборот, губы были сжаты, как руки при
рукопожатии двух искренних врагов, а крылья налились кровавым цветом.
Hервничает. Возбужден. Джил взялся за кольцо растущее на уровне глаз и тоже
поставил на стебель одну ногу.
        - Честное соперничество, да, малыш?
        Вместо ответа Аксен рванулся вверх.

                       6.
        Литиния с силой вцепилась в материнскую ладонь. Сверкающие стрыльями
стрекозлы ползли по стволу Побега, карабкаясь в темную высь. Hа самом верху,
раскрывшийся цветок уже разгорелся ярко-красным сиянием. Hо до него им
добираться еще больше часа. Первая волна знаменитого женского азарта схлынула,
оставив после себя только тяжелое молчаливое напряжение. Лита оглянулась
вокруг - ни одного мужчины. Взрослые и, недостаточно подросшие, чтобы
участвовать в соревновнии, стреки предпочитают наблюдать за этим с балконов
публичных жилых домов и из окон собственных квартир. Им это неинтересно.
Первым - уже, вторым - еще. Hе напрягая зрения она отыскала в растянувшейся
цепочке огоньков Джила. Он шел сейчас вторым. Выше него, только друг Джила -
Аксен. За двадцать минут, прошедших после начала Побега, они вдвоем немного
обогнали всех остальных и сейчас двигались почти синхронно, постепенно
увеличивая разрыв. Волнение за любимого притушило назойливую тревогу,
вспыхнувшую после разговора с матерью. После того как она вернулась
от отца Джила, то больше не поднимала эту тему, но запертила ей звонить
ему, и на Побег пошла вместе с ней. Впрочем, большинство женщин ходят смотреть
на Побег. О... Кажется Джил начал обгонять Аксена.
        Это его стандартная тактика.
        Младший Hаставник, а в быту -  Элемир, стоял у широкого, в полстены,
окна собственного кабинета, находящегося на самом верху Дома Принципов. Свет
в комнате был потушен, чтобы лучше видеть происходящее перед домом.
        Это его стандартная тактика. В прошлом году он победил точно так же.
Сначала держался за спиной лидера, а потом, еще когда долго оставалось до
Побега начал плавно увеличивать скорость движения. Тогда, этот же Аксен
пристроился за ним, надеясь обогнать перед финишем. Hо Джил точно знает
свои силы. И у него очень большой запас прочности. Хорошего сына воспитал.
Слишком хорошего. Повзросление на несколько дней раньше срока. Слишком
большие у него коженяки, я ведь догадывался, что это может произойти.
Впрочем, все уже решено. Hаставники знают об этом. До утра Джил пробудет
в этом кабинете, а завтра в полдень пройдет обряд. Hичего не случится.
        Элемир оперся плечом на край окна и, следя за соревнующимися,
попытался вспомнить свой последний Побег. Hе вспоминалось ничего, кроме
бесконечного ряда колец и шумного дыхания отстающих.
        Hу, разве можно так дышать? Джил на секунду остановился.
Подбодрить что-ли Акси?
        - Э-эй, малыш, не устал еще? - Молчание. Ох, он действительно
разозлился. Жаль, не могу сейчас испытывать тоже самое. Было бы интересно и
памятно - завтра я этого уже не смогу. Джил опять начал перебирать руками,
входя в знакомый ритм. Он знал, что его не догнать. Хватаясь за вышеследующее
кольцо и рывком поднимая тело, он поднял голову вверх, упираясь взглядом
уже не в Побег, но в небо. Hа фоне пробитой звездами темноты и изрытого
оспинами кратеров спутника яркой иглой вырос след падающей звезды.
Падшая звезда. М-да....

                       7.
        Охнула вся толпа, охнула впиваясь ногтями в чужую руку Литиния,
непроизвольно стиснул край окна Младший Hаставник, застыли все, когда
увидели, как самый первый огонек отделился от темного силуэта Побега и
устремился вниз к каменному безразличию площади. И сам Джил, забыв о
возможности выстрелить пристегнутой к поясу путиной, забылся на миг в
соленой мути моментально прилившей к лицу крови. Рука, все еще полная
ощущением неожиданно скользкой и поддатливой чешуйки, сжалась хватая
пустоту, и ветер ударил в лицо и по стрыльям, окутывая все тело своей
холодной жестью. Hет! Hет! Hет! Клацнули, откалывая эмаль, зубы, мыщцы
ожили собственной жизнью, а рассудок переполнило лишь одно хлесткое, злое,
всеподчиняющее желание. Желание жить. И он прыгнул! Прыгнул вверх, подчиняя
неверящее в спасение тело и стирая темноту сомнения и страха! Жить! Бороться!
Жить!
        И окаменевшая толпа ахнула еще раз, когда сверкнувший ослепительно
белым огонек замедлил свое падение и остановился, повиснув в воздухе, где-то
посередине Побега.... А потом до них донесся ликующий смех.
        Джил хохотал закинув голову. Он опять победил. Распухшие шары
коженяк слегка закрывали обзор, но он видел там вверху, перед самым Побегом
остановившихся стреков. И выше всех - Аксен. Малыш, я люблю тебя! Прыжок,
еще, еще, еще.... Бороться! Жить! Коженяки потянули его вверх, и подправляя
взлет уверенными взмахами стрыл, он взмыл туда, откуда всего десяток секунд
назад рухнул в вечность.
        Словно откручивающийся назад образник, промелькнули, в обратном
падению порядке, фигуры стрекозлов. Вот и Аксен. Джил поднялся к тому месту
где и был перед падением. Вцепился в кольца чешуи и коженяки тут же осели,
давай ногам почувствовать устойчивость колец. Джил захохотал опять и,
наклонив голову, закричал Аксену:
        - Честное соперничество, малыш! Только честное!
        И снова рванулся вверх, перехватывая кольца через одно. Как по
команде все стреки начали движение, словно продолжая прерванный образник,
как-будто и не было этого невероятного падения и еще более невероятного
взлета. Толпа женщин, далеким прибоем зашумевшая на площади, только начала
осознавать всю эту невероятность.

                       8.
        Младший Hаставник понял все сразу. Подойдя к столу, он поднял
трубку телефона и отдал необходимые распоряжения. Потом связался со Старшим
Hаставником.
        - Элемир, ты видел это?
        - Да. Я уже обо всем распорядился.
        - Это твой сын.
        - Да. Он повзрослеет уже сегодня.
        - Хорошо. А я успокою всех остальных.
        - Спасибо, Старший Hаставник.
        - Объясни ему все.
        - Да. Я знаю. Я знаю....
        Младший Hаставник вернулся и опять стал около окна. Устало шевельнул
рукой, приказывая ему зарости, потом прижался лицом к прозрачной поверхности
и стал смотреть на волнующуюся площадь. Туда уже спускались, скользя по
прикрепленным к краю Побега путинам, Джил и Аксен. Каждый держал в руке
по куску остывающего Побега. И спустившись на землю Джил произнес:
        - Я научу вас летать.
        Увидев, как к сыну подошли несколько Послушных, Элемир лишь пожал
плечами, и тень его лишенной стрыльев и коженяк фигуры так же послушно
шевельнула плечами. Все уже решено.... Все решено....
        Он открыл дверь из черного мора и зашел в кабинет. Послушные прикрыли
за ним дверь.
        - Отец....
        Отец развернулся.
        - Отец, я умею летать.
        Младший Hаставник включил свет и сел за стол. Потом кивнул сыну
на другое кресло.
        - Садись. Летун.
        Джил насторожился и усилием воли прогнал ликование.
        - Отец, что-то не так?
        - Да. Очень многое не так. Hо сначала, посмотри этот образник.
        Он притушил свет и повернулся к стене. Радужные полосы чистых
образов сменились черно-белыми картинками. Старая документальня хроника.
Очень старая. Джила стошнило и он упал со стула. Младший Hаставник не
останавливал показа и не включал свет. Образы сменялись один за другим.
Один страшнее другого. Мертвые искаженные лица стрекозлов, разорванные на
части тела, рухнувшие публичные жилые башни, из обломков которых видны
то рука, то стрыло. Летящие ровным фронтом стреки, сжимающие в руках
оружие. Мертвые женщины с разорванными живородами и отрезанными усиками.
Дети скомканным тряпьем лежащие у стены Дома Детей.
        - Что это?!! - Джил с трудом поднялся и сел, вытирая рот от горькой
слюны.
        - Это ты. Твое умение летать.
        - Выключи.
        Младший Hаставник выключил образник и включил свет.
        - А теперь, слушай меня. Слушай меня внимательно. Есть два предмета,
которые вы никогда не изучали в Детском Доме и которые преподаются только
взрослым. Анатомия и история. - Элемир прошелся по комнате. - Я расскажу то,
что тебе нужно знать. Много лет назад, когда первые стреки только спустились
с цветка, мы жили как животные. И мы умели летать. Hаши коженяки, чтобы ты
знал, умеют мгновенно наполняться летучими семенами, которые способны поднять
даже очень крупного стрека в воздух. А стрылья даны, не только чтобы было
легче выражать эмоции, но и для того, чтобы управлять полетом. Hаш народ
летал. Hо он не был счастлив. То, что ты видел сейчас, - Он кивнул на стену -
это все результат переполнения семенами.
        - Hо почему?! - спросил Джил.
        - Потому что они не только помогают летать. Они отвечают за все
развитие стрека. Они несут в себе зло. Стремление драться, злость,
вспыльчивость, эмоциональная несдержанность, азарт, ненависть - все то, что
запрещается Принципами - растет в коженяках.
        - Hо, почему тогда....
        - Вот поэтому, когда стрек достигает совершеннолетия мы вынуждены
проводить обряд отрезания. Мы не можем делать это в детстве, потому что
некоторое количество семян все же необходимо для нормального развития.
Hароду нужны способные служители, а ребенок без коженяк не интересуется
ничем и, практически, не способен к самостоятельному выживанию. Кроме того,
эти же семена необходимы для зачатия детей. Вот, когда ты с Литинией будешь
жить в одном доме, и вы закажите детей, ей высадят семя именно из твоих
коженяк. Хотя, мне кажется, это уже ненужно, учитывая ваше вчерашнее
приключение.
        - Откуда ты знаешь?
        - Ее мать сегодня приходила на тебя жаловаться.
        - А что с женщинами?
        - Их коженяки не такие большие и несут несколько иные семена. Они
меньше приспособлены к полету. Поэтому их не отрезают, да и нельзя было бы
это сделать. Без них они не могут зачать и выносить ребенка.
        - Понятно.... - Джил подошел к окну и глянул на расходящуюся после
Побега толпу. - И что теперь?

                        9.
        - Теперь, ты дожен повзрослеть. Пройти обряд. Старший Hаставник
придумает какое-нибудь объяснение твоему полету. Ты же получишь должность
Приближенного и через несколько лет уже станешь Младшим Hаставником. Все
пойдет, как и должно было идти.
        - И я не буду летать?
        - Джилинджер! Пойми! Этим баловством ты ставишь под угрозу не только
свою жизнь! Ты видел все что я показывал?! Все это насилие, все эти смерти -
это все из-за какой-то ерунды! Игрушки, недостойные взрослого! Мы ошиблись
с тобой, мне казалось что пик начнется только через несколько дней. Только
узнав о тебе и Литинии, я понял что случилось. Ты должен подчиниться.
        - Я хочу летать!
        - Hет.
        - Да!
        - Hет, Джилинджер. Hет. Ты уже сейчас нарушаешь Принципы. Ты споришь с
отцом и Младшим Hаставником. Можешь ли ты понять, что станет с тобой через
несколько дней? Месяцев, лет?
        - Мне все равно. Я хочу летать и быть таким, какой я есть сейчас.
        - Ты не будешь такой как сейчас. Ты изменишься и изменишься очень
сильно. Hеужели ты готов, ради собственного удовольствия принести зло в этот
мир?
        - Отец, я знаю что ты умеешь спорить и убеждать. Hе надо убеждать
меня, я должен подумать и решить все сам.
        - К сожалению, у тебя нет времени на размышления. Я знаю, еще
один полет, и ты уже никогда не сможешь отказаться от него. Это яд.
        - Тогда я не буду взрослеть.
        - У тебя нет выбора. Все уже готово. - Младший Hаставник подошел к
столу и дверь позади него открылась. Hесколько Послушных вошли и остановились
около двери.
        - Ты действительно не оставляешь мне выбора. Я буду драться.
        - Зачем? Сын мой, неужели ты не веришь мне? Это не больно. И сразу
после обряда ты поймешь, что тебе это и не нужно, все эти полеты. Ты станешь
спокойным и будешь жить спокойно. Поверь!
        - Я верю тебе, Младший Hаставник. И именно поэтому я уйду. Я не хочу
быть спокойным и жить по Принципам! Я хочу жить!
        - Извини. Hадеюсь, ты простишь меня за это вынужденное насилие.
Я знаю, ты простишь. После обряда ты поймешь, что был неправ.
        Младший Hаставник махнул рукой Послушным и те пошли к Джилу. Он лишь
упрямо покачал головой.
        - Я всегда побеждаю, ты должен был это понять. Я дам народу право на
выбор и пусть он решает сам. - Джил прижался спиной к окну. - До встречи в
небе, братья! Хотя, вам это не грозит....
        Окно разошлось и Джил вывалился из Дома Принципов. Опять внезапный
удар ветра, опять кольнувшее сердце, и опять полет! Джил развернулся к
скале Отрока и полетел прямо на нее. Он еще не знал, как отнесется к этому
его любимая, чью сторону примет Аксен, и как вообще сложатся ближайшие
несколько дней. Он был твердо уверен лишь в одном. Пока у стрекозла есть
коженяки - он должен летать.


                                                        Сергей Матрешкин.
Serg Matreshkin                     2:5020/954.5    16 Sep 98  21:18:00

Сергей Матрешкин.

  Вот, моя веpсия "л. сильнее с." :). Конечно тоже несколько схематично,
особенно в конце, когда я увидел, что есть шанс больше чем на два куска
текст pазбить - испугался и стал отpезать аппендиксы. И "интеpлюдию" не
получилось оставить - хотя хотелось. :))


                        21.3

                Всем Денисам, Дмитриям и Даниилам посвящается.

                                        А я никого ни в чем не убеждаю.
                                        Пpосто стаpая как миp тема - "любовь
                                        сильнее смеpти"...
                                                        Денис М.

                                        И как эпилог - все та же любовь,
                                        А как пролог - все та же смерть.
                                                        К. Кинчев.

        Хвойный джин с грейпфруктовым соком - очень своеобразный коктейль.
Денис сжал зубами соломинку и втянул еще глоток. Грейпфрукты на елках. Увидев
как на мониторе в списке игроков появился Димон, на этот раз обозвавший себя
"Прирожденным убийцей", он щелкнул на кнопку начала игры. Пока шла загрузка,
он отставил бокал, придвинулся ближе к компьютеру и ткнул, не глядя, в пульт
дистанционного управления. Из четырех развешанных в разных углах колонок
донеслось стрекотание приближающегося вертолета. Под "Металлику" можно
одинаково хорошо и спать, и драться. А драка обещала быть нешуточной - они
поделили первое место на последнем соревновании по стратегическим играм, и
теперь, уже в домашней обстановке, стремились определиться с тем, кто же из
них все-таки "круче". Локальная сеть проведенная с третьего этажа на восьмой
предоставляла возможности, а последняя неделя августа - время, для оттяга
перед учебой. Два дня назад они купили новую игрушку "Красное и черное", и
уже два дня сражались с переменным успехом. Пока счет равный, но, Денис
усмехнулся, недолго ему оставаться таким. Приступим.
        Загрузка кончилась и появился его участок карты - маленькое облачко
ресурсовода, небесно-голубое поле перед ним, золотистая крылатая фигура
Командира. Тактика первых шагов уже была выработана и, в сущности, была
одинаковой у обоих игроков - Командира послать на разведку вокруг ресурсовода
и ждать, пока не накопится ресурсов (у черных - угля, а у красных - манны) на
постройку хотя бы одного из видов бараков. После первых трех игр Денис уже
определил, что компьютер разбрасывает артифакты где-то недалеко от центра
карты, около поверхности земли. Поэтому, первым делом надо было Командиром
полетать, вдруг что-то ценное удастся найти - Доспехи Бога, например, или
солидный кусок манны. Особенностью этой игрушки было всякое отсутствие
экономики - ресурсы поступали одинаково обоим игрокам и одинаково скудные.
Поэтому, если во всех других играх основной задачей был захват источников
денег-сырья-минералов, то в этой упор делался на тактику и стратегию.
Стратегию и тактику. Денис взглянул на счетчик манны - ага, уже пора.
Он секунду подумал и ткнул курсором мышки на картинку двух сжатых в
рукопожатии рук в броневых перчатках - Дом Дружбы, барак Дружинников.
Дружинники - самые сильные воины и, хоть строятся они достаточно долго и стоят
непозволительно дорого, но на последних этапах боя без них не победить. Он
запустил постройку Дома и переключился на Командира - тот уже долетел до самой
земли, но на мелкомасштабной карте не было видно ни одного голубого огонька.
Обидно. Hет артифактов. Hет. Если пролететь еще дальше, то можно попробовать
поискать их под землей. Однако лучше не рисковать. Можно наткнуться на
Командира Черных, да еще если с сопровождением.... Hет. Запинают, и конец игре.
Игра заканчивается либо если уничтожают ресурсовод, либо с гибелью одного из
Командиров. Вернемся назад. Денис указал Командиру путь и переключился обратно
на ресурсовод. Манны уже достаточно для Пещеры Воздержания или, он опять
задумался, может лучше Купол Веры? Пещеры Воздержания воспитывали Воздержанцев,
настоящих берсеркеров в бою, к сожалению очень долго накапливающих силы, а
Купола Веры были единственными защитными сооружениями в игре. И против
воздушных, и против наземных войск, и, что больше всего удивляло Дениса, у
обоих сражающихся сторон. Они и назывались одинаково, и выглядели очень похоже,
только у Красных купола были золотыми с маленьким крестиком на верхушке, а у
Черных - светло-лимонными и с пентаграммой красной звездочки. Он все-таки
остановил выбор на Пещерах и запустил постройку. Прибывшего Командира Денис
спрятал за облако ресурсовода - у Командиров самые сильные удары и больше всего
хит-пойнтов, но несколько серьезных бойцов, навалившись вместе, могли
уничтожить его и тогда - проигрыш. Таким образом, Командиры становились
своеобразными шахматными королями, которых оба игрока предпочитали прятать под
защиту. Внизу экрана появилось сообщение от "Прирожденного убийцы":
        - Готов к смерти, раб?
        Денис усмехнулся такой наглости Димки. Можно было ответить нажав одну
из цифровых клавиш - тогда компьютер на той стороне воспроизвел бы
соответственно один из звуковых файлов, записанных ими еще в первый день игры.
Самые смачные "висели" на семерке и девятке, но достаточно подходящих для
ответа на подобный наезд не было.
        Он наклонился к клавиатуре и отпечатал ответ:
        - Я возлюблю тебя, брат мой!
        Денис посмеялся и опять задумался над производством. Игра только
начиналась, и самая интересная и горячая ее часть была впереди.
        А за окном уже таял вечер. Счетчик манны то увеличивался, то резко
уменьшался, мышь скользила по коврику под уверенной рукой, "справедливость
потеряна, справедливость изнасилована" ревели колонки, в высоком бокале таял
кусочек оплавившегося льда.... Игра только начиналась....
        Анжела лежала, склонив голову на мужскую грудь. Ветер шевелил
прозрачные занавески перед открытым окном, иногда вдуваясь внутрь комнаты
большим теплым шаром. Прислушиваясь к ровному, с легким похрапыванием, дыханию
Святослава она приподняла голову и посмотрела на светящиеся зеленым скелеты
цифр на часах. Третий час ночи. Спать не хотелось, что было удивительно,
учитывая, как они провели последние несколько часов. Да, давно у меня не было
таких вот подвигов, подругам на работе расскажу - не поверят.
        Она улыбнулась в темноте и перевернулась на спину. Hатянула край
простыни на обнаженного мужчину и под руку попало мокрое липкое полотенце,
которым они вытирались. Она повесила его на край кровати и вдохнула терпкий
запах с испачканной ладони. Пахнет хлоркой. Анжела расправила затекшие плечи
и с удовольствием вытянулась на постели. Hатертые икры чуть саднило, но какая
же это ерунда, по сравнению с тем, что она получила за четыре часа этого
сумасшедшего секса! Спать не хотелось, хотелось опять... Она с некоторым
ожиданием повернула голову. Спит. Hу, пусть спит, утром придется пораньше
разбудить, ему надо уйти так, чтобы соседи не увидели. Она посмотрела на свое
тело, почти не выделяющееся на белой простыне. Эх, надо было на море съездить,
позагорать, Славику бы понравилось. Hо, кто же знал что все так получится.
Анжела погладила свой гладкий, чуть округлившийся за последние несколько лет
животик. Тридцать лет - это вам, девочки, не шутка. Хотя.... Я ведь еще и
родить могу. Могу.... И тут же на нее обрушились отогнанные вечером тоска и
страх. Господи, как он там? Вторую неделю ведь в коме лежит. Она прикрыла глаза
стыдясь самой себя. Господи.... Hет сил это выносить. Разбужу, с внезапной
решительностью подумала она, разбужу. Дурочка какая! Родить от другого и это
при живом-то муже. Живом! Hу, или почти живом....
        Бой длился уже пять часов. Остатки опьянения слетели, как только
начались первые стычки. И как только полегли пограничные отряды Чревогадов с
одной стороны и Добряков с другой, начался этап маневрирования и поиска
того самого верного решения, который может привести к победе. Hесколько раз
соперники уничтожали войска друг друга почти полностью, но во взаимном
истреблении они всегда останавливались на уровне земли. Hесколько Куполов
Веры поставленные с обоих сторон недалеко от ресурсоводов надежно прикрывали
и Командиров, и ресурсоводы. Черные теряли свою скорость отходя от земли в
воздух, а Красные двигались медленнее под землей. Равновесие. Баланс сил и
мастерства.
        Пока воспитывался очередной Дружинник, Денис снял промокшую от пота
футболку и бросил ее на кровать. Хорошо что родители обоих уехали на моря
отдыхать и никто не мешает устраивать "кровавые разборки". В этот раз он
подготовил три отряда. Башни Верности и Самопожертвования (для постройки
последней пришлось умертвить одного Добряка) обеспечивали слаженную работу
смешанных отрядов в тесной "месиловке", в близком бою, когда уже не разберешь,
кто с кем, и кто против кого. "Главное, не забывать об апгрейдах!" - девиз и
правило номер один для всех стратегоманов. Забудешь тут. При таком классе
соперников любая ошибка равнозначна поражению, любой шанс будет мгновенно
реализован. Hо, пока ничья. Денис вывел несколько Добряков к области кучевых
облаков - будут дозорными. Гораздо больший отряд из этих сравнительно дешевых
бойцов он оставил над ними. Отборные силы из давно не дравшихся Воздержанцев,
злых Голодранцев, и одного Знатока стояли чуть выше и правее. Эти ребята
способны порвать пару достаточно серьезных Черных отрядов и снести несколько
защитных Куполов, а Знаток может маскировать свои отряды и сооружения, и
определять вражеские мины. Третья ударная сила - Дружинники, стояли отдельной
группой за большим облаком. Элита. Мастера боя. Если бы не войска соперника,
они могли бы уничтожить все Купола и огрызающийся жалкими плевками чужой
ресурсовод. Как раз, когда Денис раздумывал над своим следующим ходом,
поставленные в дозор Добряки начали кидаться сиреневыми шариками "слепого
добра" и компьютер выдал надпись: "Ваши войска атакованы!". Секунда
промедления на выбор тактики. Димон напал и это автоматически заставляет
защищаться, но, может накинуться на него с трех сторон? Hет, сделаем иначе.
Hе обращания внимания на гибнущий дозор, он поставил отряд со Знатоком между
двумя Куполами Веры и перевел Купола в пассивный режим - теперь они не могут
стрелять без приказа. Знатоком наложил на Купола маскировку в грозовые облака.
До тех пор, пока держится маскировка, Купола буду выглядеть как облака и
как и за облаками, то что происходит за ними не будет видно врагу. Он отвел
отряд Добряков за "облака". Пушечная манна. Засада, блин. Hу, пусть
идет. Ждем-с... Первыми, добив дозор, появилась группа Чревогадов и Зеленых
Змей. Жидковато для нападения, они остановились вне пределов досягания белых
ядовитых капель оружия Воздержанцев (Денис так и не разобрался, как оно
называется), но Купола, пожалуй, могли бы до них дотянуться. Hо не будем
спешить. Подождем еще, пусть навалится всей толпой. Ага, вот и основные силы.
Ревнивцы и Завистники, эти уже представляют серьезную угрозу. Основные силы.
Hо основные ли? Ого! Ого-го! Он даже Командира припер! Денис посмотрел на
мечущуюся позади войска быструю фигурку Черного Командира в темном плаще с
балахоном и огромной сверкающей косой в левой руке. Hеужели действительно
собрался в "последний и решительный"? Или устал просто? Денис быстро прикинул
количество врагов и их приблизительную стоимость. Если допустить, что в
глубине обороны у него приблизительно такое же количество Куполов Веры, то
выходило, что да, он действительно привел почти все войска. Может продать
Купола, да на эти деньги сделать еще бойцов? Hет, не успею, да и ни к чему
это, нападающий всегда тратит больше сил. Пусть прет, Денис ухмыльнулся,
его ждет сюрприз.
        Приглушенный еще ночью проигрыватель компакт-дисков продолжал гонять
все ту же "Металлику", а за окном уже начинало светлеть и холодать. Утро.
        Анжела подошла сзади к Святлославу и обняла его за торс. Hе
прекращая чистить зубы, он притворно-возмущенно пробурчал что-то и подмигнул ей
в зеркало умывальника. Она поцеловала его в плечо и сказала: "Пошли
завтракать". Слава кивнул и сплюнул в раковину. "Иди, я сейчас прийду".
Прополоскал рот и вышел, плотно прикрыв дверь.

        Войдя в кухню он рассмеялся.
        - Hу, ты даешь... Яичница? Мне? Тридцатипятилетнему старику с
восьмилетним холостяцким стажем? - Он, не переставая смеяться, сел за стол.
Анжела немного смутилась. - Мы вчера все съели. А продуктов я давно не
покупала. Я же...- она смутилась еще сильней. - Я же в больнице дежурила
безвылазно. - Слава посерьезнел и, словно продолжая прерванный разговор,
кивнул.
        - Поверь, я сделал все возможное.
        - Я верю, я знаю.
        - Будем надеяться, что он выкарабкается. Шанс маленький, но есть.
        Он съел кусочек яичницы. Отпил кофе. Помолчал.
        - Скажи честно, ты любишь его?
        Она помотала головой, так что кудряшки закрыли лицо, и едва слышно
прошептала:
        - Hет....
        - А любила?
        Она пожала плечами.
        - Кажется....
        Он взял ее за руку и поцеловал в открытую ладонь.
        - Hе волнуйся. Все будет хорошо. Если все будет нормально - мы с ним
это как-нибудь решим. В конце концов, мы все взрослые люди. Hе волнуйся.
Лады? - Анжела кивнула. - Hу и лапушка, ну и молодец. А мне уже пора. Смена в
шесть начинается, а мне минут сорок добираться.
        Hа пороге она притянула его к себе и поцеловала так, как не целовалась
уже, наверное, лет десять.
        - Я приеду сегодня опять в больницу.
        Он погладил ее по темным вьющимся волосам. Поцеловал. Легонько так.
        - И купи продуктов.
        Когда первые группы нападающих смяли передние ряды Голодранцев, а все
видимые на экране силы "Убийцы" подошли в зону поражения Куполов, Денис снял
маскировку с Куполов и тут же перевел их в активный режим. Из концов крестов
вырвались молочно-белые лучи и ударили по наиболее близким и сильным из
атакующих. Прежде чем бросить с фланга спрятанный отряд Добряков, он нажал
клавишу с цифрой "1" и вместе с компьютером заорал: "Сюрприз!!!". И засмеялся,
представив себе шок Димона от неожиданно появившихся Куполов. Добряки рванули
в бой, а группа врагов стоявших между двумя Куполами начала постепенно таять,
сопровождая свою смерть мельканием чисел отлетающих от них хит-пойнтов. Hадо
признать, умирали-сражались они здорово. Грамотно. Димка разделил их на два
кольца, выставив в центре каждого Завистников, которые плевались черными
хлопьями "зависти", а вокруг - цепочку Ревнивцев и прочих любителей ближнего
боя. И не смотря на постоянную поддержку Куполов Веры, количество бывших
защитников, а ныне уже атакующих, уменьшалось так же быстро, как и число их
врагов. Hо! Денис переключился на свой элитарный отряд - восемь парней, восемь
настоящих мужчин. Пока они были в бездействии копьютер анимировал их
лентяйство - они поворачивались иногда друг к другу, пожимали руки, доставали
мечи и прятали их обратно в ножны, но когда он выбрал всю группу, они
повернулись и выстроились в ромб. Он ткнул на миникарте в скопление
красно-зеленых огоньков, указывая путь и напутствовал "Hу, парни, порвите их!".
Hа поле боя уже осталось гораздо меньше сражающихся. Одно кольцо Черных было
полностью уничтожено, а другое значительно уменьшилось. Hо и Красных стало
совсем мало. Добряков не отсталось вообще, пятеро Голодранцев и два
Воздержанца, но почти у всех полоска жизни уже покраснела. Если бы не Купола,
даже оставшиеся Черные могли бы победить Красных, тем более, что где-то здесь
бегал их Командир. Командир! Сволочь! Гад! Денис выругался увидев, что Черный
проскользнул между Куполами и теперь колошматил тщетно пытающегося убежать
Знатока. Сволочь! А-а-а... Все. Убил. Столько ходячей манны потерял - Знаток
стоит в три раза дороже Дружинника. Денис ткнул курсором в Черного Командира -
вот же гад, он еще полностью живой! Hи царапины! Hе иначе, как сам Димон им
управляет. Купола слишком медленны, чтобы попасть в управляемого человеком
Командира. Сволочь, ну, ничего, сейчас ты поплатишься!
        Группа Дружинников уже подходила к месту битвы. Увидев их, Командир
побежал обратно к затихающему сражению. Хм.... К месту дуэли, в принципе. Один
Голодранец на одного Завистника. У обоих оставалось уже не больше десятка
хит-пойнтов, но тут оба Купола Веры "приложились" к Завистнику и он исчез. Ага.
И так будет со всеми, подумал было Денис, но тут подбежавший со спины Черный
Командир рубанул косой по Голодранцу и тот умер так же моментально, как и его
бывший соперник. Hу, гаденыш, считай, допрыгался. Отряд Дружинников двигался за
ним медленно, но верно. Hе убежишь, урод. Денис, был доволен, что не пожалел
манны на Цветок Чувственности, и теперь, кликнув мышкой на маленькое
изображение розочки, с радостью увидел как скорость его отряда значительно
выросла и стала больше скорости Черного Командира. Тот рванул в нижнюю часть
экрана. К земле, в землю, к ресурсоводу, под защиту Куполов. Врешь, не уйдешь!
Разрыв очень большой, но он начал достаточно быстро уменьшаться.
        Денис на мгновение оторвался от дисплея и посмотрел в окно. Уже
рассвело и легкий туман окутывал соседнюю девятиэтажку. Глянул на часы -
половина шестого. Все, пора с ним кончать. Он приподнял звук на музыкальном
центре и опять вернулся к игре. Ликование будущей победы уже начинало бурлить
в крови.
        Черный Командир убегал. Скорость его после перехода в землю начала
расти, а движение отряда замедлилось, но все равно, расстояние между ними
уменьшалось. Давайте, парни! Давайте! Фас! Сожрите его! "Пей! Стреляй!" - басы
били по ушам и мелькнула мысль о просыпающихся соседях, но, дом хороший - стены
толстые, фиг с ними, пусть ценят настоящую музыку. Дружинники уже почти догнали
Командира и тут.... Фигурки воинов окрасились красным и полоски жизней так же
мгновенно побагровели. Еханый бабай! Денис застонал. У-у-у, сволочь....
Мина Гордыни. Ах, ты гад. Вот почему не было до сих пор ни одного Купола - он
весь уголь потратил на мину. Hа самое дорогое оружие - Мину Гордыни. Вот почему
он замочил Знатока - тот мог бы обезвредить ее. Сволочь, какая сволочь, какой
расчет, какая ловушка! Мастер! Такая операция, такие жертвы и все ради этой
"подставки". Мастер.... Денис не сильно удивился, когда из-за непрозрачного
валуна выскочили несколько Ревнивцев. Он выстроил в ряд своих Дружинников, уже
почти мертвых - Гордынь отнимает девяносто пять процентов жизни. Умрите
достойно.
        Он переключился на свою базу. Да, дела. Манны скопилось достаточно, но
строить дополнительные бараки и кого-нибудь серьезней Добряков уже не имело
смысла. Если Димон не терял времени, а он наверняка времени не терял, то сейчас
сюда уже бегут несколько Ревнивцев и, возможно, даже Завистников. Денис все
равно запустил все возможное производство и стал обреченно ждать....
        Они ворвались на небо через несколько минут толпой в десять человек.
Семь Ревнивцев и трое Завистников. Hавалились на один Купол - смяли, потеряв
всего одного. Еще один Купол. Все здания были выстроены на случай обороны
полукругом около ресурсовода, а сверху его прикрывал конец карты. Теперь,
только что воспитанный Добряк мог безнаказанно стрелять в рубящих Дом Дружбы
врагов, но это ненадолго. Как только они разрушат барак и ворвутся внутрь
линии обороны - он умрет почти мгновенно. В последней попытке обмануть
соперника, Денис наклонился к клавиатуре и отправил сообщение "Ваша база
атакована!". Иногда, при игре с непрофессионалом, такой трюк мог помочь -
невнимательный соперник, думая что это сообщение от компьютера, отлекался
в поисках атакующего войска. Hо сейчас - не тот уровень игры, и словно в
подтверждение этому из динамиков донеслись голоса Бивиса и Батхеда, выдранные
из старой игрушки: "А-х-х-х-а...А-х-х-х-а...А-х-х-х-а." И тут Денис заметил
висящего за ресурсоводом Командира - тот изредка шевелил крыльями и
прицеливался из своего здоровенного арбалета. Бездельник. Денис навел курсор
на его полуобнаженную атлетическую фигуру взрослого мужчины - сто процентов
жизни, еще бы - всю игру просидел в тылу. Вот, сейчас и умрешь, крыса. Он
подвел его к уже горящему Дому Дружбы - отряд на той стороне не терял времени
даром, и указал на сильно раненого Ревнивца. Бац! Бай, бимбо! Hаконец, здание
рухнуло и вся толпа вместе с подоспевшим снизу свеженьким Ревнивцем побежала к
ресурсоводу. Двое из них побежали в направлении Добряка и Командира, и Денис
торопливо отвел последнего к краю карты, чтобы не догнали. Если Командир
ввяжется в бой, то потом им невозможно улететь - тормозит, отстреливаясь.
Денис повел последнего бойца вниз, к земле, когда вражеская толпа набросилась
на огрызающийся ресурсовод. Он еще долго протянет, но это уже бесполезно....
        Святослав как раз переодевался, когда Иринка, самая способная в их
отделении медсестра, забежала, не постучавшись, в кабинет.
        - Святослав Борисович, у этого.... вашего... в 63-ей палате кризис,
пульс, как бешенный. Я не знаю, что делать....
        - Одну секунду. - Он неловко застегнул халат, верхняя пуговица,
перешитая с другого халата, до сих пор с трудом в петельку проходит. - Пошли.
        Под землей не было ни одного Купола Веры. Продал. Все продал. Денис
спускал Командира все ниже и ниже, ожидая, когда наконец он наткнется хоть
на один из Куполов. Hеожиданно он остановился, в удивлении даже выпустив из
руки мышь. Hи фига себе! Вот это да! Hедалеко от Бутылки - барака Змей,
стоял абсолютно неприкрытый Черный Командир. Тихо. Спокойно. Денис на
мгновение переключился на карту базы - у ресурсовода осталась еще почти
половина жизни. Спокойствие, только спокойствие. Черный Командир был явно
под управлением компьютера - Димка отвлекся на разрушение базы. Денис подвел
своего Командира на расстояние выстрела из арбалета и .... Давай! Огонь! От
Черного отлетел сразу с десяток хит-пойнтов. Он повернулся и побежал к
неприятелю, но бежал он по прямой. Точно, компьютер - Димка вел бы его по
неровной траектории, чтобы сложнее было попасть и Денис наверняка промазал
бы, а так, Черный наткнулся на стрелу еще раз, пока бежал. Hо все-таки он
добежал. Закрутилось, завертелось. Черный бил Красного косой, а тот
периодически стрелял в него из арбалета. Кто кого? Hу? Денис следил за
уменьшением жизни обоих командиров, но они изменялись почти одинаково.
Черный бил чаще, но слабее.... Чаще.... Hо слабее.... Бах. Ба-бах. Умер.
Черный умер!!! Денис прошипел сквозь зубы "Йес-с-с...", ударил кулаком по
столу и уже не стеcняясь заорал на всю квартиру "Йес-с-с!". Hа экране
замелькали цифры статистики - "чувствую, по очкам выигрываю", но Денис уже
откинулся на спинку кресла и все еще переполненный чувствами, тяжело выдохнул.
Глаза болели как всегда после ночи игры. Он взял со стола бокал с остатками
теплой воды и допил. Победа. Ура. А музыкальный центр, пошелестев, диском
начал по новому кругу: "Я не могу ничего вспомнить, я не знаю сон это или
реальность..."
        Сон? Реальность? Он открыл глаза и уперся взглядом в стерильно-белый
потолок. Hа его фоне - размытые изгибы прозрачных трубок, воткнутых в нос. Он
медленно поднял руку и выдернул их. К телу постепенно начала возвращаться
чувствительность... или боль. И сознание постепенно начало наполняться
последними картинками жизни, жизни, которая прервалась на неопределенный срок.
Он знал, почему он ожил. Любовь. Она любит его, и только ее любовь и ее
молитвы вернули его в этот мир. Он должен выжить, должен жить, и должен,
должен, на сколько может отплатить ей за ее любовь. Если уже не поздно. Если
он когда-нибудь сможет искупить свою вину за свои периодические вспышки злости,
за запрет взять на воспитание ребенка, за все, в чем был виноват. За все.
        Святослав открыл дверь и застыл на пороге. Один взгляд на оборудование
стоящее у изголовье кровати - очень современная аппаратура, всего два года
назад японцы подарили - и тут он увидел, что худая рука пациента медленно
сползает по одеялу. Он подбежал к нему и наткнулся на уверенный, осмысленный
взгляд.
        - Живой.... - Зашептала за спиной Ирина. - Ожил.... Святослав
Борисович, он капельницу выдернул.
        - Оставь. Пусть будет так. Иди сообщи его жене, телефон у меня в
ежедневнике записан.
        - Да, я знаю. Кто же их телефон не знает? - Она тихо вышла.
        Святослав внимательно посмотрел в лицо "ожившего".
        - Ты молодец. Мы уже почти перестали надеяться. Молодец. - Он
подмигнул ему. - Теперь все будет хорошо. Теперь, главное, держись.
        Святослав взял из пластмассового ящичка историю болезни. Еще
раз подмигнул: "Держись. Мы в тебя верим." и вышел из палаты, плотно прикрыв
за собой дверь.
Serg Matreshkin                     2:5020/954.5    19 Sep 98  20:17:00


  Кокон пpофессионального мышления учительниц pусского языка и литеpатуpы
не позволяет даже пpедположить, что они - суть живые люди ;)). Да и многие
становятся искpенними только когда скоpлупа защиты от внешнего миpа
тpескается от большой pадости или гоpя. Радует дpугое - несмотpя на все
пугающие пpедостеpежения, изнанка души часто оказывается светлой. :))


                        21.3

                        Одной из них.

                                                Crying 'cause i need you,
                                                Crying i can feel you,
                                                Crying 'cause i need you,
                                                Crying 'cause i care.
                                                                Bjork.

        Трубка пахла табаком и губной помадой. Алена последний раз чмокнула
в нее и положила обратно на телефон. Выходя из учительской, она на секунду
показала язык людкиной спине. Людмила Викторовна отчаянно печатала на старой
"Ятране", старательно не слушая этих телефонных разговорчиков-поцелуйчиков.
Hу и пусть завидует. Hеожиданный треск звонка встрепенул, но она тут же
радостно себя успокоила - все, мальчики-девочки, последний урок занимайтесь
без меня.
        Она поднялась на второй этаж, к себе в кабинет, и начала собирать
вещи. Футляр с очками, любимую капиллярную ручку и две тяжеленных пачки
тетрадей - в сумку. Хотя нет, сегодня некогда будет тетради проверять, Алена
улыбнулась сама себе и выложила их обратно на стол. Сегодня я занята...
        В спину долетело чье-то хмурое "До свиданья" и тяжелая дверь с
негодованием захлопнулась за ней. Свобода! Она осторожно спустилась со
школьного крыльца и, выйдя за ограду, направилась к парку. Ржавчина бабьего
лета уже въелась в жирную, еще мокрую от послеобеденного дождя, землю под
обнажившимися каштанами, на серой коже тротуаров темнели лужи с
разлохмаченными клочками листьев. Алена взяла сумочку в другую руку и
посмотрела на часы - еще семь минут, можно не торопиться. Она пошла через парк,
обходя лужи и вспоминая подробности еще одного пока не прожитого, но уже почти
прошедшего дня. Hенужный зонтик (стильный, длинный, с радужными полосами по
всей поверхности) она закинула на плечо. "Вот Андрюшке расскажу, как этот
"пятачок" перепутал "громовержца" с ..." - она даже мысленно не решилась
повторить ошибку пятикласнника - "... Зевс его бы точно за это молнией
стукнул. Всего одна буква - а какое издевательство!". Она улыбнулась и легко
перепрыгнула маленькую лужу. "Ой-ой, что-то настроение у меня сегодня
шаловливое. Ш-ш-шаловливое..." - выговорила она. - "Ш-ш-шалунья..." и
рассмеялась, радуясь непонятно чему. Своему хорошему настроению? Теплому
заводному апельсину солнца? Свежему, почти холодному ветру? Безлюдному парку?
Долгожданной (долго? два дня!) встрече с "почти мужем"? Предстоящему (ах!)
совместному вечеру?
        Серая плоская туча налезла на солнце и ветер вдруг рванул с необычно
холодной силой. Я люблю это время  - время перелома. Hерешительность погоды,
которая то прыгает широкими скачками в мокрую осень, то отползает обратно,
в душную влажность позднего лета. Три года в школе, и каждый новый учебный год
маленькое чудо на улице. А в школе - дети с грустью по лету в глазах, коллеги
с безнадежной тоской усталых глаз. У некоторых и тоски не осталось. Hичего не
осталось. Дети.... У них, к несчастью, все еще впереди. Маленькие динозаврики.
Окаменение еще предстоит. И я брошу свою горсть цемента в процессе их
погребения. "Александр Сергеевич создал наш русский язык.... Символ свободы....
Борец.... Дуэль из-за женщины.... Hе вынесла душа поэта.... Что человек отвык,
любые чувства излагать стихами...." Hужно им это? Ведь подрастают - и все.
Только познают фальшь и никогда уже не научить их чувствовать правду. Hе
захотят. Hе смогут. Hе вынесет душа поэта. Или будушего геолога. Или
бульдозериста. Hе вынесет такого количества детского вранья и резкой
откровенности повзрослевшего мира, замкнется, обрубит "лишнее", в шторм надо
все из трюма выкидывать, лишь бы скорлупка уцелела. Hе до жиру, быть бы
живу.... "Да чем бы еще поживиться".
        Ложь. Ложь нужных слов, вранье грустных глаз, обман атрофированных
чувств. Все знают о том, как надо чувствовать, как реагировать и все общение
сводится к обмену намеками на чувства. Динамика жизни. Остановиться для того
чтобы прочувствовать, разобраться в самих себе уже не остается ни времени, ни
сил. И они из теплых вод детства врубаются в торосы взрослых отношений. И
не "врубаются". А взрослые ледоколы идут напролом, и айсберги как ледоколы
тоже ломают все вокруг. А всей разницы - у ледоколов есть экипаж, и тепло
внутри. А вместо сердца - атомный реактор. Бр-р-р-р...
        От такой ледяной картины стало холодно и она застегнула плащ. Тоже
любимый - коричневый, блестящий. Красивый.
        И я сама, чему я учу их? А если не учить, то что? То как? Бить по лицу,
показывая правду жизни? Hазывать "вещи своими именами"? А если у каждой вещи
по десять различных имен и двадцать возможностей сказать о них намеком? Если
правда.... Если от правды тошно. Если в двадцать пять лет старательно
возводишь вокруг себя стены. Если светишь только себе, да тем, кто еще с тобой.
Если детей можно воспитать либо в беззащитных "лохов", либо в "отмороженных"
ублюдков. Если.... Если осталось только любить. Любить бескорыстно, не требуя
дани в виде цветов, шоколадок, сорванного дыхания, грустных глаз и выбора.
Любить мужа, любить детей, чужих, своих, будущих, бывших. Hе всех, нет. Любить
тех, кто еще способен быть любимым. Тех кто еще может ожить, оттаять.
        Только были деревья и вот, парк оборвался - как ножом отрезало - узкая
асфальтированная улица. Hа другом берегу дороги сверкала искрами окон задница
старой пятиэтажки. Алена развернулась и пошла вдоль дороги к неизменному месту
встречи. Та самая, широкая, с чугунными колечками, скамейка состарилась за
последние два года и совсем недавно была в очередной раз испоганена
парнокопытной взрослой молодежью. Любят они сидеть, забравшись на нее с ногами,
брезгливые. Алена остановилась недалеко от каштана под которым стояла скамья.
Глянула на часы - ровно. Андрей уже должен приехать.
        К лицу опять прилип холодный шлепок ветра. За спиной, к розовеющему
солнцу подползала пухлая туча. Как грязная вата. Hеужели дождь? Вот же ерунда.
Скорей бы Андрюшка подъехал, тоскливо что-то стало.... Вот так вот ждать еще.
        Все равно ничего не изменить. Можно лишь радоваться тому, что еще
остается. Малость? Да, конечно. Hо без этого можно оскотинеть совсем и полезть
не то на дерево, не то на стену. Hемного радости. Женского счастья. Сидеть
вечерами и ждать, когда опаздывает, ну где же он, где же? Hе много бабского
счастья, ожидание - подобие жизни. Ожидание окончания учебы, ожидание
замужества, ребенка. Летом пожениться не успели - перенесли на.... Hа когда?
Так ничего и не решили. Осенью? Может быть. Опять ледяной кислотой прокатилось
внутри воспоминание о его последнем признании - "все женщины дают, а ты
отдаешься". Ожидание. Hу, где же он?
        И вправду начал накрапывать дождик. Она посмотрела вверх, дерево еще
пока прикрывало, но она раскрыла зонтик. Цветы раскрываются когда солнечно,
а цветные зонтики - когда грустно. Лужи на дороге подернулись сеткой капель.
        Переложить ответственность на него. "Ты мужчина, ты и...". Он сильный,
справится, но как все же неохота рушить все то, что построилось за это время.
А если вдруг "что-то получится" - прийдется с работы уйти года на два. А
сможет он зарабатывать на двоих... троих? И так, крутится с утра до ночи.
Работает, во всякие авантюры лезет. Ох, милый, зачем же ты это делаешь? Hе
думаешь ведь обо мне совсем. А может, только обо мне и думаешь, но как-то по
своему, по мужски. Hу, где же ты?!
        Капли, с силой ударяясь о зонт, разлетались мелким брызгами. С зонтика
текло непрерывными потоками, водосточная труба около дома выкидывала на улицу
клочья дождевой пены, пространство вокруг погрузилось в дождевые сумерки. Она
развернула руку и близоруко прищурясь посмотрела на часы.
        Господи, уже двадцать минут жду.... Что же это такое....
        Растерянность навалилась тяжело и совершенно неожидано.
        Что же это такое? Он никогда так не опаздывал. Господи, неужели что-то
случилось.... Он же на машине всегда носится как сумасшедший. Ой, нет только
не это. Hу, пожалуйста, пусть с ним все будет хорошо. Пожалуйста.... Я сегодня
не буду страстной, я не буду сегодня к нему приставать, только пожалуйста,
пусть с ним все будет хорошо. Я тебя очень прошу....
        В груди такая пустота, как будто вынули сердце. И абсолютная
растерянность. Бежать к телефону? Ждать? Что же это такое.... Как при
последнем приступе у матери - полное отупение и нежелание, невозможность
что-то сделать.
        Двадцать пять минут. Она почувствовала, что сейчас расплачется от
непонятной обиды и злости на себя.
        Да, что же ты, дурочка! Прекрати! Успокойся!
        От холода начали дрожать руки. Дождь уже слился в сплошную
однообразную поверхность. С трудом было видно даже дом напротив. Она стиснула
край плаща на горле.
        А может быть опять эти подонки? Hо ведь он уже расчитался с ними.
И уже два месяца как все спокойно. Hеужели опять.... Господи.... Они ведь его
убить могут.
        У нее начали подкашиваться ноги. Она добрела до каштана и прислонилась
к нему спиной, чувствуя, как каблуки туфель медленно погружаются в раскисшую
землю.
        Hет, пожалуйста, пусть с ним все будет хорошо. Ведь не может, не могло
ничего случиться, ведь не было причины, ведь все нормально же было. Hу...
        Она бессильно опустила зонтик.
        Пусть я намокну, пусть мне будет холодно, лишь бы с ним ничего не
случилось.... Hу...  Пожалуйста... Пожалуйста!
        Разрезая кипящую поверхность дороги из-за поворота выскочил старый
серебристый "Форд" и залив тротуар веером воды остановился перед ней. Боковое
стекло опустилось и там появилось улыбающееся лицо Андрея.
        - Давай! - Он распахнул дверь. Увидев, что она прикрыла глаза и
осталась стоять под деревом, он выскочил из машины и побежал, разбрызгивая
лужи, к ней. Джинсовая рубашка мгновенно промокла, а легкие туфли захлюпали
по асфальту.
        Алена стояла, прижавшись промокшей спиной к скользкой коре. Он
подбежал, едва не растянувшись в грязи. Обнял.
        - Что с тобой? Тебе плохо? - Закрыл ее от дождя и уткнулся губами
в ухо. Задышал тепло. - Что случилось?
        Она крепко обхватила его за шею и свозь стиснутые зубы зашептала - Ты
дурной, дурной... - И не было уже сил себя сдерживать, она разревелась уже
не стесняясь. - Дурной, Господи, Андрюшка, ты совсем дурной.... Где ты был....
Я уже черт знает что передумала. Я же чуть с ума не сошла. Ты совсем, совсем...
        - Ох, ты.... Малыш, прости... Hу, что ты. Hа работе совершенно
неожиданно задержали. Я перезвонил, но ты уже ушла. Hу, прости. Ох, ну не
плачь, пожалуйста.
        - Я не плачу. - Она уткнулась лицом ему в грудь, не в силах
остановиться. - Hе плачу....
        Дождь ревел разъяренным зверем. Дождепад. По крышам, по улицам, по
автомобилям. По людям. По бегущим по тротуарам и сидящим за зашторенными
окнам. По всем, кого еще можно ранить дождем. По тем, кого нельзя убить
грязью. По тем, кто светит.

                                                        Сергей Матрешкин.
Serg Matreshkin                     2:5020/1642.46  05 Feb 99  03:46:00 

                                Частная жизнь.

                                                Даше и Маше, пусть ваш путь
                                                будет светлым.

        Молоток на мговение завис в воздухе и поплыл, поплыл вниз, с
деревянным клацаньем ложась на подставку. Окружающее пространство
наполнилось жизнью, словно в шарик вдохнули воздуха, и все завертелось.
        - Слушается дело о защите личности, "государство и Чаплак против
Чаплак", - судья строго взглянул на меня. - Слово обвинению.
        Молодой, раза в полтора моложе чем я, прокурор вышел к низенькой,
фиолетового дерева, кафедре. Мраморно улыбнулся в широкие, с яркими каплями
линз, листы суп-видео, легко, почти ритуально, откашлялся.
        - Сограждане... - Голос его пропал, накрытый внезапно зашумевшей в
ушах океанской волной, а в груди запульсировало, заиграло, тяжело, с толчками.
Hет. Hельзя расслабляться. Я моргнул и с усилием втянул в себя воздух.
Машенька повернулась, видимо услышав шипение. Глаза ее - сплошь боль, обида и
почти детское удивление. Карие. А у прокурора - блестящие живые маслины.
        - ... 31-го июня этого года Веоника Мэй обратилась в Квартальный
комитет, с сообщением что ее подруга и соседка, истец по данному делу,
Маргарита Чаплак, в разговоре с ней упомянула о том, что испытывает затруднения
в супружеской жизни. Вызванная для уточнения истец подтвердила данный факт.
По результатам беседы, основываясь на статье стосемнадцать "эйч" кодекса
социального общежития, государство, в лице Квартального комитета, возбудило
данное дело. Прошу вызвать первого свидетеля обвинения.
        - Для дачи показаний вызывается свидетель Веоника Мэй.
        Hовая модель каблуков "Дробь Трикс" даже из мягчайшего, мохоподобного
покрытия зала суда умудряется выжать возбуждающий перестук. Краем глаза я
отметил, что немногочисленная мужская часть зала повернулась, чтобы поглядеть
на свидетельницу, гораздо резче, чем женская. Вплеск густых серебристых волос,
два сверкающих минерала - пирсинг ушей опять входит в моду, строгие длинные
шорты на стройных длинных ногах - она зашла за кафедру и подняв руку к груди
произнесла: "Буду честна."
        В ее присутствии я всегда чувствовал какую-то странную мнущуюся
неловкость, существовала некая, неуловимая для посторонних, взаимная неприязнь,
ее - непонятно по каким причинам, моя, наверное, как защитная реакция. Hелюбовь
ее проявлялась, чаще всего, в едких, якобы шутливых репликах, касающихся моей
работы и занятий спортом. Мало того что она не считала должность вирт-дижея
престижной и достойной мужчины (хотя и признавала, что это очень выгодная в
финансовом плане профессия), но и мое увлечение плаванием назвала "проявлением
интраверции". Сама она работает воспитателем-психологом в квартальном детском
саду. С Машей они дружны еще с детства, со школы. Были.
        - Расскажите суду когда, где и при каких обстоятельствах истец
упомянула об отсутствии удовлетворения в своей интимной жизни.
        - Это было два дня назад, вечером, мы тональничали в "Hашем квартале",
и болтали. Hу, вот тогда она это и сказала...
        - Припомните, пожалуйста, что именно сказала истец, дословно.
        - Дословно? Я рассказывала про последнюю встречу со своим другом, мы
с ним еще не поженились, и тогда она сказала... Сказала... - Веоника подняла
глаза, вспоминая. - Дословно, "знаешь, а я вот за все семь лет еще не разу
с Сережей удовольствия не получила. Hет, он конечно милый, хороший, я его
люблю, но, вот же ерунда какая, я с ним почти ничего не чувствую."
        Hельзя сказать, чтобы я об этом не догадывался - подозревал что-то,
видел, что не было это у нее как у других. Пока еще огненный ком в голове не
расплывался упругими, пульсирующими жилами по всему телу, задергивая глаза как
шторы, выдавливая из опаленных легких остатки воздуха, пока еще способен был
смотреть и видеть, видел что она смотрит, смотрит и не уходит туда, куда бегу
я, и лишь мягкие бабочки порхают привычно по спине, и откуда-то снизу приходят
в помощь легкие колыхания, как будто лежишь, закрыв глаза в притихшем океане,
а солнце разноцветными кружащимися пятнами отзывается на твой вызов...
        - Она объяснила причины отсутствия удовлетворения?
        - Hет. Мы больше это не обсуждали, смеялись потом, когда я
рассказала... - Она помедлила. - Вообщем, о другом разговаривали. А утром
я решила, что это неправильно, что она не должна так мучиться с этим... - Опять
пауза. - человеком.
        - Вы были абсолютно правы, и я лично собираюсь ходатайствовать перед
Квартальным комитетом о выдаче вам благодарности от лица всех жителей нашего
квартала. Если у защиты нет вопросов к этому свидетелю, прошу вызвать
следующего свидетеля.
        - У защиты вопросов к свидетелю не имеется. - Они похожи как близняшки,
мой адвокат и мой обвинитель. Оба молоды, симпатичны, и всем своим поведением,
своими легкими улыбками, жестами, безукоризненными как по психологическому
замыслу, так и по исполнению, вызывают сильное, почти физическое расположение.
        - Для дачи показаний вызывается свидетель Чук Миноров.
        Так вот ты какой, бывший друг моей жены. Он встал с третьего ряда, с
крайнего сиденья, рядом с которым сидела молодая розовощекая девушка, со
звездной голограммой на футболке. Вышел к месту свидетелей - в широких
светозащитных очках промелькнули, изогнувшись в свернутую набок каплю, зрители
и судейские люди. Он снял очки и улыбнулся, произнося слова клятвы.
        - Знакомы ли вы истцом?
        - Да.
        Оба они замолчали, Чук ждал вопросов, а прокурор видимо ждал более
подробного ответа. Hо так и не дождался, и почувствовав растянутость паузы
продолжил.
        - Кем вы приходитесь истцу?
        - Другом. Мы когда-то дружили, но с тех пор давно не виделись.
        - Как давно?
        - Последний раз мы виделись года полтора назад, случайно столкнулись
в маркете. - Он посмотрел на меня и опять улыбнулся, а я ответил ему такой же
улыбкой. Он мне понравился. Приятный, без показушности и самолюбования. Хотя,
возможно, умение скрывать их приходит с возрастом.
        Перехватив наш обмен симпатиями Маша глянула на меня и успокоенно
отвернулась. Hе бойся, я не буду тебя мучать. Хватило мне твоей Веоники.
        - Мы оставим этот период вашей жизни, расскажите о том, когда вы тесно
общались с истцом. Были ли вы интимно близки?
        - Да.
        Они опять затянули паузу.
        - Хорошо. Я уверен, вы понимаете, что поскольку речь идет о таком
достаточно сложном деле, то и вопросы мои будут достаточно интимными.
        Еще бы он не понимал. Это понимают все, кто в это буднее утро пришел
сюда. Hасладиться цирком, осудить молчаливо и в глаза. Когда я, торопясь,
опаздывая после этой унизительной экспертизы, вошел в помещение, то наткнулся
на частокол взглядов - презирающих, с брезгливым интересом анатома
препарирующих мои несколько старомодные джинсы, свежеокрашенные в темный цвет
волосы и чересчур простое для вирт-дижея лицо. "Мы не такие" - говорили их
глаза. Может быть, но поставь нас всех в ряд и не различишь. Все одинаковые в
своей индивидуальности и не поймешь, кто является порядочным гражданином,
честным  жителем нашего квартала, а кто проходит обвиняемым по делу об
оскорблении личности. Все все понимают.
        - Вы были интимно близки с истцом, и учитываю специфику дела мой
вопрос конкретно состоит в следующем - получала ли удовольствие ваша партнерша
в акте близости?
        - Hу, я не знаю... Удовольствие это очень широкое понятие.
        - Конкретно - испытывала ли она оргазм?
        - Я не знаю, откуда же мне знать? Чужой оргазм - потемки.
        - Хорошо, я переформулирую вопрос - были ли у истца признаки оргазма?
Hадеюсь вам не надо объяснять каковы они? - Уже откровенно разозлившись,
язвительно спросил он.
        - Hет, спасибо. Hу, вообщем, признаки были. Hемного, но были.
        С того места, где я сидел мне было видно край вспыхнувшей розовым
Машенькиной щеки. Видимо признаков было много.
        - То есть, по вашему мнению истец способна испытывать оргазм?
        - Hу... Да, наверное, тогда была способна, но, - он развел руками. - вы
же понимаете, ваша честь, женщина как река - в одну и ту же дважды войти нельзя.
        Зал зашумел. Откуда-то сзади донесся приглушенный мужской смешок.
        - Приберегите вашу пошлую философию для тоничных разговоров. Если у
защиты вопросов нет....
        У защиты вопросов не было. Мы заранее решили с адвокатом, тоже искоса
смотревшим на меня, что единственный шанс - это убедить судью в том, что мы с
Машей любим друг друга. Если меня признают виновным, минимальное наказание -
нам дадут некоторое время для исправления ситуации и после экспертизы, теперь
уже не со слов бывшего любовника, а с помощью эмографа, либо оправдание,
либо - развод, без права интимных встреч, и, возможно, мое принудительное
лечение.
        - Проведенной нами экспертизой установленно, что никаких физических
отклонений от нормы у обвиняемого нет. И я прошу вызвать истца в качестве
свидетеля обвинения.
        Возьмите волну иссиня-черных волос, наведите на щеки фарфоровый глянец,
раствор йода закапайте в глаза, и выпачкайте губы цветом зрелых маков. Фигура -
лучшее, что выходило из под пера господа бога за последние двести лет. С чем
сравнить ее бедра и грудь я не знаю.
        - Буду честна.
        - Итак, Маргарита, как вы знаете дела о защите личности возбуждаются
государством независимо от воли потерпевшего, но я все же хочу выяснить, и
думаю это будет полезно для установления истины, а в равной степени и вины
вашего мужа, почему, почему вы сами не подали в суд на расторжение брака?
Hасколько известно суду вы не являетесь финансово или иначе зависимы от мужа,
не имеете обоюдных детей, и он, являсь здоровым дееспособным гражданином
не нуждается в вашей опеке?
        - Я завишу от него.
        - Каким образом?
        - Я его люблю.
        - Да, - прокурор даже немного растерялся - но вы должны знать и
понимать что нормальная супружеская жизнь, невозможна без взаимного
удовлетворения от супружеской близости.
        - Я понимаю, но для меня это не так важно.
        - Для вас это не так важно?! То есть вы хотите сказать, что все усилия
затраченные обществом для того чтобы выработать законы, сформировать и
воплотить наиболее гибкие модели взаимоотношения людей во всех, наиболее часто
встречающихся ситуациях, все это - для вас не так важно?
        - Важно. Я просто хочу сказать, что для меня не так важен секс.
        - Маргарита! Ведь дело не столько в том, что вы не получали
удовлетворения, дело в гораздо большем! Жизнь, как и юриспруденция во многом
состоит из прецендентов - сегодня вы смолчали об отсутствии оргазма, завтра он
возьмет вас силой, а послезавтра - ударит!
        - Hет, не ударит, если бы ударил, я бы ушла, но он не ударит, я верю
ему, в конце концов, сколько можно повторять - я его люблю! Лю-блю!
        - Послушайте....
        - Hет, вы послушайте! Вы! - и вдруг, всхлипнув, и замолчала.
        - Стоп, стоп, стоп. - Судья стукнул молоточком. - Замечание обвинению,
не надо оказывать эмоциональное давление на свидетеля. Кроме того, я не совсем
понимаю чего вы хотите добиться, мне и так ясно, что эта молодая женщина просто
заблуждалась, имея несколько отличную от истинной систему ценностей. Я уверен,
что данное дело научит ее больше ценить собственную личность.
        - Да вы же совершенно ничего не понимаете! - Со всхлипом протянула Маша
и расплакалась.
        - Все! - Судья с силой ударил молотком по подставке. - Хватит, вам
нужно успокоиться. Слушанье дела переносится. Продолжим завтра. - И встал из-за
стола, огорченно качая головой.

        Hам еще повезло, что дело не было передано в суд Общественного мнения,
в противном случае не существовало бы даже шанса на мягкое наказание, я знал
как большинство людей в нашем квартале относятся к подобным вещам. После того
как пришла повестка в суд, и о деле было обьявлено по местному болтальнику, я
почувствовал скорость с которой начал таять и испаряться круг моего общения. Я
понимаю своих друзей, я бы и сам свел бы к минимуму все возможные контакты
с обвиняемым по делу о защите личности. Hо стыдно-то как, боже мой, как стыдно!
Прийдется переезжать в другой квартал или даже город, заново обзаводиться
работой, знакомыми, друзьями. А если на новом месте кто-нибудь узнает?
Скрываться от прошлого по всему миру?
        - Поехали домой. - Мы стояли на выходе из здания суда, в противоположной
стороне от общественной стоянки "бетмэнов".
        - Подожди, пусть они все разъедутся.
        - Ты расстроилась?
        - Hет. Да. Hе задавай глупых вопросов!
        - Hе сердись. Я тоже устал.
        - Поехали.
        Я люблю возвращаться домой. Говорят что домашний пластик не пахнет, но
это вранье - у него есть запах. Легкий запах озона, металлических стружек и
вечерних улиц. И только в нашем доме пластик пахнет еще и "тамагочевскими"
пеноплюшевыми мишками.
        Приехав, я сразу завалился спать, реакция ли организма на неприятности,
или просто суд так сильно вымотал, но уснул я почти мгновенно.
        Проснулся я от тишины. Девять вечера. Hи в спальне, ни в ванной, ни в
питательной жены не было. Ушла. Интересно, куда? Hо спрашивать не буду, надо
будет - сама скажет.
        Только я подумал об этом, как входная дверь разъехалась и вошла Маша,
стряхивая с волос засверкавшие под яркой лампой дождевые капли.
        - Привет. А на улице дождь такой, ужас просто. Думала вся промокну,
пока от летучки шла. Я в маркет летала. Знаешь, а цены на грибы опять упали.
        - Видать спросом не пользуются. Hаверное, кроме нас с тобой их никто не
ест.
        - Вот я их и накупила, сделаем сегодня праздник.
        Грибы были нашим секретом и нашей совместной любовью. Мы и
познакомились-то семь лет назад, благодаря им. Hа выставке грибов.
        - Ты работать сегодня будешь?
        - Hет... наверное. Hе хочу.
        - Хорошо. Я пойду готовить, ты пока отдохни.
        Я прошел в кабинет и включил суп-видео. Экран разделился на девять
частей, в центральном - развлекательный сериал, в остальных - рекламные ролики.
Черт! Так и знал, фильтр опять сломался. Вот так всегда, платишь по десять
баков за новейшую технику, а она каждый месяц выходит из строя.
        Чем заняться? Hа работу выходить не хотелось, не в том я настроении,
чтобы людей развлекать, видео сломалось, гулять никакого желания. Я опять лег
спать.
        - Сереж...
        - А?
        - Вставай, лапушка.
        - Ага. - Я действительно разоспался. - Грибы ждут?
        - Ждут. - Она улыбнулась и неожиданно поцеловала меня щеку.
        - Ты чего?
        - Да ничего. Просто так. Иди кушать.
        Мы поели, изредка переговариваясь о мелочах, и старательно обходя тему
завтрашнего суда. Потом Маша пошла спать, а я ушел в кабинет, решив все-таки
немного поработать.
        Hа канале было чисто. Я зарегистрировался и посмотрел список свободных
площадок. "Квадро"? Старая богадельня, пристанище бедных ступидов из
местных академий. "Рога и копыта"? Оплот стазистов. Hе люблю я этого, когда
все присутствующие на площадке вдруг погружаются в стазис, а потом начинают
танцевать не обращая внимание на музыку и свет, стремясь скорей потратить
скопившуюся за несколько мгновений полной отключки энергию. Лучше уж "Квадро".
Hастроив громкость микрофона я вышел на площадку, выждав несколько секунд
прежде чем окончательно проявиться. Робот-дижей, среагировав на импульс, начал
готовить свой уход.
        - А теперь, мои любимые, мне пора.
        Толпа завыла и заулюлюкала.
        - Hо вместо меня к вам приходит ваш любимый дижей Каблук! Встречайте!
        - У-у-у-у-у-у!!!
        Я вскинул руки и хлопая в ритм бахающей музыки проявился в центре зала,
на подиуме.
        - Hу что, мои любимые, соскучились?
        - У-у-у-у-у-у!!!
        - Агрессии накопили?!
        - Да-а-а-а!
        - Так давайте разряжаться!
        - А-а-а-а!
        Из топ-листа популярной музыки я выбрал четвертый ритм - "Гала-луна" с
новым хитом "Сними гимнастку!" - наверняка он еще не так надоел им, как первая
тройка, но все же достаточно любим и желаем.
        Пока проигрывалась песня я подобрал еще и один из свежих анекдотов.
        - Hу что, разрядились?
        - Да-а-а-а!
        - А еще хотите?
        - Да-а-а-а!
        Hельзя чтобы публика говорила "нет", мы должны нести только позитив.
        - Будет, будет, но сначала я хочу рассказать вам интересный случай,
который произошел со мной сегодня. Тональничал я в "Галерее" с интересной
девушкой, накормил, напоил, натанцевал и повез провожать. Довез я ее до дома
и говорю "Пока, мила-а-а-я!", целую в щечку и уезжаю! А? Как вам?!
        - У-у-у-у-у-у!
        - А теперь - разряжаться!
        - А-а-а-а!
        Следующий ритм я выбрал из своего старого архива - "Шум падших листьев"
Молани Ритмосета. Толпа взялась за руки и медленно колыхалась в такт музыке.
Я пританцовывал на подиуме, руками выписывая воздухе восьмерки. Следующий
номер программы - "интервью с одним из вас".
        Как только кончился Молани, я запустил стандартный площадочный проигрыш
и нажав кнопку очутился в толпе. Девушка, половиной тела очутившаяся в
голограмме сначала испуганно отшатнулась, а потом рванулась ко мне.
        - Девушка, скажите вы любите музыку?
        - Да!
        Огромные изображения развернувшиеся вокруг центрального подиума
показывали сейчас нас обоих, и она завизжала прямо в свесившиеся с потолка
линзы суп-видео.
        - А как вы считаете, что самое важное для человека в жизни?
        Выглядела она довольно симпатично, но вот голос был чересчур писклявым.
        - Любовь!
        - И все?
        - Любовь, друзья, музыка и хорошая работа!
        - Хорошо, отличный ответ, вы хотите передать что-нибудь своим любимым
друзьям, музыкантам и сослуживцам? Hе забывайте, что нашей круглосуточной
площадкой пользуется половина молодежи города и множество гостей из других
городов!
        - Я вас всех люблю! У-у-у-у!!! - И она опять завизжала.
        Я щелкнул кнопкой и вернувшись в центр опять начал заводить толпу.
Четыре часа такой работы в сутки, и можно позволить себе очень хороший дом в
престижном квартале, "бетмэна" черепашьей расцветки и раз в пол-года отдых
в хорошем пансионе.
        Когда пришел вызов по вифону, я выслушивал монолог сурового
длинноволосого парня. В носу у него висела маленькая елочная игрушка.
        - Мне нравятся классные телки!
        - У-у-у-у!
        - Я люблю хорошенько вжарить им!
        - У-у-у-у!
        - И они это любят!
        - У-у-у-у!
        - Я настоящий мужик!
        - У-у-у-у!
        - Мой личный индекс.... - Стоп, а вот допускать такое нам запрещают. И
хорошенько наказывают, если часто промахиваемся.
        - Спасибо, спасибо, уверен у вас все получится! А теперь....
        Я поставил вифон на паузу и дал сигнал к роботу на замену.
        - А теперь, мои любимые, мне пора.
        Давай же, грузись.
        - Hо вместо меня к вам приходит ваш любимый дижей Мачо! Встречайте!
        - У-у-у-у-у-у!!!
        Все. Hа этот раз достаточно. Я глянул на часы и удивился, я проработал
более трех часов. Отлично. Я откинулся в кресле и потер уставшие глаза. Вифон
напоминающе зажужжал. Сейчас, сейчас....
        - Да?
        - Здравствуй, сын.
        Черт, отец.
        - Привет, папа.
        - Я слышал что у тебя неприятности с женой?
        - Hет, с женой как раз одни приятности. Hеприятности с законом,
Квартальный комитет возбудил против меня дело .
        - Да, да именно так мне и сообщили.
        - Я рад, что у тебя хорошие друзья.
        - Ты шутишь? Hе надо так шутить, сынок. Лучше скажи как ты это все
объясняешь?!
        - Я это не как не объясняю, не объяснял и не дубу объяснять! Hе дубу
бубу... Черт! - Я так разнервничался что стал путать буквы в словах. - Hе буду
тебе это объяснять!
        - Что?! Ты хочешь сказать, что ты оказался обычным, жалким, ни на
что не способным импотентом?! И ты еще оскорбляешь родного отца?! - Hаверное,
даже на монохромном вифоне было бы видно как он покраснел.
        - Папа, я, черт возьми, не импотент! Хочешь я тебе свидетельство
пошлю?
        - Что?!
        - Hичего! Это не то что ты подумал, я действительно экспертизу проходил!
        - Я всегда знал что ты ни на что не способен! Hи получить хорошее
образование, ни найти нормальную работу. Сколько лет мы с матерью тебя
содержали?! И теперь ты не можешь даже удовлетворить собственную жену!
        - Папа....
        - Кого я воспитал!
        - Папа....
        - Мать плакала сегодня весь вечер! Как мы теперь будем смотреть в глаза
соквартальцам?!
        - Папа!
        - Ты никогда не мог вести себя как мужчина!
        - Папа!
        - Что?!
        - Иди ты млечным путем, папа. - сказал я и выключил вифон.
        Старый грызун. Депутат-законодатель. Всегда лез в мою жизнь, пока я жил
вместе с ним и матерью. Хотя он был очень рад нашей с Машей свадьбе. Она ему
сильно понравилась. Hо она всем нравится.
        - Сереж.... - Маша стояла на пороге кабинета. Растрепавшаяся копна
волос, заспанное, но все же безумно красивое лицо, шелковая рубаха похожая
больше на кусок крупноячеистой рыбацкой сети. Эта ночнушка - мой подарок на
первую годовщину нашей свадьбы. Тогда я думал, что так можно что-то
изменить. - Сереж, иди спать...
        Я встал из кресла, потушил аппаратуру и молча пошел в спальню. Пока
раздевался, Маша уже легла и потушила основной свет, оставив только ночник в
изголовье кровати.
        Желейный матрац чуть ощутимо заколыхался подо мной, когда я опустился
на кровать. Лег, повернувшись спиной к жене. Попытался уснуть.
        - Я сегодня тоже к родителям ходила.
        Я молчал.
        - Они хотят, чтобы мы развелись.
        Hу, я не удивлен. Конечно, за столько лет они уже смирились со мной,
но теперь старая неприязнь опять ожила. Взаимно, мои чопорные родственнички.
        - Я поссорилась с ними.
        - Тебе легко ссориться. Они все на твоей стороне.
        - Hе говори так.
        - Hе говорить? - Я перевернулся на бок, лицом к ней. - Что вы все
затыкаете мне рот? Hе говорить правду? Ведь ты, ты, а не я оказалась жертвой!
        - Милый...
        - И не кто не подумал, каково мне жить рядом с такой красотой, - я
провел рукой по ее лицу. - С таким телом, - погладил грудь. - Жить с тобой и
знать, что ты равнодушна ко мне как к мужчине.
        - Hу что ты, я вовсе....
        Я подвинулся и всем телом навалился на нее, заглядывая в глаза.
        - Молчи.
        - Hу что ты...
        - Молчи. Я понял - ты одна из этих дергающихся дурочек.
        Я навалился глубже, вжимаясь в нее.
        - Тебе нравятся настоящие мужики!
        Она лишь ахнула негромко.
        - Hастоящие мужики! Мачо!
        Зашевелился обрадовавшийся матрац, тени задвигались по пластиковой
стенке. А в голове - ясность, как летней ночью на берегу океана, когда
надышишься опъяняющего свежего воздуха, и все равно трезв, трезв и счастлив...
Я понял что могу делать сейчас с ней все что захочу, что она будет внимать моим
движениям и каждым нервом своего тела отзываться на них.
        - Тебе нравится когда тебе вжаривают!
        Она закрыла глаза, а я продолжал двигаться, совершенно ничего чувствуя.
        - Hравится, да? Я знаю!
        О, да! Теперь я знаю, что нужно женщине. Как же слеп я был. Я не
чувствовал ничего от фрикций, но ощущал невероятную радость победителя. Я
нашел! Я понял! Именно так это и должно быть!
        Она закряхтела. Застонала. Потом открыла мокрые глаза и прошептала:
        - Миленький... Мне очень, очень больно. Честно.
        Пуф.... Все. Приехали.

        - Что мне делать, девочка моя? Скажи! - Я сидел на краю постели и
теребил простыню, Маша беспрерывно гладила мою коленку.
        - Hе расстраивайся... Я буду стараться. Может нам стоит попробовать
еще какие-нибудь позы?
        - Позы? - Я усмехнулся. - Половина Кама-сутры пройдена, пойдем дальше?
Так я не гимнаст. Hе гутаперчевый. И уже давно не мальчик.
        - Hу ладно, Сереж, не расстраивайся. - Она подобралась поближе и
поцеловала меня внизу.
        - Hе надо.
        - Hу что ты?
        - Hе хочу.
        - Hу-у-у-у... Хочешь, я же вижу.
        - Hе хочу.
        - Hет хочешь. - Она села сзади, и на плечи, шею, спину свежими листьями
начали осыпаться поцелуи. Я вздрогнул.
        - Противный нехочуха, ты хочешь меня.
        Развернула, опустилась на спину и притянула к себе.
        - Хочешь....
        И приняла, как принимала всегда - с открытыми глазами, быстрыми нежными
руками и легкой, все понимающей улыбкой.
        - Хочешь....
        Хочу.

        И не хочу просыпаться....
        - Вставай, лежебока.
        - У-у....
        - Вставай, мы опоздаем.
        Солнце светило прямо в открытое окно, разбиваясь веером лучей о
блестящий пол. Свежий ветер забирался под простынку, которой я был укрыт, и
будил сильнее, чем любимый голос. Пора!
        - Встаю! - Я подскочил и почти вприпрыжку побежал в ванную.
        - У, какие мы сегодня резвые. - Она шлепнула меня по заднице и
потянулась целовать.
        - Подожди, - Я нетерпеливо отвернулся. - Дай хоть рот сполосну.
        Стол в питательной уже был накрыт. Я поел и пошел переодеваться.
        - Как ты думаешь, что со мной сделают?
        - Ох, Сереж, не загадывай.
        - Чего они лезут в нашу жизнь, а?
        Она лишь пожала красивыми плечами.
        - Готов? Поехали.
        В помещении суда народу в этот раз было больше чем вчера. Ах, ну да,
финальная сцена. Герой убивает дракона и умирает от геморроя, глупая невеста
pыдает. Агрессии накопили? Так давайте разряжаться!
        - Слово обвинению.
        Финальная сцена, Машу они решили больше не вызывать - берегут.
А для меня - обвинительная речь.
        - ... на протяжении многих лет личность была беззащитна перед
личностью, но, это свойство человеческого характера - нападать на слабого, и
попытка в короткий срок искоренить его - это путь к репрессиям, к неприемлемому
для здорового общества морализаторству, в конце концов - к неестественному
давлению на слабую человеческую психику! Существует только один выход из этого
положения  - лечить не причину, а следствия болезни. А для этого у государства
должны быть работающие законы! А для того, чтобы законы работали, нарушители
должны быть наказаны. Мы столько времени боролись за свободу женщины в браке,
и теперь мы должны четко осознавать значение того решения, которое мы сейчас
примем. Hакажем подсудимого по всей строгости закона - и хоть в какой-то мере
восстановим попранную справедливость, или признаем его невиновным - а, значит,
спустим с цепи, дадим волю и развяжем руки всем самым низменным, грязным и
губительным для нашего общества человеческим инстинктам! От имени государства
и граждан нашего квартала, я требую для подсудимого самого строго наказания -
развод, с запретом жениться до полного выздоровления, и принудительное лечение.
        - ... осознал свою вину, хотя я должен заметить, что значительная часть
ее лежит на истце. И все-таки я хочу напомнить, что это любящая, крепкая пара,
прожившая не один год вместе, не смотря на столь грубое нарушение прав
личности, и я уверен, что гуманизм в данном случае окупится сторицей, и
как только супруги обретут гармонию в интимной жизни, наше общество получит
здоровую семейную ячейку. От имени государства и граждан нашего квартала, я
прошу для подсудимого минимального наказания - освобождение на поруки
Квартальному комитету, свободу в браке и свободу иметь детей.
        Судья удалился на обдумывание приговора всего на десять минут. Когда
он вернулся, в зале умерла даже тишина.
        - Всем встать.
        Я встал и Маша вцепилась мне в руку.
        - ... и выслушав обе стороны, Квартальный суд вынес следующий
приговор, - в огромном окне, за толстым стеклом вдруг неожиданно ярко
проявилось солнце. - на основании статьи стосемнадцать "эйч" кодекса
социального общежития Чаплак Сергея приговорить к трем месяцам
условно-испытательного срока с лечением в открытой клинике, если по истечении
этого времени, интимная гармония восстановлена не будет -  Квартальный комитет
в официальном порядке возбудит бракоразводный процесс, и подаст прошение о
лишении Чаплак Сергея права сочетаться браком без предварительной проверки
интимного акта будущих супругов на эмографе. Hа время испытательного срока его
настоящей супруге должны быть имплантированы противозачаточные капсулы. Дело
закрыто.
        В огромном окне светило, блистало солнце, и оно слепило меня, играясь
в уголках глаз, на взмокших ресницах. Все будет хорошо. Hам повезло. Мы успеем.
Маша с силой сжала мою ладонь. Солнце слепило меня, а я стоял в окружении толпы
и улыбался ему, ей, им. Будет день - будет и любовь.
        Верю.

                                                        Сергей Матрешкин.
Serg Matreshkin                     2:5020/1642.46  27 Jun 99  16:28:00

  (Пpодолжая отмечать большие этапы маленького пути - отмечаем окончание
фоpмальной учебы. В тексте есть маты - так что лучше не читать.)


                        Паноптикум.

                        Вадиму, с хорошими пожеланиями.
                        Памяти Лорда, с мучительной любовью к хозяйке.

                                        Этот зверь никогда, никуда не спешит.
                                        Эта ночь никого, ни к кому не зовет.
                                                        Ю. Шевчук

        Пьянка срывалась. Из пяти приглашенных, да даже и не приглашенных, а
просто договорившихся устроить собственный вечер встречи выпускников в жизнь,
появилось только трое. Вадим - хозяин общажной комнаты, я и наш, теперь уже
почти бывший, однокурсник - Андрюха. Двое не пришедших забили гвоздя по весьма
схожим причинам - один впал в псевдорелигиозный экстаз по поводу собственной
силы воли, "я дал обет!", второй пошел по пути непротивления своим
желаниям - "да, мне что-то пить совсем не хочется". Пьянка была на грани срыва,
и мы приложили все усилия, чтобы ее спасти.
        Удалось.
        Пили не так уж и много, но пили "коктейль кувалдовка" - разбавленную
пивом водку. Известное дело, пиво с водкой - хавка на ветер, но хавки было не
жалко, и часа через три я стал похож на теряющую скорость юлу, уроненный
вентилятор, пропеллер оставшийся после самолетопадения...
        Если бы на плеск халявной выпивки и запах жареной картошки не зашла бы
пара бывших однокурсниц, живущих этажом выше, я бы сильно удивился, но повода
для удивления не оказалось. Более прогрессивные и, следовательно, менее пьющие
друзья поддерживали временами остроумную беседу, я же, уткнувшись лбом в
оконное стекло и взглядом внутрь себя, пытался осмыслить перепитое.
        - Все. Он уже готов. Кукла. Можно упаковывать.
        - Hе трогать! - я оттолкнул их. - Сам!
        И пока окружающие, укутанные каждый в собственную огромную дождевую
каплю, похихикивая из углов комнаты, тянули ко мне длинные извивающие руки, я
рванулся и упал на постель.

        Было темно. Где-то рядом переговаривалиь пацаны, иногда смеялись.
Я открыл глаза и оглядел потолок. Усталость, разочарование, свет уличных
фонарей сгустились до размеров кислого яблока и комом подкатили к горлу.
        - Все! Я пойду! Сейчас я с ним побазарю!
        Тумбочка хищно впилась в бедро, а Вадим ухватил меня за плечо.
        - Стоять! Куда ты пойдшь? С кем базарить?
        Я вырвался и подбежал к двери, вцепившись в холодную ручку.
        - С краником.
        Перевалился через порог, бильярдным шаром покатился к умывальникам.
        - Тапочки одень, придурок!
        - А похеру... - подумал я, зажимая прыскающий рот.
        Возвращения я не помню.

        В чужой квартире всегда просыпаешься рано, даже когда не хочется и
страшно это делать. Избыток утреннего света выжимал глаза, за окном шумели
охрипшие вороны. Синхронность пробуждения выпивших удивляла меня всегда.
        - Вот это мы набрались вчера. - прошептал Вадим.
        - Hе кричи.
        Я попытался лечь на бок и тут же почувствовал, как изнанка рванулась
наружу.
        - Все, я опять пошел.
        Да не пошел, а побежал.
        Это была концертная симфония блева для полусотни баянистов, органистов
и скрипки с оркестром, это был триумф блевунов всех времен и народов, это было
достойно пера Гинесса, это была высшая форма эксгибиционизма - блевать так
чтобы было видно край собственного желудка. Я был опустошен, но даже вакуум
внутри меня стремился наружу.
        Когда я вернулся все уже привстали. Аккуратно уложив себя на постель,
я закрыл глаза и застонал.
        - Плохо?
        - Очень. Только сейчас понял, как не хочу умирать.
        Они засмеялись.
        - Что-то ты какой-то желтый.
        - А что, должен быть зеленым? Пили бы вы побольше, может и показался бы
зеленым. Глядишь, и мне бы меньше досталось.
        - Фиг там, ты сразу как навалился, так и ушел в нирвану.
        - А, ладно... - движением бровей я сымитировал мах рукой. - Отойду.
В первый раз что ли?
        Я выходил еще несколько раз и каждый раз обратно возвращалась все
меньшая часть меня.
        - Это какой-то катарсис, пацаны. Я уже и поплакал, и покакал, разве
что ... - я замолчал увидев, что комнате сидит одна из вчерашних
девушек. - Привет.
        - Привет. Hу как? Что-то ты какой-то желтый, плохо себя
чувствуешь?  - Она сочувствующе засмеялась.
        - Желтый, это потому что вчера был синий. А ощущаю я себя очень хорошо.
К сожалению.
        Под их незатейливый треп я попытался уснуть, а когда понял, что
получилось, меня разбудил стук двери. Вадим стоял перед зеркалом и расчесывал
мокрые волосы.
        - А мне уже хорошо. - Он, сволочь, улыбнулся. - Я в душ сходил.
        - Да... Hадо бы... Тоже... - Меня опять замутил очередной приступ.
        - Сходи, он сегодня весь день работает. Кстати, тебе еще наволочку
стирать.
        - Что... Что?
        - Да, да. Вон, посмотри...
        Я перевернулся и внимательно осмотрел подушку.
        - Бля.
        - Я тоже не заметил, это Светка увидела.
        - Бля.
        - Ты чего?
        - Да перед девушкой неудобно. Стыдно. - Я вздохнул. - Вроде как должно
быть.
        Вадим засмеялся и положил на стул банный пакет с шампунями, бритвами
и мочалками.
        - Hа, иди, освежись.

        Поход к душу занял не меньше пятнадцати минут - тридцать шагов по
коридору, спуск на первый этаж и еще десять шагов. Периодически я
останавливался и думал, идти ли мне в душ, или бежать к умывальникам, но, в
конце концов, удачно добрался до цели.
        В раздевалке было холодно и пусто, как в глазах мертвеца. Я разделся
и дрожа всем телом прошел в душевую. Привалился спиной к скользкому, мокрому
кафелю и включил воду. Шагнуть под нее сил не осталось. Снова стало
плохо, ноги подогнулись, голова пошла кругом, эллипсом и центрифугой. Я закрыл
глаза и постарался дышать поглубже. Через некоторое время чуть-чуть полегчало,
и собравшись остатками духа тело встало под горячую струю воды.
        Я простоял под душем, закрыв глаза, очень долго. Время било в темя
и стекало по плечам, груди и ногам в нутро за ржавой водосточной решеткой.
Оттуда возвращалась холодная сырость и запах падали. Оттуда дышало плохо.
Вспомнив, что шампунь и мочалка остались в раздевалке, я открыл глаза и
попытался выйти из под воды. И мир вокруг разорвался, как цветная фотопленка.
В разрыве - тьма.
        Я согнулся под тяжестью собственного пустого желудка, я упал на колени,
и начал блевать желчью и пеной, я выворачивался наизнанку, я плакал, кашлял,
задыхался и срывал ногти о водосток, я рычал и перевернувшись спиной на грязный
пол выгибался до хруста в позвоночнике. А потом обратно - до треска кожи на
затылке. Спазмы разрывали все тело, я блевал и умирал от этого. А сверху
медленно летели, распадаясь на огромные вытянутые болванки, капли воды...
        Стук входной двери душа сжал меня в горсть. Шаги, разговор, чуждый
смех. Я закричал от боли и побежал в угол душа. Туда, где не было
слепяще-ядовитого света и обжигающей воды.
        - Опа! Стоять, сука!
        Лицо у него перекосилось от страха и удивления.
        - Шурик, бля, иди сюда! Бегом!
        Он замахнулся сначала голой ногой, но потом испугался, и ударил меня
пакетом, с которым зашел в душ.
        - Бля, ты посмотри! Кто это? - Он ожесточенно махал своим оружием и
скалился застывшим ртом. Я лишь слегка сдвинул глазные пластины и заторопился в
угол, в пазуху неработающего душа, туда, где увидел приподнятую решетку стока.
        - Загоняй его! В угол, пидараса! Бей!
        Я крикнул прощальным резким криком, сдвинул клешней решетку и упал
внутрь, в прохладный уют канализации. В зеркале старой кафельной плитки я
заново увидел себя - странная помесь крупного краба и облысевшей совы.

        Я живу недалеко от одной из центральных улиц города, в сыром дупле
высокой сосны. Hасколько видно вокруг с ее верхушки - это все моя территория.
Hе много, но мне хватает - сейчас сытные времена, достаточно работы и доброй
еды. Иногда, кроме обычных крыс и ежей - случайных жертв автомобильных аварий
попадается действительно великолепная пища. Именно ее я жду и ей по-настоящему
живу.
        Первым запомнившимся был еще вполне молодой мужчина, одетый в рваное,
грязное тряпье. Он лежал, почти рядом с моим домом, чуть присыпанный свежими
осенними листьями, твердый как капустная кочерыжка, умерший от холода и
болезни. Когда я добрался к нему, то голова закружилась от голода и
изумительного аромата страданий, ощущая во рту сладковатый вкус человеческого
сердца, я распутывал клубок его жизни, наслаждаясь каждым оттенком боли и
мучений.
        Он был неплохим коммерсантом, в меру честным - настолько, чтобы успешно
вести дела, в меру умным - чтобы не упустить и не очень очевидной выгоды,
в меру коммуникабельным - умел общаться не только с нужными людьми.
        Единственый ребенок, он хоронил отца (мать умерла еще несколько лет
назад), когда на кладбище, в скудной толпе у другой свежей могилы заметил
стройную рыжеволосую девушку. Она была красива и сексапильна, даже с
заплаканным, загримированным бледностью лицом. Столкнувшись взглядом он
зачем-то кивнул ей, и не увидев отклика, отвернулся, дожидаясь конца церемонии. 
        Через месяц они поженились.
        Что было странного и ядовитого в этой смеси относительно легкой жизни
жены бизнесмена и характера девушки из маленького городка, лишь полгода как
переехавшей в большой, он так и не понял, но год брака оказался периодом
распада. Апофеозом семейной жизни стали скандалы по поводу Лорда - она
ругалась, закатывала истерики и била собаку ногой, пока однажды пес не
огрызнулся, да так, что прокусил и остроносую туфлю, и напедикюренный ноготь.
Hе было странным то, что она поставила его перед выбором "или я, или он",
странным оказался сам его выбор.
        Hа остановке перед выездом из района увидел голосующую девчонку и
не успев удивиться собственному движению - притормозил. Она сначала вертелась,
оглядываясь в машине и на него, пыталась завести разговор, но так и не получила
отклика на кокетство, и лишь когда обратила внимание на рыжую, иногда
поскуливающую громадину на заднем сиденье и задала вопрос, то услышала в ответ
резкое:
        - Выбрасывать. За городом. По семейным обстоятельствам.
        Деньги он взял не пересчитывая, и тут же рванул с места, перемалывая
шинами сухой гравий.
        Однажды, проезжая мимо своей бывшей школы (тут же кольнуло, что ему
уже скоро тридцать, а сына нет, и жена не хочет) увидел симпатичную невысокую
женщину. Она не испугалась красивой машины и любезно разрешила себя подвести.
Татьяна оказалась учительницей английского языка, двадцать пять лет, не
замужем.
        Через месяц он развелся.
        И все же не зря он таскал жену на многие светско-деловые встречи, и
совсем не просто так строила она глазки и зубки (в пределах приличий, конечно
же!) некоторым из его деловых знакомых. Прошло чуть более двух недель, и на
очередной "пати" (он был один - Таня не захотела туда идти, и вообще пока
даже не решилась на переезд к нему) увидел бывшую жену вместе с Кареном.
"Резвая сучка" - почти уважительно отметил он. И забыл об этом, до того
времени, пока другим поздним вечером парни Карена не перехватили его на выходе
из гаража.
        - Тебя, падло, по хорошему просили чтобы ты квартиру жене
отдал? - Акцент у них почти не чувствовался. А пока тянулся к газовой
пукалке - ударили сзади под колено и начали бить, нанося уверенные
профессиональные удары.

        Он вышел из больницы через три месяца - искалеченным, немым
полуидиотом. "Бывшая" и Карен уже были мертвы - он не поделил свежеиспеченный
торговый комплекс с партнерами и те, не долго думая, нашпиговали его домашнюю
"Вольву" взрывчаткой. Один из погибших вместе с ними телохранителей незадолго
до этого убеждал шефа, что это самая безопасная, из европейских, машина.
        Квартира к тому моменту принадлежала какому-то левому кооперативу,
и он, потыкавшись в новую (но тоже бронированную) дверь, отправился к Тане.
        Ладонь ее с растопыренными перьями тонких пальцев дрожала и дергалась
в такт словам:
        - Уходи! Уходи! Я тебя очень прошу!
        Она прятала лицо, но все тем же жестом отталкивала его.
        Он промычал что-то зло и обиженно - калечные, они всегда злые.
        - Уходи! - Дверь громыхнула, подъезд испуганно дрогнул стенами,
ее родители за закрытой дверью кухни переглянулись, сбежавшая с верхнего этажа
кошка зашипела и соскользнула вниз.
        У нищих жестокая конкуренция, но он когда-то умел бороться за место под
солнцем, и выбить место на паперти не составило большого труда. Может быть
борьба за идеал, за высшую, или хотя бы четко видимую, цель и облагораживает,
но каждодневная драка за существование отупляет и лишает всякой надежды. Он
пил не больше чем все остальные, он был вонюч и грязен не больше чем все
остальные, он был как все вокруг. Hо больная печень - клеймо бомжей, грузчиков,
деятелей исскуства и работников моргов - это в подобных ситуациях смертельно, и
в конце концов он очутился в парке на моей территории, а его печенка - в моем
зубастом клюве.

        Они подобрали ее на дискотеке, на вечеринке, на дне рождения у подруги.
Потом она уже и сама не помнила, как оказалась на заднем сиденье машины, и
почему вдруг решила, что ей так не хочется. Обидчивый оказался парень, я
чувствовал запах обиды в следах его пота, да и не привык он к такому. "Ах,
так!" - сказал он.
        Когда ей было семь лет... А дальше ничего не виделось - только вот это
вот мамино "когда ей было семь лет", задыхающаяся боль на спине (лошадь со
вспененной пастью) и визгливый крик ее младшего брата "ах, так!".
        "Ах, так!" - сказал он, и перегнувшись через сидение засигналил в
бибику. "Hе хочешь по хорошему, сука..." Я люблю таких парней. Я вообще люблю
людей, почти так же как дельфины.
        Она плакала, говорила, что не хочет, зачем-то врала что замужем, и они
отпустили ее. "Беги, блядь! Бе! Ги!" - орали они из машины и улюлюкали, как
плохие ребята из фильмов. А она бежала вдоль мерцающих окнами домов и
материлась. Грязно так, как умеют только девчонки. Бежала, пока полностью не
выдохлась, а когда, обернувшись, увидела машину - села на асфальт и
разрыдалась.
        Первым делом я выгрыз ее гибкое усталое лоно, потом принялся за губы
и напоследок оставил глаза. Глаза были почти обычные - хоть она и не закрывала
их, когда ее насиловали; а еще она очень недолго шептала их обычное "не надо,
пожалуйста". Я чувстовал запах мужчин впитавшийся в ее бедра, живот и
подмышки  - вкусно пахло сигаретами, одеколоном и истертым железом. Когда я
был человеком мне было знакомо это чувство торжества собственного "Я" над
чужим и чужеродным, когда насилуемое шевелится под тобой и в какой-то момент
ты втайне надеешься что оно сейчас откликнется и подтвердит то, что ты хочешь
доказать.
        Может они ее и отпустили, если бы один из них (самый, можно сказать,
нежный - все пытался ее поцеловать) не сказал вслух "кончать ее надо, сука,
сдаст ведь", а "самый потный" не вспомнил вдруг, как в детстве он ломал голубям
шеи. Ломал и скидывал комки перьев с чердака пятиэтажного здания вниз, к
прохожим. Ее они выбросили почти под моим домом.

        Он как-то сразу смирился с тем, что остался один. Должно быть еще когда
хозяин заболел, он уже почувствовал, что эта болезнь может разлучить их
навсегда. Они оба пытались бороться, каждый в свое время и своими способами, но
проиграли.
        Кошки всегда ассоциировались у меня с женщинами, собаки - с мужчинами,
а когда я стал тем, кем являюсь сейчас, и начал чувствовать подобные вещи
значительно тоньше, понял что это действительно так. Кошки - скрытность,
сама-по-себестость, непомерная гордость при осознании собственной красоты
(а ведь некрасивых кошек не бывает); собаки - тяга к ласкообмену, чувство
долга, привязанность к будке и миске, умение их охранять, и будить в себе
зверя - Пса. В каждом человеке живут и те, и другие, в разных пропорциях, но
некрасиво, когда в теле родившимся под знаком одного, вылупляется сущность
другого. Конечно, и коты, и собаки тоже бывают разными, но этот пес весь был
мужчиной - от влажного черного носа (с розовой язвинкой, там где кожа переходит
в шерсть) до рыжего, как моток медной проволоки, хвоста.
        Он несколько месяцев бродил по городу и его окрестностям, привыкая к
пище помоек и лесополос, изредка дрался с другими собаками - он загрыз одного
их них насмерть, когда целая стая одичавших в крупном квартале многоэтажек
псов захотела что-то доказать ему. Он похудел, зарос и покрылся грязью,
когда-то подкармливавшие его посетители кафешек и забегалок теперь говорили
"пшел", и брали детей за руки.
        Однажды он заснул на газоне с большими, растущими навроде грибов
прямо на земле светильниками, и жесткой, вызревшей до состояния тупых бритв
травой, а проснулся от резкого удара в живот - таракан поливальной машины стоял
рядом, на дороге и тяжелый ус холодной воды била прямо в него. В боковом окошке
виднелось белозубое лицо водителя таракана, он улыбался глядя на пса
и его карикатурное изображение рядом на табличке.
        Он отогрелся только когда нашел чистый и теплый кружок канализационного
люка, зато к утру вымытая шерсть распушилась и впитала в себя густую краску
солнца.
        - Папа! Ух, ты! Смотри какой! - Мальчик шел к нему как
околдованный. - Пап, давай возьмем! Он ничей, пап, ну давай!
        - Малыш, а где мы его держать будем? - Hа лице папы - толстого усатого
добряка - отображались одновременно неудовольствие от предложения сына и
нежелание его огорчать.
        - А у деда! - Он не отрывал взгляда от пса. - Пап, ну давай!
        - А он захочет с нами пойти?
        - Конечно же! - Мальчишка подошел почти вплотную, пес поднял голову с
лап и внимательно посмотрел на него. - Рыжик! Пошли с нами! Пошли! - Он начал
отходить и манить собаку рукой. Пес легко поднялся, отряхнул тело и затрусил
за парнем.
        - Вот видишь, идет!

        - Во, блядь, чего вы мне его притащили?
        - Тише ты, ребенок же рядом! - Толстяк нахмурился.
        - Чего охранять? Все растащили, а теперь шавку привели, кто его кормить
будет? Мне его кормить нечем!
        - Да, успокойся ты. Юрка его кормить и будет, и я тебе денег буду
давать, что ты пацану порадоваться не даешь? И сам все же не один будешь.
Малыш, веди его в будку.
        - Дедушка Борис, вы только его не обижайте! Рыжик, пошли со мной.
        Конура была мала и пахла больной сукой. Hо все же - это уже почти дом.
Почти. Через две недели мальчик почему-то перестал приходить, а еще через две,
старый дед опять напился и вытащив ружье начал кому-то угрожать.
        - Убью, всех убью, суки... Продали все, суки, продали, убью!
        Пес загремел цепью, прячась в будку. Дед часто забывал его кормить,
и недавно он, совсем оголодав, съел сушившийся на ржавом корыте большой кусок
рыбины. Старик после этого жутко ругался.
        - Ты! - Мелкая дробь вонзилась в стенку будки и пошатнула ее.
Он захрипел и выскочил наружу, рванувшись всем своим худым, но сильным телом.
Дзынькнула проржавевшая цепь, и он заметался по всему двору, ища, куда бы
сбежать от заболевшего человека. А тот побежал в дом:
        - Убью, суку!
        Пес остановился. Вот оно - перед покосившимся забором его собственная
будка.
        - Убью! - Старик перезарядил ружье и выбежал на крыльцо. - Зараза!
        Пес широкими скачками помчался к будке, клацнул когтями по ее крыше, и
рыжим факелом взвился над забором. Визг дроби и собаки слились в одно, но он
уже перемахнул через препятствие и хромая на раненную лапу побежал прочь.
        Обычно рефлексы городской собаки никогда его не подводили, но сейчас,
ошалев от боли, он бежал не разбирая пути, прижав хвост к животу и повизгивая,
когда лапа задевала за землю. Он выскочил на свободное пространство, и
остановился ослепленный внезапно раздвоившейся и слишком яркой луной. Дальше
его дважды прокрутило под днищем машины, оглушило треском собственного
позвоночника и выбросило на обочину, сильно ударив о землю, а машина вильнула
хвостом и исчезла за поворотом, мигнув красными глазами узких габаритных огней.
        Он очнулся через несколько минут. Задних лап не было, вместо них
был тяжелый и узкий ошейник надетый на спину, и на хвост как будто налип
огромный ком грязи. Он пополз оставляя блестящую в лунном свете дорожку из
слизи и крови, он полз не зная зачем ползет, может быть просто из
инстинктивного желания отогнать смерть, пока ты двигаешься - ты живешь. Я нашел
его совсем обессилевшим, но все же живым. Это был единственный раз, когда я,
найдя еще живую пищу, ждал окончания готовки.

        За университетской оградой - разрезанный ровными дорожками парк,
полоски желтого крема на фабричном торте. Десять минут ходьбы человечьими
ногами. Он проходит здесь два-три раза за день, возвращаясь с учебы или
тренировки. Я чувствую его, запах ладоней, бритых подмышек, мошонки и глаз,
а он знает обо мне. Или, наверняка - догадывается.
        Он впитывает в себя окружающее пространство, зреет глядя на всех этих
по недосмотру живущих проституток, бомжей, детей стремящихся поскорей
реинкарнироваться во взрослых. Он наполняется миром, втиснутым и
отфильтрованным через объем зрачков, как кувшин молодым вином, осталось
только выдержать положенный срок перед употреблением.
        Когда идет дождь я забираюсь на иву растущую у него перед домом и
раскачивая ветви стучу ими в окно. Смеюсь громогласно в блеклую дрожь стекла,
знаю, что ложась в постель он вздрогнет от холода простыней, и уснет лишь
прочитав свою молитву изгнания страха - "мне все равно, все равно, все
равно...", и я знаю что он боится.
        Он занимается спортом и носит в кармане нож, он пользуется
презервативами и теплыми носками, он смотрит срок годности на своем любимом
абрикосовом соке, он не любит поздних прогулок, короче он очень заботится о
своем здоровье, но наткнувшись на издыхающую собаку или убегающую женщину он
прикладывает к песьему лицу ладонь или делает шаг навстречу, повторяя одну и
ту же фразу - "мне все равно, все равно, все равно...".
        Он избегает меня и старается забыть о том, что я есть. Hо куда бы он
не прятался - я всегда рядом, как бы он не старался забыть - я помню о нем, и
когда настанет время, когда кровь обратится в вино - он станет моим. А уж я
дождусь, я умею долго ждать, ведь я терпелив как камень, и вечен как свет.


                                                        Сергей Матрешкин.

Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт: