седников.
Потом ученый начал подробно расспрашивать меня о России, и видно бы-
ло, что все вопросы он задавал с какой-то затаенной целью, прикрываясь
лишь отвлеченным интересом, который у него возбуждала великая страна.
Сталерюпасу наш разговор, видно, очень не нравился. Он то и дело пытался
вернуться к лечебным свойствам радиоактивных элементов, но Гул отмахи-
вался от него, как от назойливой мухи. Мы просидели до закрытия кафе, и
я вместе с профессором вернулся в отель, а Финнел и клайпедский купец,
поддерживая друг друга, направились в сторону еврейского квартала и ис-
чезли среди прохожих.
Так началось мое знакомство с человеком, великое изобретение которо-
го, как я теперь наверное знаю, могло бы в несколько дней уничтожить все
силы фашистской Германии, накопленные ею в течение многих лет. Радионит
Гула действительно существовал, и скрытой в нем силе не могло противить-
ся никакое человеческое сооружение. Правильнее было бы сказать, ничто
материальное не могло уцелеть под действием этого адского разрушительно-
го пламени, которое превращало в первобытный хаос, в лучи, исчезающие за
пределами нашей планеты, все, что приходило с ним в соприкосновение. Как
будет видно ниже, пользуясь изобретением Гула, его джином разрушения,
заключенным в платиновые трубки, можно было уничтожить, стереть с лица
земли не только любой город, крепость или армию, но взорвать, распылить,
превратить в ничто любую горную цепь, будь то Кавказ или Гималаи.
Впоследствии я узнал, что, когда мы сидели в мирном кафе на площади
Гедиминаса, небольшая трубочка с радионитом лежала в кармане Гуда. Мне
становится смешно и страшно, когда я вспоминаю красное и добродушное ли-
цо пошляка Стадерюпаса, легкомысленного и развязного Финнела и между ни-
ми этого гения разрушения, который спокойно, маленькими глотками пил
портвейн и время от времени дотрагивался рукой до футляра, оклеенного
красной сафьяновой кожей, в котором лежало то ужасное, что могло в нес-
колько минут образовать в центре Вильнюса крутящийся огненный вихрь,
постепенно углубляющийся в землю, в котором, как в гигантском водоворо-
те, исчезли бы театры, дворцы, каменные громады домов, люди и самая поч-
ва...
На следующий день утром ко мне в комнату неожиданно вошел Гул. К мо-
ему удивлению, он задал мне несколько вопросов, касающихся моих занятий
на родине, спросил, долго ли я предполагаю оставаться в Литве, и, нако-
нец, сказал:
- Так как вас ничто не удерживает в Вильнюсе и, будучи писателем и
журналистом, вы хотели бы увидеть как можно больше, то я был бы очень
рад, если бы вы нашли возможность заглянуть ко мне в Тракай. Это прек-
расный, древний и очень интересный городок. Моя лаборатория помещается в
опустевшем монастыре, в нескольких километрах от центра Тракая. Места у
меня много, монахи не переставали строить свой каменный лабиринт в тече-
ние столетия, и я сам не знаю всех уголков и переходов этого бесконечно-
го сооружения. Со своей стороны, вы будете мне очень полезны, если помо-
жете выучиться русскому языку, на котором я свободно читаю, но мне те-
перь необходима практика.
- Ваше приглашение слишком неожиданно! И потом, я не могу так долго
оставаться в Тракае, чтобы вы могли извлечь серьезную пользу из моих
уроков.
- Я полагаю, что мне не хватает главным образом правильного произно-
шения, - ответил Гул, переходя на русский язык. - Как видите, я достиг
некоторых успехов!
- Разрешите мне спросить, чтобы облегчить задачу, с какой целью вы
изучаете русский язык?
Гул секунду помолчал и потом ответил: - Может быть, мне все-таки
придется поехать в Россию. После Литвы это единственная страна, которой
я могу предложить свой труд. - Как профессор химии? - Нет, как изобрета-
тель.
- Хорошо. Поскольку я собираюсь ехать в Бирштонас, то ваше предложе-
ние не нарушает моих планов. Через одну или две недели я могу быть в
Тракае, однако затрудняюсь сказать, сколько времени проживу в вашем мо-
настыре.
Гул был, видимо, очень доволен моим согласием. - Вы только приезжай-
те, а там мы сумеем вас удержать, - сказал он на прощанье. - Телеграфи-
руйте, я вышлю за вами автомобиль.
Он пожал мне руку и направился к дверям, но на пороге остановился и
сказал фразу, странного смысла которой я долго не мог понять:
- Какая бы ни была погода, вы поедете в открытом экипаже - непремен-
но в открытом! И, пожалуйста, в предместьях монастыря сидите так, чтобы
вас хорошо было видно всем, кто идет по обочинам дороги. С этими словами
он вышел из комнаты.
В Тракай я ехал в теплое, пасмурное апрельское утро. Иногда накрапы-
вал мелкий дождь, порывы ветра буйно и весело шумели в вершинах ив и то-
полей, но, несмотря на тучи и дождь, в этой части цветущей долины реки
Нярис уже чувствовалось широкое и свежее дыхание Балтийского моря. Мы
ехали в большом автомобиле с откинутым парусиновым верхом. Водитель -
угрюмый, плечистый малый по временам пристально и внимательно смотрел на
меня, держа руку в толстой кожаной перчатке на рулевом колесе. Еще перед
отъездом я сразу отметил в лице этого человека какую-то странную, непри-
ятную особенность, но не мог понять, в чем она заключается, пока один из
носильщиков, побрякивая полученными мелкими монетами, не крикнул шоферу:
- Ну, Гинтарас, протри хорошенько свой стеклянный глаз, чтобы не вы-
валить в Нярис багаж и пассажира! Гинтарас промолчал и плавно тронул ав-
томобиль с места. Через несколько минут, когда мы уже мчались по блестя-
щему от дождя шоссе, он повернулся ко мне и медленно, разделяя слова,
сказал:
- Стеклянные глаза тоже имеют свои преимущества!
Я не нашел что ответить на это странное замечание... На пути в Тра-
кай, древнее пристанище католичества, на каждом повороте видишь ка-
кую-нибудь средневековую башню с узкими, как щели, окнами, церковь или
часовню, украшенную изображениями святых и аллегорических чудовищ. Иног-
да этим каменным изваяниям не хватает места на стенах, и они, подобно
густо разросшимся вьющимся растениям, поднимаются над крышами, оплетают
колонны, заглядывают в цветные окна. Рядом с этими остатками исчезающего
мира вырос небольшой город, строения которого теснят и давят каменные
призраки отдаленного прошлого. Блеснуло озеро, и на широкой глади его я
увидел уродливые очертания нескольких разрушенных арок старинного моста,
построенного, по преданию, дьяволом. Я спросил Гинтараса об этой леген-
де.
- Не знаю! - ответил он. - В Тракае давно уже нет ни святых, ни чер-
тей. - Ловко обогнув ехавший нам навстречу огромный фургон, он добавил:
- Впрочем, одного я видел! - Кого?
- Полагаю, что это было то, о чем вы спрашиваете, - уклончиво отве-
тил водитель.
- Где же вы его видели? - спросил я, все более и более удивляясь
странным ответам и замечаниям моего спутника.
Но Гинтарас снова замолчал и молчал, пока мы не проехали мимо зеле-
ного острова, густо заросшего у берегов старыми ивами, ветви которых
наклонялись к самой воде. Когда мы миновали город, дождь усилился, и я
было хотел нарушить просьбу Гула и попросил водителя поднять парусиновый
верх машины, но Гинтарас отрицательно покачал годовой. Я раскрыл зонтик
и сидел среди своих намокших вещей, обозревая яркозеленые поля, убегав-
шие по обеим сторонам превосходного широкого шоссе. Впереди показалась
роща, и Гинтарас вдруг сбросил скорость. Это меня окончательно вывело из
терпения.
- Послушай, парень, мне совсем не нравится мокнуть под дождем! Слы-
шишь? - Благодарю вас, я слышу очень хорошо! - Что такое? - закричал я,
окончательно рассерженный этим глупым ответом. - Поезжай скорей! - Вы
куда хотите сегодня доехать?
- К профессору Гулу, конечно. Что за вопрос? - Ну так если вы не хо-
тите очутиться в другом месте, то мы должны ехать через лес самой малой
скоростью. - Ничего не понимаю.
- Если бы и понимали, то дождь донимал бы вас не меньше.
- Я буду жаловаться Гулу на ваше поведение. - Теперь, я думаю, он
вас хорошо видит, - пробурчал Гинтарас.
Я с недоумением посмотрел на зеленую стену кустарника и тополей,
омытых дождем, и вдруг увидел или, вернее, почувствовал, что за нами
кто-то внимательно наблюдает, прячась за группой отдельно растущих де-
ревьев. На мгновенье мне показалось, что между склоненными к земле вет-
вями, на которые в эту минуту упала полоса солнечного света, мелькнула
чья-то черная фигура.
Автомобиль прибавил скорость, и пришоссейные кусты слились в единый
темно-зеленый вал. Шофер, видимо, старался наверстать потерянное время,
и через десять минут мы влетели в раскрытые ворота, скрипевшие на зар-
жавленных петлях. Описав широкую дугу по заросшему травой пустырю, авто-
мобиль остановился перед боковыми дверями заброшенного монастыря.
При взгляде на это здание я пожалел, что принял приглашение Гула.
Глубокая печаль была в покрытых плесенью и мхом низких арках, уходивших
в землю, печаль немая и бледная смотрела в длинные ряды окон с выбитыми
стеклами. Молчание и мрак царили в этом гигантском каменном склепе. От-
дельные здания, соединенные крытыми галереями и колоннадами, постройки и
башни, круглые и четырехугольные, образовали хаотическое нагромождение
бездушного камня, лишенное красок, симметрии и стиля. Казалось, что все
эти сооружения, принадлежавшие разным векам и эпохам, сошлись на пологом
склоне холма, чтобы тоскливо закончить здесь свою долгую жизнь. Массив-
ная входная дверь, почерневшая от времени, в которую каким-то условным
стуком с короткими промежутками постучал Гинтарас, была украшена велико-
лепной художественной резьбой, изображавшей шествие химер. Над дверями,
в глубокой нише, освещенной появившимися после дождя лучами солнца, по-
мещалась мраморная группа, со страшной живостью воспроизводившая борьбу
человека с дьяволом. Художник представил беса в виде того ужасного отв-
ратительного существа, одного из сонма, созданного больным воображением
средневековых демономанов, который в древних хрониках и судебных актах
инквизиции носил имя Бельфегора. Бородавчатые лапы лягушки, отвисшее
брюхо и годовалого кабана с крепкими коническими бивнями. Борец-человек
был худой, изможденный бичеваниями, постом и молитвою. Он упал на одно
колено и последним страшным усилием отталкивает головой и руками мягкое
огромное тело дьявола. В углу, возле колонны, стоял едва намеченный рез-
цом, не отделившийся еще от камня ангел с весами в правой руке и ждал
исхода борьбы.
Дверь отворил сам Гул. Он был в серой рабочей блузе, подпоясанной
широким ременным поясом, и в войлочных туфлях. Проводив меня в соседнюю
пустую комнату, единственной мебелью которой служили две широкие скамьи,
он вернулся к автомобилю, и я услышал голос Гинтараса:
- Он ждал нас около поворота! - Ты рассмотрел его?
- Ну, это не так легко, особенно, когда смотришь одним глазом!
Они поговорили еще о чем-то шепотом. Потом Гинтарас внес мои вещи, и
профессор повел меня на второй этаж, в обитаемую часть бесконечного зда-
ния. Мы прошли длинную галерею, украшенную по стенам и углам паутиной,
которую пауки плели здесь в продолжение целых столетий, поднялись по уз-
кой каменной лестнице, и, когда Гул толкнул дверь, я вздохнул с облегче-
нием. Мы очутились в комнатах, очищенных от пыли и обставленных удобной
мебелью. Здесь были мягкие кожаные кресла, столы, заваленные рукописями
и книгами, библиотечные шкафы, и в темных закоулках, к которым монахи
питали какую-то страсть, горели электрические дампы. Эти три комнаты Гу-
ла были радостным и светлым оазисом среди унылых, гулких хором, где се-
рая пыль, покрывая своды и массивные скамьи, на каждой из которых могли
бы усесться около двух десятков человек, лежала на гигантских столах,
построенных из корабельного леса, и при каждом дуновении ветра поднима-
