Петрово-Соловово. Великий князь Александр Михайлович и целый ряд других
лиц и все они буквально рыдали.
Государь быстро овладел собою и направился к нижним чинам,
поздоровался с ними, и солдаты ответили: "Здравия желаем Вашему
Императорскому Величеству". Государь начал обходить команду, которая, так
же как и офицерский состав Ставки, с глубокой грустью расставались с своим
Царем, которому они служили верой и правдой. Послышались всхлипывания,
рыдания, причитания; я сам лично слышал, как громадного роста вахмистр,
кажется, кирасирского Его Величества полка, весь украшенный Георгиями и
медалями, сквозь рыдания сказал: "Не покидай нас, Батюшка". Все смешалось,
и Государь уходил из залы и спускался с лестницы, окруженный глубоко
расстроенной толпой офицеров и солдат. Я не видел сам, но мне
рассказывали, что какой-то казак-конвоец бросился в ноги Царю и просил не
покидать Россию. Государь смутился и сказал: "Встань, не надо, не надо
этого...".") Николай Александрович поклонился всем собравшимся и вышел из
зала.
В своем кабинете он попрощался с иностранными наблюдателями. По
словам генерала Хенбери-Вильямса, государь, одетый в полевую форму,
выглядел утомленным и бледным, глаза, окруженные синевой, запали. С
улыбкой встав из-за стола, он пригласил гостя сесть на диван и опустился
рядом сам. "Он сказал, что намеревался осуществить реформы, - писал
впоследствии генерал, - но события развивались слишком быстро, и он не
успел сделать это. Что же касается того, чтобы отречься в пользу
цесаревича и поставить при нем регента, он не смог пойти на подобный шаг,
будучи не с силах расстаться с единственным сыном. Он знал, что
императрица того же мнения. Он надеялся, что... ему разрешат уехать в
Крым... Если же придется уехать, то он предпочел бы Англию... Он прибавил,
что необходимо оказать поддержку существующему правительству, поскольку
это самый верный способ удержать Россию в рядах союзников и закончить
войну... Он высказал опасение, что революция означает развал армии...
Когда я попрощался с императором, он повернулся ко мне и произнес:
"Помните, самое главное - это разгромить Германию".
Изменение статуса Николая Александровича тактично скрывалось
окружающими, продолжавшими оказывать ему знаки внимания. Однако это
проявлялось в ряде деталей. Наутро после прощания государя с персоналом
Ставки офицеры и нижние чины его конвоя, выстроившись возле
губернаторского дома, громко произнесли присягу новой власти. После этого
прочли молитву. При этом, впервые за несколько последних столетий, в ней
не упоминались имена царя и членов императорской семьи. В связи с
отречением императора в Могилеве состоялись митинги. Вечером в городе была
иллюминация, по улицам ходили толпы народа и что-то кричали. В окнах
городской управы, как раз напротив окна кабинета государя, вывесили два
огромных кумачовых полотнища. Свитские офицеры один за другим стали
удалять с погон царские вензеля и срезать адъютантские аксельбанты.
Государь отнесся к этому снисходительно, но и 8 (21) марта Алексеев
телеграфировал Брусилову: "Низложенный император понимает необходимость и
разрешил немедленно снять вензеля и аксельбанты".
На второй день пребывания государя в Ставке из Киева приехала
императрица-мать. "Известие об отречении Ники поразило нас как удар грома,
- вспоминала потом великая княгиня Ольга Александровна, находившаяся в то
время с родительницей в Киеве. - Мы были в недоумении. Мама была в ужасном
состоянии. Она повторяла, что большего унижения она в жизни не испытывала...
Во всем она видела Алики". Прибывший в Могилев поезд вдовствующей
императрицы подошел к царской платформе. Спустя несколько минут подъехал в
своем автомобиле Николай Александрович. Поздоровавшись с двумя казаками,
стоявшими у дверей вагона, направился к вдовствующей императрице. Мать и
сын два часа оставались одни. Потом в вагон вошел великий князь Александр
Михайлович, сопровождавший Марию Федоровну. Императрица-мать, опустившись
на стул, громко рыдала. Уставясь невидящим взглядом себе под ноги, Николай
Александрович курил.
Вдовствующая императрица пробыла в Могилеве три дня. Жила она в своем
вагоне. Почти все время Мария Федоровна проводила в обществе сына. Они
совершали дальние поездки на автомобиле и каждый вечер вместе обедали.
Именно сын утешал свою мать. Обычно веселая, остроумная, находчивая,
решительная и умеющая владеть собой, она была непохожа на себя:
испуганная, испытывающая чувство стыда, несчастная. И сын помогал
императрице обрести себя, придавал ей твердость и мужество.
Находясь в Могилеве, государь, по существу, не имел связи с семьей,
оставшейся в Царском Селе. Желая как можно скорее вернуться к своим
близким, он ждал разрешения от Временного правительства покинуть могилев.
Разрешение было дано, но в Петрограде стали распространяться слухи, будто
бывший император вернулся в Ставку с тем, чтобы с помощью армии подавить
революцию или же "открыть фронт немцам". Газеты, словно сорвались с цепи,
печатали мерзкие истории, героями которых были Распутин и императрица, и
статейки, подробно рассказывающие о "предательстве" императрицы. Поэтому,
главным образом, для того, чтобы защитить государя и его семью, 7 (20)
марта Временное правительство принимает постановление: "Признать
отреченных императора Николая II и его супругу лишенными свободы".
Императрица подлежала аресту в Царском Селе 8 (21) марта, государь - в
Могилеве. В тот же день четыре комиссара Временного правительства,
прибывшие в Ставку, отправляются с ним в Царское Село.
Перед отъездом государь и вдовствующая императрица в последний раз
завтракают вместе. В три часа прибыл экстренный поезд с представителями
нового правительства. Поднявшись, государь нежно поцеловал родительницу.
Никто из них не ведал, что сулит им грядущее, хотя оба надеялись
встретиться в Крыму или Англии. Перед расставанием Мария Федоровна горько
заплакала. Покинув ее вагон, Николай Александрович пересек платформу и сел
в свой поезд, стоявший на соседнем пути. Свистнул паровоз. Рывок, и
царский поезд тронулся. Стоя у окна, государь с улыбкой махал рукой
императрице-матери. Через несколько минут, когда поезд, увозивший
государя, превратился в едва различимое на горизонте пятно, от платформы
отошел и поезд Марии Федоровны, возвращавшейся в Киев. Ни гордая
императрица-мать, ни ее сдержанный старший сын не знали, что им не суждено
более встретиться. [(По словам А.А.Вырубовой, "когда Государь с
Государыней Марией Федоровной уезжали из Могилева, взорам его
представилась поразительная картина: народ стоял на коленях на всем
протяжении от дворца до вокзала. Группа институток прорвала кордон и
окружила Царя, прося его дать им последнюю памятку - платок, автограф,
пуговицу с мундира и т.д. Голос его задрожал, когда он об этом говорил.
"Зачем вы не обратились с воззванием к народу, к солдатам?"спросила я.
Государь ответил спокойно: "Народ сознавал свое бессилие, а ведь пока
могли бы умертвить мою семью. Жена и дети - это все, что у меня
осталось!")]
Перед отправлением царского поезда на платформе выстроились
провожавшие государя офицеры Ставки во главе с генералом Алексеевым. По
свидетельству Дубенского, пишет Н.А.Соколов, "Государь вышел из вагона
Императрицы-матери и пошел в свой вагон. Он стоял у окна и смотрел на
всех, провожавших его. Почти против его вагона был вагон
Императрицы-матери. Она стояла у окна и крестила сына. Поезд пошел.
Генерал Алексеев отдал честь Императору, а когда мимо него проходил вагон
с депутатами, он снял шапку и низко им поклонился".
29. ИМПЕРАТРИЦА В ОДИНОЧЕСТВЕ
В понедельник 27 февраля (12 марта) в 10 часов утра в петроградской
квартире Лили фон Лен, фрейлины императрицы, зазвонил телефон. Поднявшись
с постели, Лили подошла к аппарату. На проводе была государыня. "Я хочу
чтобы вы приехали в Царское Село поездом, который отправляется в 10 3/4, -
проговорила Александра Федоровна. - Утро чудесное. Прокатимся в
автомобиле. Сможете повидаться с девочками и Анной, а в 4 часа вернетесь в
Петроград... Буду ждать на вокзале".
Поскольку до отхода поезда оставалось всего 45 минут, Лили спешно
оделась и, надев перчатки, кольца и браслет, отправилась на вокзал. В
вагон села уже на ходу.
Стояло по-зимнему великолепное утро. На синем небе сияло солнце, в
лучах которого переливались снежные сугробы. Верная обещанию, императрица
ждала Лили на вокзале. "Что в Петрограде? - спросила озабоченно
государыня. - Я слышала, что обстановка серьезная". Лили ответила, что
из-за всеобщей забастовки приходится испытывать известные затруднения. но
ничего тревожного она не заметила. Все еще встревоженная, по пути во
дворец императрица велела шоферу остановить автомобиль и такой же вопрос
задала капитану Гвардейского экипажа. "Ничего опасного, ваше величество",
- улыбнулся офицер.
В минувшую субботу и воскресенье императрица недостаточно внимательно
следила за событиями в Петрограде. От Протопопова и других лиц ей стало
известно, что были беспорядки и что положение под контролем. Да и некогда
было государыне разбираться с уличными беспорядками. У нее во дворце
хватало забот: заболели дети.
А.Вырубова вспоминала: "Вечером пришла Татьяна Николаевна с
известием, что у Алексея Николаевича И Ольги Николаевны корь. Заразились
они от маленького кадета, который приезжал играть с Наследником 10 дней
назад". Они заболели в четверг, 23 февраля (8 марта), после того, как
царский поезд отправился в Могилев.
Следом за Ольгой и Алексеем Николаевичами заболели Татьяна Николаевна
и Анна Вырубова. Надев белый халат сестры милосердия императрица сама
ухаживала за больными. "в то время я еще была очень больна и едва
держалась на ногах, - вспоминала Вырубова. - У меня потемнело в глазах, и
я лишилась чувств. Но Государыня не потеряла самообладания. Она уложила
меня в постель, принесла холодной воды, и когда я открыла глаза, я увидела
перед собой ее и чувствовала, как она нежно мочила мне голову холодной
водой." Несмотря на все старания государыни, больным становилось все хуже.
Ночью 28 февраля (12 марта) у Ольги Николаевны температура поднялась до
39', у Татьяны до 38', а у Анны Вырубовой и цесаревича до 40' С.
Во время приезда Лили императрица узнала, что петроградский гарнизон
примкнул к восставшей черни. Лили находилась наверху, в комнате великих
княжон с опущенными шторами. Между тем государыня беседовала с двумя
офицерами из охраны дворца. Вернувшись, императрица позвала Лили в
соседнюю комнату. "Лили, - произнесла она прерывающимся от волнения
голосом. - Дела очень плохи... Взбунтовались солдаты Литовского полка,
перебили офицеров и покинули казармы. Их примеру последовал Волынский
полк. Я этого не понимаю. Никогда не поверю, что возможна революция...
Уверена, беспорядки происходят только в Петрограде".
Но к концу дня пришли еще более тревожные вести. Императрица пыталась
связаться по телефону с государем, но тщетно. "Я послала ему телеграмму с
просьбой немедленно вернуться. Он прибудет сюда в среду 1/14 марта утром",
- заявила она. Задыхаясь от отдышки, со стертыми ногами, пришел Александр
Танеев, отец Анны Вырубовой. "Петроград в руках черни, - заявил он,
побагровев от гнева и возмущения. - Останавливают все моторы. Мой
