Октября.
Справа простирался глубокий лог, усеянный дачными участками. А мы с
королевой летели над старым трамвайным мостом, некогда соединявшим мой район
с городом.
Мне почему-то никогда не верилось, что до постройки дамбы по нему ходили
трамваи, хотя дорога, вымощенная специфическими кубиками, явно намекала на
свое происхождение. В две секунды мы миновали мост и стали набирать высоту,
следуя за метнувшейся в гору полосой, где давно уже не было ни единого следа
трамвайных путей. Мимо дороги понеслись разномастные железные гаражи, не
оставлявшие ни единой мало-мальски пригодной для обустройства щели. Когда
дамба еще не существовала, трамваям приходилось описывать порядочный крюк.
Мы также проделали немаленькую петлю и возвращались к цирку. Слева
закончились гаражи, рядом с нами очутились деревянные домишки. Их черные
бревна, потемневшие от времени, поглощали свет луны. Несколько секунд они
держались на одном уровне с нами, но затем плавно ушли вниз. На смену им
пришли белые пятиэтажки, окрашенные луной в лимонно-желтые тона. Далеко
справа мелькнул черный купол планетария, и тут же его скрыло уже знакомое
Лауре здание, похожее на гигантскую горку. Прошмыгнул под нами шифер крыши.
Правый ее скат серебрился в лунном сиянии, а левый мрачно серел ночной
тенью. Антенны стремились уцепиться за платье Лауры и бросали свои тени
наискось в надежде достичь затемненной стороны. Некоторым это удавалось. А
на нас уже снова наплывало сборище гаражей, в мрачных щелях которого тупиком
оканчивалась неведомая мне дорога призраков.
Великое чувство полета владело мной целиком. Казалось, что только я с
королевой, да Луна неподвижно зависли в воздухе, а Земля бежит навстречу
нам, словно рельефный глобус, словно серо-желтый мяч, катящийся по невидимой
бесконечной дороге. Правда, соразмерив объем этого мяча и свой собственный,
я должен был ощущать себя разве что клопом. А мне хотелось - орлом. Я уже
прекрасно понимал летчиков в отставке, с тоской глядящих в небо. Не
представляю, как можно расстаться с такой красотой. Правда, в ночи краски
померкли, зато в бой вступили оттенки. Все пространство вокруг четко
разграничивалось на зоны света и тьмы. Первая из них сверкала и переливалась
с помощью ночного светила тысячами цветов от бледно-желтого до золотого и
даже оранжевого. Вторая скромно темнела серыми, стальными,
мрачно-коричневыми и абсолютно черными тенями. Красота ночи охватывала меня
глубинами ничем не разбавленного кобальта с вкраплениями переливчатых
светлячков звезд. Встречный ветер выдувал из головы тяжелые мысли, не трогая
беспредельного счастья. В голове что-то приятно пульсировало, вибрировало,
качалось. Совсем как на какой-нибудь вечеринке, когда вдруг удачно подберешь
коктейль выпивки и закуски. Не больше, не меньше, а в самую точку. Однако,
морозный воздух сохранял удивительную ясность ума. Я старался запомнить все
до мельчайшего листика, на мгновение выскочившего на свет из темной глубины.
Я знал, что это требуется сохранить в себе до самого что ни на есть конца.
Человек живет воспоминаниями своих достижений и неудач, взлетов и падений.
Разумеется, мой полет был вершиной - самой высокой вершиной с момента
рождения.
Лаура увлекала меня дальше и дальше. Мы оставили позади круглую крышу
цирка и полетели вдоль моей улицы, обогнав двух запоздалых автомобилистов. Я
уже решил было, что полет подходит к концу, но после площади Дружбы Лаура
взяла наискосок. Первый двор встретил нас привычной тишиной. Во втором
кто-то пьяным голосом бубнил неразборчивую песню с балкона третьего этажа,
постоянно срываясь на жалостливые ноты. На скамейке следующего двора
виднелись три черных силуэта с мерцающими сигаретными угольками. Чтобы не
рассеялось волшебство ночного полета, Лаура рывком увеличила скорость. Мы
летели прямо на красные огни телевышки.
- Хочешь увидеть ее вблизи? - раздался ласковый шепот королевы.
- Спрашиваешь! - прошептал я в ответ.
Тут и говорить нечего. Сколько раз я мечтал побывать там, на самом верху.
Поглядеть на панораму всех районов города, почувствовать себя выше всех,
попробовать дотянуться до облаков, может, даже разок плюнуть вниз и
полюбоваться закатом в то время, когда дома накроют сумерки. Правда,
осуществлять мечту я собирался в солнечный день, а уж никак не ночью.
Но уже не требовался миллион ни рублей, ни долларов. Желание само летело
мне в руки. Мы достигли телевышки и восходящей спиралью закрутились вокруг
ее мощного каркаса. Издалека она всегда выглядела хрупкой и изящной. Только
в непосредственной близости ощущались ее размах и твердая непоколебимость.
Габаритные огни проносились красными кругами и стрелой летели вниз.
Наконец, королева остановилась и предоставила мне возможность смотреть
широко раскрытыми глазами.
Тогда во мне снова проснулся ужас. Телевышка скрылась за спиной, а вокруг
не осталось ничего. Дома, деревья, люди утонули во мгле далеко внизу. Передо
мной в пустоте холодного неба сиял бледный лик Луны. Ветер, ласково
трепавший мои волосы, превратился в лютого врага, выстуживавшего во мне
тепло уверенности.
Меня затрясло от страха и, поистине, не летнего мороза. И еще Луна. Не
нравилась она мне такая. В городе она прячется то за дома, то за деревья,
выполняя неблагодарную роль великовозрастного фонаря, коему надлежит
неусыпно освещать вверенную территорию, передавая всю зарплату до копейки в
фонд Мира.
Люди временами поглядывают на нее, думая преимущественно о своем. Но
теперь сразу становилось ясно, кто здесь хозяин. Я чувствовал себя незваным
гостем на холодном приеме у ледяных великанов с далекой планеты, которым не
было никакого дела до меня.
Лаура почувствовала перемену во мне и потянула мою руку назад, скользнув
между толстыми трубами стальной конструкции. Мои ноги ощутили твердую опору.
Я стоял на восьмиугольной площадке с полусферами по углам - возможно,
параболическими антеннами. Вблизи они выглядели очень внушительными. Надо
мной находилась восьмиугольная плоскость, аналогичная той, в которую
упирались мои ноги.
Уверенность мигом вернулась, и хотя ветер дул с не меньшей силой, крыша
над головой создавала ощущение безопасности. Рука моя покоилась на холодной
поверхности творения рук человеческих. Металлическая лесенка вела вверх.
Кто-то обязательно бывал уже и здесь, и выше. Такая мысль окончательно
успокоила меня, и я, повернувшись спиной к негостеприимной Луне, стал
вглядываться в сливавшийся с небом горизонт. Вдалеке пылали яркими точками
факелы Нефтеоргсинтеза, а за ними неясно виднелось скопище крохотных
огоньков
- вероятно, аэродром.
- Вниз? - в полный голос спросила королева.
От пережитого волнения у меня перехватило горло, и я только кивнул. Мы на
полминуты замерли на краю площадки, а затем шагнули вниз. Ощущения
свободного падения я тоже никогда не забуду. Глаза мои непроизвольно
зажмурились, ветер исчез и тут же встретил нас снизу, а в голове вертелась
одна-единственная мысль: "Ускорение свободного падения равняется 9,8 м/с Ъ".
Я не знаю, закрывала ли глаза Лаура, но мы с размаху врезались в листву и
плотно завязли там, сломав несколько крупных ветвей. Счастье, что на нашем
пути не встретилось мощных веток. Нас овевало тысячекратными прикосновениями
прохладное темное море. Кругом разлилась шелестящая живая темнота. И только
повыше, слева сиял фиолетовый шар фонаря, крася сиреневыми тонами
близлежащие листья. Мы рванулись сквозь это таинственное царство,
заполнившее пространство между трехэтажным зданием телерадиокомпании и
острыми прутьями забора, сгруппировавшимися в строгие шеренги, разделенные
каменными столбцами, словно командирами отделений.
Чувствуя благодатное избавление от безжалостного взгляда Луны, я подумал
о квадратной площадке на самом верху телевышки. Кольнула запоздалая жалость
ее недостижимости, но пришло облегчение: слава богу, выше меня что-то да
имелось, а вот на той площадочке... И появилась надежда, что, конечно, в
этот раз побывать там не удалось (и хорошо), но, может быть, в следующий. А
Лаура круто пошла на снижение, и мы совершили посадку на мой неподвижный,
крепкий, прочный, соответствующий всем ГОСТам по технике безопасности
балкон...
... Проснулся я только во второй половине дня. Ковер на диване сбился
неудобными складками. Дверь в спальню, предоставленную в полное распоряжение
королевы, была открыта настежь. На кухне негромко постукивали металлом о
фаянс. Я быстро надел свои джинсы, фирменную рубаху "AVIS" и выглянул в
коридор. На обозримом пространстве кухни, поджав ноги под себя, Лаура
расположилась на венском стуле и неумело намазывала масло на хлеб. Я тут же
присоединился к ней и мы молча стали пить чай. Эффектней, конечно, звучало
бы "пить кофе", но на кофе я мог пока только любоваться, проходя мимо
витрин. С моей стороны разговор опять не завязывался. Доброго утра желать
поздновато, а говорить про хорошую погоду не стоило. Но тут Лаура прервала
молчание неожиданным вопросом:
- В театре я видела очень много людей. Почему ты меня никому не
представил?
- Но я ведь их видел впервые! - попробовал оправдаться я.
- Ты хочешь сказать, что никого из них не знаешь?
- Конечно.
- А почему тебе с ними не познакомиться?
- Ну, у нас так не принято, - сказал я, но тут же почувствовал, что суть
не в этом. - Понимаешь, я не знаю, как знакомиться. Ну, спрошу я чье-нибудь
имя, представлюсь сам, а дальше. Что дальше? Я не знаю, о чем с ними
говорить. Люди все совершенно разные, и интересы у них тоже разные. Как
подобрать тему? - я понял, что одного чая мне недостаточно и вытащил из
холодильника три яйца. - Я ведь и с тобой говорю очень мало опять же
поэтому. Конечно, есть люди, которые в два счета определят твою профессию и
увлечения, найдут массу подходящих слов, - я зажег газ под правой конфоркой,
- в нужный момент времени расскажут анекдот, ну, смешную историю, сумеют
поговорить обо всем просто, понятно и не натянуто. А я не такой. Я вижу,
чувствую, а сказать не могу. Да и стоит ли говорить? Бывают такие люди, что
выслушают и не поймут, - я разбил поочередно скорлупу, вываливая в
промежутках белок и желток на сковородку, - или, еще хуже, наплюют потом в
душу. А это самое страшное. Человек узнал твою тайну, проник в самую глубину
души, а потом взял, да и разрушил все, ударил по больному месту со знанием
дела. Поэтому я и боюсь знакомиться.
- Люди разные? - поразилась Лаура.
- Разумеется, - я схватил ее за руку и потащил к книжному шкафу. Там я
вытащил одну из шести ярко оформленных тонких книжек.
- Вот, смотри, - я начал объяснения, показывая картинки. - Это детская
книга.
Она описывает мир Муми-троллей. Иногда мне дико хочется покинуть этот мир
и очутиться там, среди них.
Тут мне пришлось бежать на кухню и перекладывать подгоревшую яичницу на
тарелки.
- Кто они такие? - спросила королева. - Я слышала про троллей, но мне
никогда не доводилось встречаться с ними.
- Это совсем другое, - горячо возразил я. - Сейчас я покажу тебе. В книге
нет ни слова про людей, зато описаны все людские характеры. Каждое существо
того мира несет в себе черты определенного типа людей. Смотри, вот Хемули.
Они считают себя правыми во всем и несут тяжкую обязанность, которую сами же
на себя и взвалили - учить всех остальных, как надо жить. Они делают
что-нибудь исключительно одно - собирают коллекции или проверяют, не отстал
