допустить, что Яковлев играл еще одну роль. Вполне вероятно, что он
оказался пешкой в подлой игре, затеянной Уральским советом в
Екатеринбурге, большевистскими правителями в Москве и правительством
кайзера Вильгельма II в Берлине.
После Брестского мира и выхода России из войны западные союзники
совершенно утратили интерес к царской семье. Государь, который послал на
фронт 15 миллионов бойцов, пожертвовал армией ради спасения Парижа и
отказался заключить сепаратный мир с Германией в дни самых тяжелых для
русской армии потерь, был предан своими союзниками. Его осыпали
насмешками, презирали. Если царь и его семья и могли быть спасены
благодаря вмешательству какой-то иностранной державы, то такой державой
могла явиться только Германия. Немцы вели себя в России, как победители.
Чтобы накормить голодное немецкое население, германские войска эшелонами
вывозили с Украины продовольствие. Петроград и Москва не были оккупированы
немцами лишь потому, чтобы возложить на большевиков нелегкие задачи
управления этими городами, где царили хаос и разруха. Однако, в случае
необходимости, германские полки без труда смогли захватить обе столицы и
смести Ленина и его сообщников, как груду опавших листьев.
Вот почему ряд русских консерваторов, в их числе граф Бенкендорф и
Александр Трепов, бывший премьер-министр, обратились за помощью к графу
Вильгельму фон Мирбаху, недавно назначенному на пост германского
посланника. Мирбах неизменно отвечал: "Успокойтесь. Я все знаю об
обстановке в Тобольске, и как только наступит время, Германская империя
скажет свое слово". Не удовлетворенные таким ответом, Трепов и граф
Бенкендорф направили Мирбаху письмо, в котором подчеркивали, что лишь
германское правительство сможет спасти царскую семью и предупреждали, что
если царь, его супруга и дети погибнут, вина целиком падет на кайзера
Вильгельма.
Немцы с тревогой смотрели на восток вовсе не потому, что чувствовали
за собой вину. Введя в русский организм бациллу большевизма, они
уничтожили армию противника. Но возникла иная опасность, гораздо более
серьезная. Ленин открыто заявлял, что его цель - мировая революция, и
лозунг этот уже находил отклик в умах измученных войной солдат и рабочих в
самой Германии. Вот почему германское правительство все чаще возвращалось
к мысли реставрировать в России дружественную Германии монархию, которая
покончит с большевиками. Немцы знали о том, что Николай II и императрица
враждебно относятся к Германии, однако полагали, что, если кайзер спасет
их от гибели и возведет на престол, благодарные им за это российские
монархи станут сговорчивее.
И Мирбах сделал ловкий ход. Он поставил условием, чтобы русского
императора доставили в Москву, где он оказался бы под защитой германской
короны. Требование это было сформулировано таким образом, чтобы большевики
не испугались и не догадались о подлинных намерениях немцев. Однако в
требовании содержалась и скрытая угроза интервенции. "Янкель Свердлов, -
пишет Жильяр, - делая вид, что выполняет требования графа Мирбаха, послал
комиссара Яковлева в Тобольск, чтобы приступить к отправке царской семьи в
Москву".
Свердлов, разумеется, без труда разгадал игру Мирбаха и решил
расстроить планы немцев. Отказаться выполнить требования графа он не
посмел: немцы были еще слишком сильны. И он тайно договорился с
екатеринбургскими комиссарами, чтобы те перехватили царя и арестовали, как
бы вопреки распоряжениям центральных властей. Таким образом, он мог бы
заявить германскому посланнику, что, к сожалению, император захвачен, сам
же он оказался бессилен предотвратить подобное самоуправство. Центральному
правительству нетрудно будет изобразить свою непричастность, решил
Свердлов, поскольку особая жестокость большевистского Уральского совдепа
были общеизвестны.
Таким образом, Свердлов предавал как немцев, так и собственного
ставленника Яковлева, не ведавшего об истинных намерениях шефа. По словам
Соколова, "Подписывая одной рукой полномочия Яковлева, Свердлов другой
рукой подписывал иное. Задержала Царя в Екатеринбурге, конечно, Москва.
Свердлов обманывал немцев, ссылаясь на мнимый предлог неповиновения
Екатеринбурга".
Возможно, Яковлев, вначале лишь пешка в руках Свердлова, в конце
концов догадался, что на самом деле происходит, и действительно попытался
вырваться с государем на свободу.
И когда поезд был остановлен, московскому комиссару пришлось
подчиниться распоряжению Свердлова. В сопровождении второго состава, в
котором находились красногвардейцы, царский поезд направился в
Екатеринбург. На станции Екатеринбург-III, оцепленной охранниками,
представители Уральского совдепа захватили узников. Яковлев снова связался
со Свердловым, тот подтвердил свое прежнее распоряжение сдать своих
подопечных местным властям и приказал уполномоченному возвращаться в
Москву. На заседании исполкома выступили с требованием ареста Яковлева. Он
объяснял свои действия тем, что выполнял распоряжение Москвы доставить
царя в столицу. Опровергнуть его доводы не удалось, тем более, что Яковлев
являлся представителем Свердлова, и его отпустили. Через полгода, как уже
было сказано, он перешел на сторону белых.
Поняв, что его обвели вокруг пальца, Мирбах был взбешен. Свердлов
рассыпался перед ним мелким бесом и, заламывая руки, восклицал: "Ну, что
мы можем сделать? У нас еще не налажен административный аппарат, и во
многом приходится полагаться на решения местных советов. Дайте время и
Екатеринбург успокоится". Однако, германский посланник, зная, что номер не
прошел, решил испробовать другой вариант. В Крыму, где собралась целая
плеяда великих князей, в мае появился один из адьютантов кайзера.
Адьютанту было поручено уведомить членов императорской фамилии, что любой
из них, кто согласится скрепить своей подписью Брестский договор, будет
объявлен царем всея Руси. После того, как все Романовы отказались это
сделать, эмиссар кайзера решил встретиться с князем Ф.Юсуповым. Встреча
эта так и не состоялась, и убийца Распутина избежал соблазна увидеть себя
увенчанным царской короной.
Судьба Николая Александровича больше не интересовала Мирбаха. Когда
русские монархисты в июне вновь обратились к германскому посланнику с
просьбой помочь вырвать царя из рук тюремщиков, тот умыл руки. "Судьба
Русского Царя зависит только от русского народа, - заявил он, по словам
Кривошеина. - Все происходящее с Россией есть вполне естественное и
неизбежное последствие победы Германии. Если бы победа была на стороне
союзников, положение Германии стало бы намного худшим. Повторяется старая
история: горе побежденным!"
Поистине, горе побежденным! В начале июля граф Мирбах был убит в
здании германской миссии сотрудником ЧК эсером Блюмкиным. Он и его
сообщник были убеждены, что Ленин и большевики предают революцию.
"Диктатура пролетариата, - восклицали оба, - превратилась в диктатуру
Мирбаха!" Через четыре месяца, в ноябре 1918 года Германия стала сама
побежденной.
34. ЕКАТЕРИНБУРГ
Екатеринбург расположен у подножья невысоких гор на восточных склонах
Уральского хребта. На косогоре у Вознесенской горы притулился двухэтажный,
затейливо разукрашенный особняк горного инженера и коммерсанта
Н.Н.Ипатьева. С одной стороны дома цокольный этаж находился на одном
уровне с улицей, с другой, обшарпанной к склону, был ниже уровня
Вознесенского проспекта и оттого похож на полуподвал. В конце апреля, как
только царя и императрицу вывезли из Тобольска, хозяину дома, Ипатьеву,
было предписано освободить здание в течение 24 часов. Тотчас после выезда
домовладельца, прибыли рабочие и спешно обнесли особняк высоким двойным
дощатым забором, отгородившим здание от улицы и сада. Стекла всех пяти
комнат второго этажа были закрашены белилами: их обитатели не должны были
видеть, что происходит снаружи. На первом этаже были устроены служебные и
караульные помещения. Когда все было готово, особняк получил зловещее
название "дом специального назначения".
Когда поезд, в котором ехали государь и императрица, прибыл на
станцию "Екатеринбург I", сомнений в том, какие чувства испытывают его
жители к царской чете, не оставалось. У вагонов собралась толпа, которая
злобно кричала: "Покажите нам Романовых!" Чернь вела себя столь
агрессивно, что, по соглашению с областным совдепом, решено было отвести
состав обратно к станции Екатеринбург II. В офицерской шинели без погон
государь вышел из вагона и отнес багаж в уже поданный автомобиль. Рядом с
ним сели Александра Федоровна и Мария Николаевна.
Следом за их автомашиной, без конвоя и охраны двинулась еще одна.
Боковыми улицами пленников доставили к Ипатьевскому дому. У дверей стоял
Шая Исаевич Голощекин, член президиума Уральского совета и закадычный друг
Свердлова. "Гражданин Романов, можете войти в дом", - произнес он с
насмешкой.
"Как только Государь, Государыня и Мария Николаевна прибыли в дом, -
вспоминал Чемодуров, - их подвергли грубому обыску. Один из производивших
обыск выхватил ридикюль из рук Государыни и вызвал замечание Государя: "До
сих пор я имел дело с честными и порядочными людьми". Как писал П.Быков,
"Романову было заявлено, что он не в Царском Селе, а в Екатеринбурге, и
что, если он будет вести себя вызывающе, его изолируют от семьи, а при
повторении привлекут к принудительным работам. И Александра, и Николай
почувствовали, что с ними шутить не станут, и подчинились требованиям
коменданта дома". Поднявшись в предназначенную им комнату, императрица
начертила на косяке свастику, как символ надежды, и указала дату прибытия
семьи в Екатеринбург: "17/30 апреля 1918 г.".
Оставшиеся в Тобольске три великие княжны и наследник волновались в
ожидании известий от родителей. 3 мая на имя Кобылинского пришла
телеграмма, сообщавшая, что царская чета и их спутники "застряли в
Екатеринбурге". Вскоре из Екатеринбурга Теглевой пришло письмо от
горничной Демидовой, несомненно, написанное под диктовку императрицы:
"Уложи, пожалуйста, хорошенько аптеку с лекарствами, потому что у нас
некоторые вещи пострадали". Государыня сама называла драгоценности условно
"лекарствами". Все драгоценности, привезенные из Царского Села, остались в
Тобольске, поскольку государь и императрица, уезжавшие в спешке, не успели
спрятать их у себя. И теперь, подвергшись тщательному и грубому обыску,
Александра Федоровна распорядилась, чтобы дочери приняли нужные меры. И
великие княжны вместе с горничными, которым они доверяли, в продолжение
нескольких дней зашивали драгоценности в одежду. Бриллианты маскировали
под пуговицы, рубины прятались в корсеты. Работой руководила не Ольга, а
Татьяна Николаевна, которую и узники, и охрана считали главой семьи,
оставшейся в Тобольске.
Разлучать семью у большевиков не было намерения. 11 мая был снят со
своей должности полковник Кобылинский, командовавший охраной в течение
трудных двенадцати месяцев, а 17 мая охрану, состоявшую из солдат
Царскосельского гарнизона, заменили екатеринбургскими красногвардейцами.
Во главе этого отряда, состоявшего почти сплошь из латышей, был некто
Родионов. "Хам, грубый зверь, - вспоминал Кобылинский, - он пришел в дом и
тотчас устроил перекличку". Ему было велено доставить в Екатеринбург
остальных членов семьи, как только позволит здоровье цесаревича. Приехав в
Тобольк, Родионов тотчас направился к Алексею Николаевичу. Посмотрев на
