ГЕРМАН МАРИНИН
ОДЕРЖИМЫЕ ЗЛОМ
(Из записей журналиста)
В начале тысяча девятьсот сорокового года я жил в Вильнюсе в неболь-
шом отеле на площади Гедиминаса, почти совершенно пустом в это глухое
время года, когда зимний сезон оканчивается, а весенний еще не начинает-
ся. Моим соседом был богатый купец из Клайпеды, страдавший множеством
болезней, которые он днем лечил у литовских знаменитостей при помощи ра-
дия, электричества и световых лучей, а ночью - в кафе "Вильна", усердно
глотая коньяк, кальвадос и ликеры. Этот маленький толстый человек с
красным лицом, на котором отчетливо проступала тонкая сеть фиолетовых
жилок, и длинными седыми бровями, представлял настоящий сборник меди-
цинских наук или, правильнее говоря, полушарлатанских способов лечения.
Он перепробовал все патентованные средства, проглотил такое количество
всевозможных микстур, чудесных экстрактов и отваров целебных трав, что
было совершенно непонятно, как он перенес такое лечение и остался жив.
Господин Сталерюпас носил с собой запах аптеки, смешанный с пьяными аро-
матами крепких и дорогих вин. Горничная, прислуживавшая в нашем коридо-
ре, называла приторную, тошнотворную атмосферу, окружавшую самого клай-
педского купца и все его вещи, "букетом господина Сталерюпаса".
Ко мне в комнату Сталерюпас входил с какой-нибудь банкой или короб-
кой с пилюлями и отварами, и настойчиво предлагал попробовать новое чу-
додейственное средство.
- Берите, берите! - повторял он, видя мою нерешительность. - Я, сла-
ва богу, имею достаточно денег, чтобы угощать такими вещами всех своих
знакомых. - Да вы скажите прежде, что это такое?
Сталерюпасу только и надо было услышать подобный вопрос. Он садился
в кресло, бесцеремонно отодвигал мои бумаги и с манерами извозчика - мой
сосед, впрочем, не скрывал, что он в молодости был кучером и погонщиком
скота - начинал излагать неистощимый запас своих медицинских познаний.
Он говорил о женьшене и рогах изюбра, о броунсенаровской жидкости и го-
меопатии, об ультрафиолетовых и инфракрасных лучах, о тибетских травах и
китайском способе лечения земляными червями, отваром пауков и вытяжками
из гусениц шелкопряда, об иглоукалывании и хатха-йоге. Был только один
способ прекратить словоизвержение Сталерюпаса, прерываемое хриплым каш-
лем, от которого звенели стеклянные подвески в люстре - это встать и ре-
шительно заявить, что вы должны идти, что вам некогда слушать лекцию о
каком-нибудь индийском бальзаме, но и после этого бывший кучер сдавался
не сразу. Он загораживал двери своим тучным коротким телом, удерживал
меня за пуговицы сюртука толстыми пальцами, украшенными перстнями с це-
лебными камнями, и продолжал говорить, пока вдруг не вспоминал, что ему
пора бежать в какой-нибудь кабинет металлотерапии или принимать световую
ванну.
Другим моим соседом был опереточный артист, носивший отделанный ме-
хом костюм фантастического покроя, яркий бархатный жилет с черными и
красными разводами и голубые лайковые перчатки. Господин Финнел, хорошо
известный посетителям веселых ночных уголков Вильнюса, желал быть ориги-
нальным и неподражаемым во всем, начиная с внешности. Ему действительно
удалось добиться этой трудной цеди, казалось бы, превосходившей силы
пустого и ограниченного малого, каким он был. Булавку в галстуке Финнела
украшал искусственный брильянт, отшлифованный в виде чечевицы, смотря в
которую можно было увидеть панораму Рижского залива; его черная тяжелая
палка заканчивалась серебряным черепом, глаза которого светились в тем-
ноте; кошелек был из настоящей крокодиловой кожи - так, по крайней мере,
уверял сам актер - а материалом для часовой цепочки послужили пепельные,
каштановые, черные и золотистые волосы, подаренные на память этому поис-
тине необыкновенному человеку его старыми и новыми приятельницами. Но
самое изумительное из его оригинальных свойств заключалось в той манере,
с какой он снимал и клал свой цилиндр, стягивал с пальцев и бросал пер-
чатки.
- Искусство снимать шляпу - величайшее искусство - говорил мне Фин-
нел, искренне удивляясь той небрежности, с какой я проделывал необходи-
мые для этого движения. - Тут все должно быть обдумано и рассчитано, по-
тому что очень часто, например, на прогулке в парке или на скачках, вы,
при помощи шляпы и головы, можете завязать новые, полезные и ценные зна-
комства или расстроить старые. Есть около пятидесяти способов кланяться,
но я изобрел еще один. Я снимаю цилиндр не спереди, а сзади, что позво-
ляет не закрывать лица. Теперь перчатки. При помощи десяти пальцев, за-
тянутых в лайковую кожу, вы можете разыгрывать целые симфонии, не произ-
нося ни одного слова, выражать самые разнообразные чувства.
В то время, когда я жил в Вильнюсе, артист не имел роли и занимался
тем, что показывал туристам, с которыми он повсюду заводил знакомства,
"самое интересное" в Вильнюсе, неизменно начиная эти обзоры с площади
Гедиминаса и заканчивая их... Но кто скажет, где и перед чем остановится
господин Финнел, располагающий туго набитым кошельком скучающего иност-
ранца или провинциала.
В одно ненастное утро, когда хлопья мокрого снега залепляли зеркаль-
ные окна модных магазинов напротив отеля, в мою комнату, не постучав-
шись, ворвался Сталерюпас. Он был еще не одет и явился в ночной рубашке
и домашних туфлях, волоча за собою голубые подтяжки.
- Слышали? Вот так история! - кричал он. - В нашем коридоре поселил-
ся еще один жилец. И знаете, кто? Пусть я лопну, если это не сам Гул!
Вот она штукато какая!..
Разбогатевший погонщик скота сиял от восторга, как будто приезд это-
го Гула был одним из самых счастливых событий в его жизни.
- А кто он такой, этот Гул? - полюбопытствовал я, продолжая умывать-
ся.
- Как, вы не знаете? Ну, так я вас сейчас просвещу. Гул - знаменитый
ученый; он изобрел или изобретает аппарат для соединения радиоактивных
лучей, которые испускает земля: понимаете, что из этого может произойти?
Я куплю такую штуку и у себя в Клайпеде буду собирать эти лучи, как дож-
девую воду. Все, кто пожелает лечиться, пожалуйте к Сталерюпасу, который
ни с кого не возьмет ничего. А если кто-нибудь не пожелает исцелиться
добровольно, тому я устрою радийную ванну в его собственном доме!
Хи-хи-хи!.. Вот будет потеха: никто не отвертится - хочешь, не хочешь,
лечись! Повернул линзы, отражатели, нажал кнопку - и закатывай через
стенку радиоактивные души. Сейчас одеваюсь и иду к Гуду! Я предложу ему
за аппарат самую высокую цену. Туго набитый кошелек действует иногда
сильнее радия.
Закончив свою болтовню этой плоской остротой, Сталерюпас убрался в
свою комнату доканчивать туалет, а я мог приняться за чтение газет.
Просматривая новости, я увидел в отделе хроники небольшую заметку о про-
фессоре Гуде.
"Знаменитый химик" - указывалось в информации, - продолжает свои ра-
боты над изобретением особого вещества неслыханной разрушительной силы,
которое должно внести полный переворот в военное дело. Радионит - так
назвал это вещество профессор Гул - создаст такую же новую эру в борьбе
народов, как и изобретение пороха. Крепости не понадобятся, так как они
не будут представлять никакой защиты от невидимых разрушающих лучей, а
сражения полевых армий станут напоминать мифы о боях богов и титанов, в
которых принимали участие стихийные силы природы. К сожалению, Гул до
настоящего времени вынужден проводить опыты на свои личные средства, так
как те физико-химические принципы, на которых он основывает свое изобре-
тение, не получили общего признания, относятся к наиболее темной области
в науке о природе и вызвали множество возражений со стороны ученых не
менее выдающихся, чем сам изобретатель радионита".
Я подумал, что такой человек может быть одинаково и гением, и ученым
шарлатаном, который надеется извлечь приличное состояние из своего мни-
мого открытия. В этот день мне, по-видимому, не суждено было заниматься
ничем другим, как только разговорами о Гуле. Он оказался блистательной
кометой, нарушившей жизнь сонного и скучного отеля. Едва я окончил чте-
ние, как в комнату вошел Финнел, держа в руках тщательно вылощенный ци-
линдр.
- Я иду к Гулу! Эти ученые нуждаются в том, чтобы их время от време-
ни встряхивали и освежали.
- На месте Гула я не пожалел бы для вас нескольких граммов его зна-
менитого радионита.
- А я вам говорю, что со всеми своими сверхразумными веществами он
не устоит перед Финнелом. Через два-три часа мы поедем с ним к замку Ге-
диминаса или в рощу за Нярис, а вечером будем ужинать в кафе, на углу
площади Гедиминаса. Приходите туда, я вас с ним познакомлю!
Финнел два раза повернулся перед зеркалом, стер платком часть пудры
с лица и направился к двери.
- Постойте! - остановил я его. - Объясните мне ради всего святого,
каким путем вам удается каждую минуту заводить все новые и новые зна-
комства и притом с людьми, у которых с вами нет ничего общего. Вчера ут-
ром вы утащили куда-то из пятого номера почтенного ксендза, вечером ов-
ладели каким-то подозрительным польским паном, третьего дня я видел вас
в обществе двух нетрезвых немецких дельцов, которым вы почему-то показы-
вали городскую ратушу, сегодня этот странный изобретатель радионита, а
завтра, может быть, какойнибудь перуанец или французский винодельческий
магнат. Какая-то человеческая энциклопедия! И самое удивительное, что со
всеми ними у вас с необычайной быстротой завязываются приятельские отно-
шения. Что это за необыкновенная способность? Финнед с удивлением пос-
мотрел на меня. - Что же тут необыкновенного? - Ну, хотя бы то, что вы
находите темы для разговоров со всеми этими вечно сменяющимися людьми.
- Я никогда не ищу темы, - ответил Финнед. - Мы говорим все об одном
и том же. Со мною все могут быть совершенно откровенны, так как я лишен
всяких предрассудков - английских, американских или ваших русских. Один
очень известный английский романист сказал мне: "Вы, Финнел, в моральном
смысле человек совершенно голый. Поэтому все так легко и свободно себя с
вами чувствуют". Однако мне пора к Гулу! Не забудьте, в девять часов
приходите в кафе!
Любопытство мое было сильно задето, а вечером, несмотря на отврати-
тельную погоду, я пошел на площадь Гедимцнаса. Кафе, куда пригласил меня
Финнел, принадлежит к числу самых дорогих и роскошных во всем Вильнюсе.
Здесь не бывает той суетливой толкотни, как в заведениях подобного рода
на соседних бульварах. Войдя-в небольшую залу, устланную пушистым розо-
вым ковром, с позолоченной эстрадой для музыкантов, я сразу увидел круг-
лое, сияющее счастьем лицо Сталерюпаса, рядом с ним прямую фигуру Финне-
да и напротив высокого, слегка - согбенного человека лет пятидесяти. У
него были черные вьющиеся волосы, небольшой красивый лоб, резко очерчен-
ные, точно подведенные карандашом, брови. Выражение лица было насмешли-
вое и вместе с тем грустное. Финнел быстро поднялся мне навстречу и
громко представил Гулу. При имени профессора посетители кафе, сидевшие
за соседним столом, повернулись в нашу сторону и с любопытством посмот-
рели на ученого.
- Я давно собирался поехать в Советскую Россию, - сказал Гул после
того, как мы обменялись мнениями о качествах вина, заказанного с шумной
суетливостью Стадерюпасом. - Но есть некоторые осложнения, вы знаете о
них, и меня пугают ваши расстояния. Россия так огромна, что ее надо изу-
чать долгие годы. Странный, загадочный и еще несложившийся мир, вроде
тех материков и морей отдаленных геологических эпох, где силы природы
работали с удесятеренной энергией и производили все новые и новые формы
жизни.
Гул поднял свой стакан с вином, задумчиво глядя через него на яркий
свет лампы. У него, видимо, вообще была манера внезапно прерывать разго-
вор и о чем-то сосредоточенно думать, не обращая внимания на своих собе-
