родной, дрожащей плоти), точнее бытию плоти, и формой молитвы было ее
дыхание - прерывистое, глубокое, страшное, идущее в глубь живота... (с
бездонным оргазмом где-то внутри.).
Все это вместе и отвращало и влекло Люду к ней: патологически влекло,
точно она видела в ней свое второе "я" или "темную" сторону своего "я". "Но
почему "темную", - возмущалась в уме Люда, - просто... таинственную
сторону... Боже, как она дрожит за свое бытие. (Ее смерть будет как
мучительный прерыв оргазма).
Да-да, есть что-то общее у меня с ней, до сумасшествия, но в то же время
и какое-то резкое различие, до отвращения к ней. А в чем, в чем дело на
самом глубинном уровне - не пойму. Иногда мне хочется сжать ее и зацеловать,
иногда - проклясть... Брр!".
И еще - один ее знакомый (словно день превратился в сон) сказал ей: "Да,
да вы очень, очень похожи..." Ира стала даже сниться ей, словно девочка, как
змея, вползала внутрь ее собственного бытия, слилась с ним, и обе они - Ира
и Люда - выли вместе в ночи:
от страха и блаженства быть, покрываясь смертным потом, словно
приближался к ним
- в ночи - грозный призрак, готовый остановить их сердца.
Люда и сама - в полусне, в полубреду - хотела бы съесть собственное
сердце - от наслаждения жизнью и чтобы чувствовать в своем нежном рту его
блаженный стук.
"Кругленький ты, как земной шар", - стонала она во тьме, прижимая руки к
груди, где билось оно.
Ируня пугала ее еще и некоторым сходством - духовным, конечно - с тем
мальчиком, в которого она была влюблена в детстве и который исчез. Тот-то
вообще сошел с ума, надломился от чувства самобытия - и потому навеки
пропал.
"Где мальчик-то, где мальчик?" - бредила Люда порой во сне. Тьма ночная
тогда наступала на нее, и видения в мозгу путались с мистически-тревожным
биением собственного сердца. Плоть превращалась в дрожащую воду, в которую
смотрели звериные призраки. И только возвращение из сна к дневному
блистательному Я - спасало ее от привидений.
Днем, конечно, Люда могла полностью контролировать себя, и собственный
Свет сверху над головой (как у браминов - улыбалась она самой себе) умерял
метания плоти и ночного "я", и она ужасалась Ириной извращенности и
грубости.
- Она уже сложилась, она будет такой и взрослой, - думала Люда. - Что-то
в ней есть такое глубокое и хорошее, но повернутое не в ту сторону и
превратившееся в свою противоположность. - И она порой вздрагивала, глядя на
Иру, от каких-то странных ассоциаций.
X
Между тем в квартире Зои творилось черт знает что. Пока Люда бродила по
Москве, слушая подпольные чтения, у Вольских произошли самые черные события.
Началось все часов за пять-шесть до возвращения Люды домой. Старушка Софья
Борисовна уже спала в своей комнатке, заставленной непонятными фотографиями.
Володя тихонько пил водку, Ира исчезла в ванной, а Зоя только что
возвратилась из кино. То, что ванна была заперта, взбесило ее.
- Когда эта тварь угомонится?! - закричала она, бегая около невозмутимого
Володи. - Голову даю на отсечение, она мастурбирует там. Но ведь все
последние дни она поздно приходила - спала с этим парнем. Я видела его и
сегодня, она от него и пришла. Но разве эта тварь когда-нибудь насытится?!
Ребенок называется!
Когда, когда это кончится?!
Володя пил, курил и молчал. Зоя ревела, кричала, рвалась в ванную, но все
напрасно. В бешенстве она выскочила из квартиры. И, встретив во дворе
знакомых, окончательно завелась. Она отсутствовала, наверное, часа два,
пропадая у соседей по поводу девочки, которая боялась смерти, но во время
всей этой суматохи мысль об Ире не оставляла ее. Ненависть душила ее.
Особенно почему-то возмущала Зою наглость и почти беспрерывность Ириного
сладострастия в сочетании с холодным, почти взрослым умом девочки, все это
над собой наблюдавшим.
В таком состоянии она вернулась домой. И застала сцену, помутившую ее
мозг. В столовой на диване лежала голая Ира, вся растекшая от неги, а рядом
с ней сидел Володя в одной рубашке, без трусов. Только из маленькой
комнатушки доносилось сладкое похрапывание Софьи Борисовны.
Ира умудрилась тут же вскочить и стремглав убежать в свою комнату,
заперевшись там. Но Володя однако ж растерялся и оторопело смотрел на Зою.
Ярость последней выразилась, однако, как-то странно: она мигом подскочила к
Володе и плюнула ему в лоб. После этого она приказала Володе убираться из
квартиры и не считать ее своей женой - навсегда. Володя, обычно не робкий,
но почему-то покорный жене, стал собирать вещи. Зою всю трясло как в ознобе.
Володя торопился и, быстро допив водку, ушел. Зоя знала: к ближайшему
соседу, через квартал, к дружку, так как было уже поздно. Злоба и желание
отомстить Володе объяла ее, на время даже затмив ненависть к Ире.
В квартире стало пустынно и тихо. Софья Борисовна была чудовищно покойна,
когда спала. А Ира словно замерла в своей комнате. Зоя долго не могла прийти
в себя и бродила по комнате и коридору. У нее возникла даже мысль запрятать
Володю в тюрьму, раз и навсегда избавившись от него. Но для этого нужны были
бы показания Иры, в том смысле, что Володя ее растлил. Тогда за растление
ребенка ему могли бы дать много лет. А он, со своим здоровьем, долго бы не
выдержал, издох, думала Зоя. Однако многое зависело от медицинского осмотра
Иры и от "легенды". А Иру нетрудно было бы уговорить, эта тварь способна на
все.
Конечно, по существу, Зоя была убеждена, что растлительницей выступала
Ира, что именно она инициатор. "Ира уже давно лезла к нему", - вспыхивало в
сознании Зои.
Попеременно ненависть то к Ире, то к Володе волнами сменялись в ее душе.
Она не могла сосредоточиться сразу на двоих; когда думала об одной, забывала
о другом, и наоборот.
Так в полудреме и тоске прошло много времени. Приближалась настоящая
ночь. Зоя иногда ненадолго выскакивала из дома и в легком забытьи бродила во
дворе. Иногда ей казалось, что кто-то за ней следит. Шорох, дыхание, тьма.
Но как будто никого не было...
Вернувшись, она, наконец, вздремнула на диване, при свете. Но вскоре
проснулась и опять стала ходить по квартире. Старуха, конечно, глубоко
спала. Эта история извела Зою. Естественно, то, что натворила Ира два дня
назад, когда Зоя принеслась к Гале и ее друзьям, не решаясь, однако, им
высказать и тень того, что произошло, было невероятно, инопланетно, история
с Володей казалась чепухой сравнительно с тем. Но это не касалось ее лично.
А теперь касается.
В своем возбужденном хождении Зоя несколько раз останавливалась перед
дверью в комнату ребенка. Свет от настольной лампы горел там, но Зоя
чувствовала, что девочка в конце концов заснула. Вдруг ей пришло в голову
открыть дверь. Она запиралась только на крючок. Зоя была уже босиком и
ступала беззвучно как ангел.
Она достала железку, просунула в щель (дверь была чуть-чуть покосившаяся,
ненадежная) и скинула крючок. Тихо открыла и вошла.
Девочка не проснулась. Она лежала на постели, скинув до живота одеяло, и
глубоко дышала. Руки ее были раскинуты, рот полуоткрыт, и сладострастный пот
стекал с жирного тела, особенно с нежных, интимных ямочек. Видимо, вся она и
все ее тело было пронизано до сих пор сладстрастными токами, и она теперь
наслаждалась ими, может быть, еще сильнее, чем наяву. Возможно, даже во сне
она погружалась до конца в какое-то бесконечное удовлетворение...
Мгновенная ярость охватила Зою. Эта вспышка ненависти в мозгу бросила ее
к постели девочки. Судорожно Зоя протянула руки к пухлому горлу Иры и,
повинуясь своей бешеной воле, стала душить ее. Та начала дергаться, хрипеть,
но силы Зои удесятерились, и потом вдруг все кончилось... - и девочка из
мира сновидений перешла в так называемую другую жизнь.
Зоя подпрыгнула и в ужасе отскочила от кровати. Ее трясло, но к сердцу
подступала радость. Она бросила истерический взгляд на труп. На вид это было
еще живое существо. И Зое показалось, что пот сладострастия по-прежнему
стекает с нежной, но уже мертвой плоти девочки, особенно с ее лба. Но вместе
с тем могло быть такое впечатление (у знатоков, если б кто-нибудь из них
втайне взглянул на нее), что глаза Иры уже ввалились в самое себя и как бы
безвозвратно открылись внутрь, и она видит уже не мир, а только свое
собственное темное существо во всех его катастрофах и бесконечности.
Возможно, Ира даже не узнавала в этом новом и страшном существе самое себя,
или...
Зоя вышла, захохотав, из комнаты и хлопнула дверью как будто
рассердилась.
Это было как раз той ночью, когда Люда, замученная своими мыслями,
возвратилась домой и увидела свет в окнах у Вольских. И была поражена этим
светом среди полного мрака окружающего.
Она еле пробралась в свою квартиру, куда вел иной подъезд, чем в квартиру
Зои, но никак не могла заставить себя лечь в постель. Спустилась во двор,
забрав сигареты, и пошла во тьме к одной из своих любимых деревянных
скамеечек, спрятанной за деревьями. И там устроилась в одиночестве.
Тем не менее Зоя приходила в себя. Точнее, радость привела ее к
хладнокровию.
Только сладко хихикнула, вспомнив страстное желание Иры стать скорее
взрослой; видимо, чтоб вовсю наслаждаться. И Зое стало приятно оттого, что
она еще может "во всю" наслаждаться, а Ира уже не может, и если атеисты
правы и Бога нет, то и никогда не сможет. И от этого она даже погладила себя
по горлу, но потом неожиданно всплакнула.
Все-таки ей удалось относительное хладнокровие. Она сообразила, что
единственный выход сейчас - бежать к изгнанному Володе, ибо Володя, не
подводивший ее в мирских делах никогда, был связан с уголовным миром и знал
человека, мясника, который за деньги мог правильно убрать следы убийства, то
есть расчленить тело, уложить, корректно смыть кровь и т. д. Ира была весьма
толста, жирок прямо растекался в ней сладкими струйками в предвкушении
страстей, и такую целую девочку трудно было незаметно унести в мешке, а
потом надежно выбросить.
Надо было не только расчленить, но и знать, где и как скрыть, скрыть
навсегда.
Нужен был профессионал. И Зоя знала немного этого Володиного
профессионала Эдика, мясника из продовольственного магазина, который
подрабатывал такой лихой службой. Тут же в ее голове созрел и иной план: о
том, что сказать людям. Если удастся незаметно убрать тело, то надо объявить
черед день-два, что Ира ушла и не вернулась. К счастью, на нее везде были
плохие характеристики, в школе и в милиции; известно было, что она нередко
пропадает, подолгу не возвращаясь домой.
Кроме того, не все знали, что Ира - не ее родная дочь. Если бы была
родная дочь, мелькнуло в уме Зои, я бы ее ни за что не убила, даже в ярости,
ведь своя плоть, своя кровь; пусть бы уж наслаждалась как могла, все-таки
родная дочка. Но мужа, мерзавца, она бы прогнала.
Итак, надо было действовать. Зоя выбежала из квартиры - скорей к негодяю
Володе.
Одна, как черная точка, она унеслась со двора на улицу, где что-то мутно
светилось впереди...
Люда же за деревьями докуривала свою сигерату. Она не заметила бегства
Зои и та не заметила ее. Но вдруг Люда почувствовала: по двору кто-то
движется. Темная, огромная, еле видная - но почему-то как ей показалось,
лопоухая фигура. То был Мефодий; она знала все странности его походки, когда
он иногда шел как бы не видя людей и предметы, всматриваясь только в их
тени. Мефодий медленно, крадучись, пробирался к подъезду, где жили Вольские.
Весь старый деревянный дом с его обитателями молчал. Казалось, не было
