лась с каменного пола.
- Переоденьтесь в сухое платье, - сказал Гул, - и пойдемте обедать.
Я вас познакомлю со своими сотрудниками.
Обед был накрыт в старой монастырской столовой рядом с кухней. Поме-
щение это было велико: в нем вокруг стола можно было бы проехать на ав-
томашине. На одной из стен над высоким резным креслом, вероятно, для
настоятеля, висело мраморное распятие, на другой - полуистлевшие краски
позволяли различить смутные очертания библейской картины, напротив висел
разорванный холст с изображением какого-то старика в черной мантии. Его
коричневое лицо почти совершенно слилось с темным фоном портрета, но
глаза, живые и лукавые, прекрасно сохранились и были так удивительно на-
писаны, что, где бы вы ни сидели, они всюду наблюдали за вами, смотря из
черной застывшей глубины. Когда мы вошли в столовую, там находились уже
двое. Они шумно и горячо спорили, и голоса их гулко отдавались во всех
уголках. Собственно, кричал один из них, плотный приземистый мужчина лет
сорока по имени Карл Варт. У него была большая голова с густой гривой
черных волос, к которым, по-видимому, давно не прикасалась расческа или
щетка, бледное лицо с широким четырехугольным лбом и выдавшейся вперед
нижней челюстью; густая спутанная борода закрывала грудь и в нескольких
местах была опалена, видно, взрывами тех опасных веществ, с которыми
постоянно возился этот человек. Одет он был чрезвычайно небрежно и не-
ряшливо. Черный расстегнутый жилет покрывали желтые и бурые пятна, из
разорванного кармана пиджака висел грязный платок, а широкие порыжевшие
брюки были подвязаны у пояса ремнем, оборванные концы которого спуска-
лись до колен. Во время разговора он имел привычку беспрерывно теребить
бороду своей худой рукой с необыкновенно гибкими, подвижными пальцами.
Другой сотрудник Гула произвел на меня несравненно лучшее впечатление. У
него были прекрасные лучистые серые глаза, которые невольно останавлива-
ли внимание того, кто встречал этого человека. Добрая, застенчивая улыб-
ка придавала его некрасивому лицу чрезвычайно привлекательное выражение,
а тихий голос и робкие манеры заставляли полагать, что Эдуардас Кацсукас
воспитан женщинами или вырос в одиночестве, без друзей и товарищей.
Когда мы уселись за стол, Варт продолжал начатый спор, обращаясь то
ко мне, то к Гулу, при этом он стучал ножом по тарелке, с грохотом отод-
вигал скамью, уронил на пол стакан и производил один столько шуму,
сколько не могли наделать все монахи святой обители, обедавшие когда-то
в этой комнате. - Я знаю, черт побери, на что мне нужен радионит или
другое такое же вещество! Твердо и отчетливо знаю, иначе зачем бы я ух-
лопал два десятка лучших моих лет на возню с рентгеноустановками и воню-
чими газами, ретортами и колбами! Вы думаете, это легко? - набросился он
на меня. - Пока вы разгуливаете по лужкам и забавляетесь с молочницами,
люди, подобные мне, сидят в каменных клетках с тиграми? Хуже! Тут одно
неосторожное движение, пять лишних градусов температуры, ничтожная раз-
ница в силе тока - и от вас не останется ничего, что можно было бы соб-
рать и без большого скандала предъявить для похорон. У Капсукаса взрывом
искалечило ноги. Я весь обожжен. Вот, смотрите! - он засучил рукав и по-
казал зарубцевавшуюся рану выше локтя. - Такие следы у меня на шее, на
ногах и груди. Часто, входя в лабораторию при начале новых опытов, я не
знаю, выйду ли из нее живым. Где, я вас спрашиваю, Микалоис, славный,
веселый малый? Я не знал, где был этот Микалоис. - Он отравился ядовиты-
ми газами. Где Вольдемар? Погиб при взрыве в лаборатории. Вилли? Сгорел.
А-а... Вы думаете, это так же легко и просто, как болтаться по театрам и
ресторанам. Попробуйте! Держу пари на сто долларов, что, если я вас пущу
в мою лабораторию, то через пять минут мы все взлетим выше Эльбруса, и
за нами отправится это дряхлое аббатство. Попробуйте, милости просим!
Вот ключ!
- Послушайте, Варт! - вмешался Гул, улыбаясь. - Наш гость совсем не
желает производить такие опыты. - Ну так пусть он не говорит о том, чего
не знает! Вошел Гинтарас с большим блюдом, на котором лежали куски жаре-
ного мяса и пучки зелени. За ним показался еще один сотрудник Гуда: вы-
сокий, стройный, с уверенными и твердыми движениями. На голове у него
была белая повязка, закрывавшая лоб и правое ухо.
- Капитан Циранкевич! - сказал Гуд, знакомя нас. - Он немного пост-
радал при последнем испытании радионита.
- Рана почти зажила, - ответил Циранкевич, - но я все еще плохо слы-
шу, и поэтому вы меня извините, если я попрошу говорить со мной громче,
чем с другими.
- Мы по очереди дежурили на кухне, - объяснил Гул, когда мы приня-
лись за еду, - так как прислуга наша состоит лишь из Гинтараса, вам поэ-
тому придется извинить нас за качество пищи. Впрочем, Циранкевич хороший
повар, а вот Варт!.. Он воображает себя на кухне в химической лаборато-
рии и производит опыты с мясом, дичью и зеленью, стараясь, должно быть,
приготовить новое уничтожающее вещество.
Все засмеялись, за исключением самого Варта, который никогда не сме-
ялся.
- Зато, благодаря таким моим опытам, - пояснил он, - вы можете пох-
валиться, что ели деликатесы, которых не пробовал ни один король, ни
один разжиревший купец.
- Я думаю, - вставил Капсукас. - Кухня с начала веков находится в
руках самых невежественных людей. Когда в нее заглянут изобретатели и
таланты, тогда только мы съедим первый хороший обед.
- Или совсем не будем обедать, - возразил Циранкевич.
- Вы-то уж, капитан, помолчали бы! Не спорю, вы прекрасный фи-
зик-экспериментатор, но на кухне вас заедает рутина. Мой протертый кро-
лик, сваренный с медом...
- Есть вещи, о которых лучше не вспоминать, - сказал Гул.
- Прекрасно, но ведь хвалили же вы, черт побери, телятину, которую я
сначала заморозил жидким кислородом, а потом истолок в ступе. Впрочем,
если вы недовольны моими стараниями, то я торжественно, раз навсегда...
- Перестаньте, Варт! Мы все благодарим вас за... не знаю, право, как
назвать эти великолепные кушанья, но не лучше ли придерживаться на кухне
старого порядка?
- Это мы еще посмотрим, - угрожающе пробурчал Варт, жадно обгладывая
кость крепкими белыми зубами.
Я хотел вернуться к началу разговора и узнать, с какой целью Варт
работает над изобретением новых уничтожающих веществ, но обед кончился,
и Гул сказал, что я до вечера останусь один, так как в лаборатории много
работы.
- Осмотрите пока здание, - посоветовал ученый. - Оно совершенно пус-
тое, но на всякий случайно заходите в темные и отдаленные закоулки.
Все они вместе направились к выходу - впереди Гул, за ним сильно
хромавший Капсукас, потом обожженный Варт и сзади Циранкевич с высоко
поднятой забинтованной головой.
Я наудачу отворил одну из массивных дверей и очутился в широком ко-
ридоре со сводчатым низким потолком. Пройдя его, я попал в часовню, в
которой царил жуткий полумрак: на каменных плитах пола и решетки, спле-
тенной из железных линий и виноградных листьев, лежали яркие красные и
фиолетовые пятна солнечного света, проникавшего сюда через круглое окно
с цветными стеклами. Через маленькую боковую дверь я попал в узкий тем-
ный тоннель, в конце которого брезжил чуть заметный свет. В десяти шагах
от часовни в глубокой нише можно было различить ступени винтовой лестни-
цы, уходившей куда-то вверх. Меня начал охватывать смутный страх, но
вместе с тем росло и жуткое любопытство, заставлявшее исследовать все
углы и переходы этого каменного лабиринта. Поднявшись по лестнице, я по-
пал в квадратную башню, служившую, должно быть, тюрьмой, так как узкое
окно было заделано густой железной решеткой, а на стене уцелело ржавое
кольцо с короткой метровой цепью. Спустившись обратно и дойдя до конца
тоннеля, я, к своему удивлению, увидел Гинтараса, который стоял среди
большого помещения, и, наклонившись к пыльному полу, внимательно расс-
матривал одну из каменных плит. - Что вы здесь делаете? - спросил я.
Гинтарас вздрогнул и выпрямился. - Что делаю? А вот посмотрите сюда! Ви-
дите? След чьей-то ноги.
- Прекрасно вижу, но что же тут необыкновенного? - Если есть след,
значит, был человек, - ответил Гинтарас с таким выражением, как будто
сомневался в справедливости своего вывода. - Конечно! - Но куда же он
девался?
- Если его нет здесь, вероятно, ушел, - ответил я улыбаясь.
- Да, действительно! Хотя он, может быть, все еще здесь, рядом с на-
ми. Я невольно оглянулся.
- Но его не так-то легко увидеть: я ищу его целый месяц и еще ни ра-
зу не встречал.
- Да ведь этот след мог оставить Гул или кто-нибудь из его помощни-
ков.
- Посмотрите хорошенько, ведь это отпечаток босой ноги.
Тут я только заметил, что на слое серой пыли остались следы пальцев.
Это обстоятельство заставило меня внезапно вздрогнуть.
- Теперь вы поймете, в чем дело, - продолжал Гинтарас, заметив мое
волнение и тот интерес, с которым я вновь принялся рассматривать отпеча-
ток большой грубой ноги. - Тут творится какая-то чертовщина. Этот босой
человек или дьявол расхаживал повсюду, я находил его следы на третьем
этаже и в подвалах, но еще ни разу не видел его самого и полагаю, что
никто его не увидит.
Мы невольно говорили шепотом, так как в этой части здания эхо повто-
ряло каждое слово, и глухие голоса камней производили до крайности неп-
риятное впечатление. У меня очень тонкий слух, и в тот момент, когда
Гинтарас замолчал, я услышал осторожные мягкие шаги в той самой галерее,
которую только что прошел.
- Он там! - сказал я поднимая руку и чувствуя, как мгновенно замерло
сердце.
- Скорей! - закричали разом я, Гинтарас и звучные стены.
Стуча ботинками по истертым плитам, мы бросились ко входу в тоннель
и мгновенно пробежали его, но всюду было пусто и тихо, только на башне
над нашей головой скрипел и стонал заржавленный флюгер.
Когда я вернулся в уютную комнату Гула и уселся в мягкое удобное
кресло, вся эта история начала постепенно утрачивать свои жуткие очерта-
ния, и мое поведение мне самому стало казаться смешным и нелепым. Испу-
гаться следа чьей-то босой ноги! Как будто в монастырь не мог зайти ка-
кой-нибудь крестьянин или пастух, пожелавший укрыться от дождя или ос-
мотреть заброшенное здание, в которое можно проникнуть через десятки
входов и разбитые окна. Я и Гинтарас так кричали что непременно должны
были напугать этого бедняка, который, вероятно, без оглядки бежит теперь
под продувным дождем. Может быть, я увидел бы его в окно, если бы гори-
зонт не закрывали большие деревья, росшие вокруг овального пруда с тем-
но-зеленой водой. Этот угол запущенного и заброшенного парка под окнами
Гула производил такое же мрачное, тоскливое впечатление, как и само зда-
ние. Вода застыла, умерла, и казалось, никакая буря не могла всколыхнуть
гладкую поверхность искусственного озера, среди которого чернели две на-
половину затонувшие лодки. В деревьях не чувствовалось жизни, не видно
было веселого, радостного трепетания листьев и ветвей, слившихся в одну
бесформенную тяжелую массу. На месте Гула я предпочел бы наглухо закрыть
эти окна и целый день пользоваться электрическим светом, лишь бы не ви-
деть угнетающей картины тления и разрушения. Вечер я провел в одиночест-
ве, скучая над каким-то ученым трактатом о радиоактивных веществах. К
ужину мы все снова собрались в монастырской столовой. Свет лампы, спус-
кавшейся с потолка, падал на угол стола и на небольшую часть каменного
пола - все остальное пространство оставалось во мраке: там шла своя
жизнь, странная, чуждая и непонятная для нас.
Мои новые знакомые завели сначала ученый спор об источниках атомной
энергии, в котором я ничего не понимал.
Но потом разговор перешел на более интересную для меня тему.
