наследницей. Мне была завещана квартира, ее библиотека и кошки.
Она просила не обижать их. Мой муж предложил продать квартиру и
все теткино имущество, и пожить в свое удовольствие. Моя мать
его поддержала, а я почувствовала себя клятвопреступницей,
когда они за моей спиной, не ставя меня в известность, стали
договариваться о продаже. Короче, кошек я отстояла, в
буквальном смысле, вытащила их из ветеринарной поликлиники,
куда их повезли усыплять, а семью свою не сохранила. Хотя, что
я говорю, семьи у меня никогда и не было. Меня выдали замуж,
словно сбыли с рук. С детства меня звали не иначе, как
Людочка-страхолюдочка. Сколько себя помню, моя мать всегда была
мною недовольна. Сейчас я понимаю, что ей приходилось со мной
трудно. Она долго не хотела иметь детей, и я появилась на свет,
в общем-то случайно. Ей хотелось иметь розовое чистенькое
существо, которым при случае можно похвастаться перед
знакомыми, а взамен она получила болезненную, хилую, неуклюжую
дочь, которую не только гостям, но и во двор было стыдно
вывести.
-- А твой отец? Он тоже тебя стыдился?
-- Нет, что ты!
-- Он был у меня известным фотокорреспондентом, он очень
любил снимать природу. Когда я подросла, то часто ездила с ним
по стране. Вон, на стене в рамке моя тетя повесила его
фотографию.
-- Где? Я не вижу.
-- Ты не туда смотришь. Вон в том углу.
-- Но там нет никакого мужчины.
-- Чудачка! Когда я говорю фотография отца, это значит,
что он сам снимал. А его собственных снимков у нас почти и не
было. Он очень любил снимать людей и природу. В последние годы
я снимала его, иногда. Пыталась научиться, но у него был дар, а
для меня фотографирование -- только увлечение. Смотри, вот она.
Эта фотография сделана им самим. Он подарил ее тете много лет
назад.
-- Девочка и цветок.
-- Да, он снимал на Алтае.
-- А кто на фотографии? Очень красивое лицо...
-- Перестань. Это я, мне здесь лет пятнадцать.
-- Ты так радостно улыбаешься. Ты была с ним счастлива...
-- Нам было очень хорошо вместе. Папы не стало, когда я
окончила школу. Мне было очень плохо без него.
-- У тебя не было друзей?
-- Подруги у меня были, но знакомых молодых людей совсем
не было. Однако моей мамочке удалось-таки меня выдать замуж по
сговору.
-- Как это?
-- Очень просто, мой муж получил хорошую работу, где он
мог, не особо утомляясь, получать большие деньги, машину и еще
многое другое, но ему пришлось терпеть меня.
-- И ты это знала?
-- Нет, конечно, даже и не догадывалась. Я считала, что он
меня любит. Моей матери без особого труда удалось убедить меня,
что мой муж жить без меня не может. Она долго объясняла мне,
что главное в женщине -- не красота, а пикантность.
-- Честно говоря, в этом я с ней согласна. А что было
потом?
-- Мы мирно прожили с моим мужем несколько лет, пока я не
убедилась, что вся наша жизнь не что иное, как большой обман.
Когда я отказалась избавиться от злополучных котов, он подал на
развод. Он заявил мне, что согласен жить с уродиной, но
отказывается быть рядом с непрошибаемой дурой. А знаешь, какую
причину он указал в своем заявлении в суде? Я не могу иметь
детей, это послужило... Я оказалась ни на что не годной, как
лежалый заплесневевший товар.
У Людмилы затряслись плечи.
-- Ну, не надо так, не твоя вина, что ты столкнулась с
подлецом.
-- Формально -- он прав.
-- Если даже это и так, то можно решить проблему, не
унижая партнера. Если ему так хотелось ребенка, могли бы
усыновить.
-- Он их ненавидит.
-- Кого?
-- Детей.
-- Тем более радуйся, что избавилась от него. И, значит,
после развода ты поселилась в этой квартире, а спасенные тобой
коты доводили тебя, как могли.
-- Больше всех усердствовал Барон.
-- Чудище он неблагодарное! Ты ему, можно сказать, жизнь
спасла, а он?
-- Саня, можно я буду звать тебя Сашей?
-- Потому что мое имя шокирует твою мать?
-- Нет, не поэтому. Просто мне кажется, что Саша тебе
больше подходит. И не брей больше голову, хорошо?
-- В таком случае, мне бы хотелось называть тебя Милой. Ты
не возражаешь?
-- Нет, ты, случайно, не помнишь, пакет с кошачьим кормом
убран в шкаф? Мне кажется, Барон на кухне шурует.
Как это ни странно, но посещение Людмилиной мамой нашей
квартиры сблизило нас с Людмилой -- с тех пор мы начали жить,
как сестры. А поменяв наши имена, мы, как бы начали новую
жизнь. В понедельник в нашу мирную жизнь снова ворвался
начальник.
Глава 4
Утром его приход был поначалу вполне мирным. Он даже
вежливо поздоровался, скользнул взглядом по нашим лицам и
умчался в мэрию на совещание. Возвратившись, он коротко
переговорил с Людмилой по поводу счетов и баланса, а потом
позвал меня в свой кабинет.
Надо признаться, что кабинет его значительно изменился
после моего первого визита сюда. Пока наш шеф был в
командировке, доставили мебель, купленную Людмилой и мной.
Теперь комната выглядела вполне цивилизованно: стоял большой
красивый стол, к которому под углом крепился столик для
компьютера. Папки с документами больше не валялись, где попало,
а стояли на полках нового шкафа, выполненного в едином стиле со
столом. Еще мы купили небольшой диван и кресла. Вся мебель была
выдержана в серо-черных тонах. Монотонность расцветки мебели
оживляли цветы: живые, в горшках, мы поставили на подоконники,
а искусственные разместили в темных, не освещенных солнцем
углах большого кабинета там, где живым было бы темно. Одним
словом, кабинет выглядел очень респектабельно. Я с
удовлетворением оглядывалась, отметив про себя, как хорошо наш
начальник смотрится в своем новом кабинете.
-- Ну, а теперь, когда мы остались с тобой совсем одни,
может быть ты мне расскажешь, что ты творила в мое отсутствие в
лицензионной палате?
-- Я творила?
-- Ну, не я же, сама понимаешь, что меня в Москве в
последнюю неделю не было...
-- Да, в чем, собственно дело? Вы можете мне объяснить?
-- Расскажи мне лучше, как ты ворвалась в кабинет
руководителя лицензионной палаты.
-- Откуда я знала, кто он такой? На двери висела только
табличка с фамилией.
-- А разве его секретарша не пыталась тебя остановить?
-- Я вошла, она вскочила и спрашивает: "Вы записывались на
прием?" Я говорю: "Нет, но мне очень нужно. И потом, я же не по
личному вопросу, а по важному делу." Она мне говорит: "Но он
через десять минут уходит на совещание." Я ее поблагодарила,
сказала, что десяти минут мне вполне хватит, и прошла в
кабинет. Она мне, правда, что-то говорила вслед, но мне очень
не хотелось терять время на ненужные разговоры и задерживать
начальника дольше десяти минут. Я же с секретаршей могла
поговорить, выходя из кабинета начальника, правда?
-- Ты так искренне все объясняешь, что даже трудно
усомниться в правдивости твоих слов, но что-то мне
подсказывает, что в действительности все было несколько
по-иному.
Вот ведь, какой недоверчивый попался! И как это я вечно
умудряюсь работать с такими, во всем сомневающимися людьми!
Неужели ты думаешь, что я тебе буду рассказывать, как
секретарша в броске, словно заправский вратарь, пыталась
перехватить меня у двери в кабинет своего начальника? А я с
милой улыбкой на лице, делая вид, что не понимаю цели ее резких
телодвижений, стремительно проскальзываю в кабинет? Как же,
жди! Так я тебе это и рассказала!
Я подняла глаза и увидела на лице шефа чуть ехидную
усмешку, словно ему удалось прочитать все мои мысли. Под его
пристальным взглядом мои щеки стали пунцовыми. Да что же такое
со мной происходит? Может быть он и в самом деле читает мои
мысли?
-- А что я, собственно, сделала? Вы же сами сказали, что
нужно утвердить смету на оргтехнику. Нас с Людмилой
отфутболивали из всех кабинетов, очень вежливо отправляли
дальше. Время шло, и ничего не получалось. Смету нужно было
утвердить не позднее четверга. Вот мы и пошли по кабинетам
вдвоем, Людмила шла по правой стороне коридора, а я по левой. Я
же не виновата, что мне достался кабинет начальника. Он очень
возмущался, да? Со мной он очень вежливо разговаривал, на
следующий день даже совещание собрал по нашему вопросу. Людмила
на нем присутствовала, нам конкретно пообещали, сколько нам
передадут компьютеров. Самое главное, что нам удалось выполнить
все, что вы наметили, уезжая в командировку. Мы по списку все
проверили. Напротив всех пунктов стоят галочки. Можете сами
потом посмотреть.
-- Придется учесть на будущее ваши пробивные способности.
-- Он очень ругался?
-- Нет, только позавидовал мне, что у меня такие
сотрудники, и поинтересовался, где я их нашел. Вы в него
вцепились вдвоем, он просто побоялся, что живым его не
выпустят.
-- Он говорит неправду. В кабинет к нему ходила я одна.
Мила была на совещании, которое он созвал на следующий день по
нашему вопросу.
-- Ему этого было достаточно.
-- Но не наша вина, что вопросы решаются так медленно. Вы
же нам поручили сделать, мы и выполнили. Чем вы, собственно, не
довольны?
-- А я разве сказал, что чем-то недоволен?
-- Тогда я пошла?
Вы сегодня обедали?
-- Некогда было.
-- Постарайся на будущее не забывать об этом, следи за
Людмилой, а то она тоже часто забывает обедать.
-- Хорошо, тогда я пошла?
-- Подожди, как у тебя дела в институте?
-- У меня скоро защита диплома. Уж не хотите ли вы
сказать, что будете и это контролировать?
-- Без диплома о высшем образовании ты не сможешь тут
работать, а...
-- А не работая тут, я не буду у вас под контролем, тогда
ваш ущерб не будет возмещен, и так далее и тому подобное.
-- С тобой приятно говорить, ты все понимаешь с полуслова.
-- Уже привыкла к вашей манере общения. Я могу идти?
-- Погоди, вот возьми. Это вам к чаю.
Мой свирепый начальник слегка наклонился, раскрыл свой
толстый портфель и вытащил оттуда что-то, завернутое в шуршащий
полупрозрачный пакет. Машинально я протянула руку, взяла пакет
и, кивнув головой, молча вышла из кабинета.
Людмила сидела, низко наклонясь над очередными расчетами,
но шорох пакета заставил ее повернуться.
-- Чем ты там шуршишь? Противный звук.
-- Начальник дал, сказал, чтобы мы выпили чаю.
-- Просто ему самому захотелось, а поставить лень. Ты
поставишь чайник? Мне тут совсем немного осталось...
Я налила в чайник воды, ополоснула заварочный чайник и
стала ждать, когда закипит вода. Сверток оставался лежать на
столе. Мне было страшно до него дотрагиваться.
-- Все, подсчитала! Чайник закипел?
-- Еще нет.
-- А чем нас начальник порадовал? Ты что, не посмотрела
еще? Открывай.
-- Тут, кажется, конфеты, -- сказала я как можно
равнодушнее.
-- Ой, прелесть какая! Саша, ты только посмотри, как они
называются. "Саня"!
Действительно, на большой коробке с шоколадными конфетами
был нарисован портрет девушки в красном платье, она смотрела
чуть в сторону и невозможно было понять выражение ее глаз, а на
торце коробки латинскими буквами было написано "Саня".
-- Ты только посмотри, она же на тебя похожа: твои серые
глаза, прямой нос, немного пухлые губы, высокие скулы,
золотистые волосы, только у нее длинные. А у тебя были длинные
волосы?
-- Были, только я их отрезала ножом.
-- Ножом?!!
-- Ну, что ты на меня смотришь так испуганно? Да, ножом,
