другие приближенные с тем, чтобы заверить ее в своей преданности.
"Императрица была смертельно бледна, - вспоминала баронесса Буксгевден. -
Когда она поцеловала меня, я лишь приникла к ней и пробормотала что-то
несвязное о моей привязанности к ней. Граф Бенкендорф держал ее за руку, и
по его обычно бесстрастному лицу текли слезы... "Это к лучшему, - заявила
она. - Такова воля Божья. Господь посылает нам это испытание для спасения
России. Это единственное, что имеет сейчас значение". Прежде чем закрыть
дверь мы увидели, как она опустилась на стул около стола и, закрыв лицо
лицо руками, горько зарыдала".
Как ни болезненно отозвалось на близких известие об отречении
государя, напряженная обстановка в Царском Селе разрядилась. Осада дворца
кончилась: Офицеры и солдаты дворцовой охраны, освобожденные от присяги
императору его отречением, присягнули Временному правительству. Была
восстановлена связь между низвергнутыми монархами, не представлявшими
более опасности для революции. Приехав 4/17 марта в Ставку, государь смог
позвонить супруге. Трубку снял пожилой слуга. Дрожа от волнения и забыв об
этикете, он сообщил императрице: "Государь на проводе!" Взглянув на него
так, словно тот ума рехнулся, государыня наконец сообразила, в чем дело.
Она вскочила, точно шестнадцатилетняя девочка, и бросилась к телефону.
Понимая, что обоих их слушают чужие уши, Николай Александрович произнес:
"Ты знаешь?" Государыня ответила: "Да", и после этого оба стали обсуждать
здоровье детей.
В начале одиннадцатого вечера 5/18 марта граф Бенкендорф с удивлением
узнал: для встречи с императрицей в Царское Село едут Гучков, военный
министр Временного правительства, и генерал Корнилов, кадровый военный,
отозванный с фронта, чтобы принять командование Петроградским военным
округом. Гучков бывший председатель Государственной Думы, старинный
противник Распутина, присутствовавший при акте отречения, был заклятым
врагом государя. Его появление, да еще в столь поздний час, означало арест
императрицы. Бенкендорф сообщил новость Александре Федоровне; государыня
послала за жившим в Царском Селе великим князем Павлом Александровичем.
Поднявшись с постели тот поспешил в Александровский дворец. В одиннадцать
часов, в сопровождении двадцати членов царскосельского совета, приехали
Гучков и Корнилов. Пока императрица и великий князь беседовали с
приехавшими, мятежники, в основном рабочие и солдаты, бродили по дворцу,
оскорбляя прислугу и свитских.
Выяснилось, что Гучков и Корнилов приехали лишь ознакомится с
обстановкой во Дворце и предложить защиту Временного правительства
императрице и ее семье. Гучков осведомился, все ли есть у государыни, в
частности, лекарства. Облегченно вздохнув, Александра Федоровна заявила,
что у нее самой их достаточно, но попросила Гучкова позаботится о
лекарствах для многочисленных лазаретов в окрестностях Царского Села.
Кроме того, она настояла на том, чтобы новые власти обеспечили порядок в
районе, примыкающем ко дворцу. Гучков обещал уладить оба вопроса. Первая
встреча между государыней и непрошенными гостями завершилась благополучно.
Вернувшись домой, великий князь заметил, что никогда еще Александра
Федоровна не была такой красивой, спокойной и исполненной достоинства.
Но в будущее императрица смотрела с тревогой. Еще до приезда государя
она начала сжигать свои дневники, переплетенные в белый атлас или кожу, и
почти все свои письма. Так были уничтожены письма, полученные Аликс от
королевы Виктории и ее собственные письма к бабушке, присланные ей из
Виндзорского замка после кончины британской королевы. "В красной комнате
пылал камин, - писала Лили Ден. - Некоторые письма она перечитывала... Я
слышала сдавленные стоны и рыдания... Обливаясь слезами, государыня
бросала в огонь одно письмо за другим. Бумага какое-то мгновение алела,
затем блекла и превращалась в кучку пепла". Часть писем уцелела. Ходили
слухи, будто одного или обоих низложенных монархов будут судить, поэтому
императрица сохранила все свои письма к супругу, как и его - к ней, чтобы
в случае нужды, представить их в качестве доказательства их патриотизма.
После обнародования злополучного приказа N 1, составленного по
наущению Петроградского Совета, войска защищавшие дворец, стали
разлагаться. [(Согласно этому злополучному приказу, после появления
которого в Выборге и Кронштадте были перебиты почти все офицеры, в частях
и на кораблях выбирались комитеты из нижних чинов, части выходили из
подчинения офицеров, отменялось титулование офицеров и т.д. По поводу
этого приказа, рожденного в умах сотрудников германского генштаба, один из
офицеров Ставки сказал: "Запомните, полковник, начало марта 1917 года -
это те дни, когда уничтожена была Русская армия"... ("Русская Летопись",
1922, кн.3, с.94).)] Начались выборы командиров. Все казаки выбрали своих
прежних офицеров, но генерала Ресина, командовавшего охраной дворца,
забаллотировали. Дисциплина ослабла, солдаты стали относиться к службе
спустя рукава и вступать в пререкания, когда офицер отдавал приказ. Те,
кто остался верными государю, были в растерянности, узнав об его
отречении. Преданный императору эскадрон кавалергардов, расквартированный
в Новгороде, полуторастах верстах от Царского Села, отправился защищать
государя и династию. Несмотря на стужу и пургу, двое суток ехали
кавалергарды. Когда же, иззябшие и измученные, они добрались до ворот
дворца, выяснилось, что защищать некого. Ни царя, ни династии уже не
существовало.
8/21 марта во дворец снова приехал генерал Корнилов, на этот раз -
чтобы объявить Александре Федоровне, что она находится под арестом.
Однако, объяснил генерал, целью лишения свободы является обеспечение
безопасности семьи и защита ее от революционной солдатни. Ее супруг,
продолжал он, арестован в Могилеве и будет препровожден в Царское Село на
следующий день. По словам Корнилова, как только это позволит состояние
здоровья детей, Временное правительство отправит всю семью государя в порт
Романов (нынешний Мурманск), где ее будет ждать английский крейсер,
который доставит ее в Великобританию. Услышав утешительные слова генерала,
императрица потеряла самообладание. Когда, спустя полчаса, вернулся
адъютант, он увидел, что государыня и Лавр Георгиевич сидят рядом за
столиком, и по щекам Александры Федоровны льются слезы. Прощаясь, она
протянула генералу обе руки.
Перейдя в приемную императора, Корнилов обратился к собравшимся там
офицерам конвоя и свитским и сообщил, что бывший царь и императрица
арестованы и что все они свободны от выполнения своих обязанностей,
поскольку их сменят другие части. Генерал добавил, что лица которые не
хотят разделить с низложенными монархами заключение, должны оставить
дворец. Вырубова писала: "Все слуги лично Государыни, так называемая
половина Ее Величества, все до одного человека, начиная с камердинеров и
кончая низшими служащими, остались. У Государя же, кроме верного
камердинера Чемодурова, все почти бежали". При виде их бегства Корнилов не
скрывая презрения, проронил: "Холопы!" Генерал уведомил графа Бенкендорфа,
что все двери во дворце, кроме двери на кухню и главного входа, будут
опечатаны. Дворцовым комендантом был назначен штаб-ротмистр Коцебу,
распоряжения которого надлежало выполнять всем обитателям дворца.
В два часа дня солдаты Сводного полка были сняты с постов. "На новых
стражей было жутко смотреть, - писал впоследствии Бенкендорф. -
Неряшливые, крикливые, они ссорились со всеми. Офицеры их боялись, им с
трудом удавалось помешать своим подчиненным расхаживать по дворцу и
заглядывать в каждую комнату... Они часто ругались с дворцовыми служащими,
осуждая их за то, что те носят ливреи и оказывают знаки внимания членам
царской семьи".
После того, как Корнилов ушел, государыня послала за Жильяром.
"Император приезжает завтра, надо предупредить Алексея, надо все ему
сказать... Не сделаете ли Вы это? Я пойду поговорить с дочерьми", -
сказала императрица", - вспоминает швейцарец. Татьяна и Анастасия
Николаевны, в результате вторичной инфекции, утратили слух и поняли, что
произошло, лишь после того, как о случившемся сестры написали им на клочке
бумаги.
Жильяр продолжает: "Я пошел к Алексею Николаевичу и сказал ему, что
Государь возвращается завтра из Могилева и больше туда не вернется.
- Почему?
- Потому, что ваш отец больше не хочет быть Верховным
Главнокомандующим.
Это известие сильно его огорчило, так как он очень любил ездить в
Ставку. Через несколько времени я добавил:
- Знаете, Алексей Николаевич, ваш отец не хочет быть больше
Императором.
Он удивленно посмотрел на меня, стараясь прочесть на моем лице, что
произошло.
- Зачем? Почему?
- Потому что он очень устал и перенес много тяжелого за последнее
время.
- Ах, да! Мама мне сказала, что, когда он хотел ехать сюда, его поезд
задержали. Но папа потом опять будет Императором?
Я объяснил ему тогда, что Государь отрекся от престола в пользу
Великого Князя Михаила Александровича, который, в свою очередь, уклонился.
- Но тогда кто же будет Императором?
- Я не знаю, пока никто!..
Ни слова о себе, ни намека на свои права Наследника. Он сильно
покраснел и был взволнован. После нескольких минут молчания он сказал:
- Если нет больше Царя, кто же будет править Россией?
Я объяснил ему, что образовалось Временное правительство...
В 4 часа двери запираются. Мы в заключении! Сводно-гвардейский полк
заменен одним из полков царскосельского гарнизона, и солдаты стоят на
часах уже не для того, чтобы нас охранять, а с тем, чтобы нас караулить".
В ту ночь, первую ночь заключения царской семьи, над городком ярко
светила луна. Из парка доносились винтовочные выстрелы: это новая охрана
стреляла в ручных козочек цесаревича. На дворцовой половине, занимаемой
царской семьей, было тихо, но из отдаленных частей дворца слышался хохот,
обрывки песен и пьяные выкрики.
Лили Ден решила спать у дверей спальни государыни. "Я потихоньку
спустилась в лиловый будуар, - вспоминала она. - Императрица стояла,
ожидая меня. До чего же она похожа на девушку, подумала я. Волосы,
заплетенные в тяжелую косу, ниспадали на спину, поверх нижней сорочки
накинут просторный шелковый халат. Она была очень бледна и худа, и мне
стало невыразимо жаль ее. Когда я, едва не упав, вошла в ее будуар со
своими простынями и одеялами, государыня улыбнулась... Наблюдая за тем,
как я пытаюсь постелить себе на кушетке постель, она, по-прежнему с
улыбкой, подошла ко мне. "О, Лили, вы, русские дамы ничего не умеете.
Когда я была девочкой, моя бабушка, королева Виктория, показала мне, как
нужно стелить постель. Я вас научу..."
Мне не спалось. Я лежала на лиловой кушетке - кушетке государыни - и
не могла понять, что же происходит. Ну, конечно, все это мне только
снится. Наверное я проснусь и увижу, что нахожусь в Петрограде, в
собственной постели. А революция с ее ужасами - всего лишь кошмарный сон!
Но, услышав кашель, я поняла, что это, увы, не сон... Лиловый будуар был
залит лунным светом... Кругом стояла тишина, лишь из коридора доносились
шаги красного часового".
Утро 9/22 марта, дня, когда должен из Могилева был приехать Государь,
было холодным и хмурым. Взволнованная и встревоженная, императрица пошла в
детскую, чтобы ждать там возвращения супруга. Нервничая, как и мать,
