которой он забавлял огромного серого кота, играя с ним. Кот подпрыгивал и
бил лапой по бумажке.
- Как дела? - неожиданно спросила Люда.
Леонид ничего не ответил, продолжая забавляться с котом.
- Ты непременно излечишься, непременно! - почти закричала Люда. - Такие
как ты не умирают! Так рано!
Леонид захохотал, но хохот этот относился к коту: кот неудачливо
перевернулся, гоняясь за бумажкой.
- Что тебе надо от меня? - спросил он наконец, остановив игру. - Видишь,
я играю с котом. Кот этот сумасшедший и говорят, что он тоже скоро умрет. Да
и вообще коты не долго живут: всего 10-12 лет, чуть-чуть больше иногда.
Люда остолбенела. Но взгляд Леонида был здравым, хоть и
таинственно-холодным.
Люде почему-то показалось, что он уже умер и в то же время, мертвый,
играет с котом.
- Игрун - мелькнуло в ее голове.
И стало почему-то жалко собственное тело, которое было таким сладким и
мягким.
- Это конец, - подумала она во второй раз.
Леня тем временем показал коту язык. Кот рассвирепел и сильно ударил его
лапой по ноге.
Люда вскрикнула. Тогда, наконец, Леонид обратил на нее внимание, не теряя
однако контакта с котом, искоса поглядывая на него, то показывая ему язык,
то подмигивая ему.
Кот напряженно сидел на полу.
- Приготовить чай, Люда? - озабоченно и даже участливо спросил он.
- С вином, с вином, Леня - истерично ответила ему Люда. - С вином.
- У меня нет вина, - сухо ответил он. - Но есть водка. А вот чай будет.
- Пусть будет, что будет, - раздраженно ответила Люда.
И Леня вышел на кухню.
Кот сидел на полу, не меняя позы.
- Только бы он не погнался за Леонидом, - подумала Люда. - А мне надо
смириться.
Леня быстро принес чай: он приготовил его заранее, кому - неизвестно.
Люда послушно вынула из буфета пирог, печенье, сладости, конфеты и
варенье.
Всего было очень много.
Разложила на подвижном столике. Чай оказался на редкость вкусным, точно
он был для живых. Леня молчал, а потом вдруг заговорил о захоронении кота.
- Ты знаешь, его негде хоронить, - жалобно и даже просительно заключил
он.
- Но ведь объект еще не умер! - вскричала Люда, посмотрев на неподвижного
кота.
- Не все ли равно, когда он умрет, - усмехнулся в ответ Леонид. - И я
решил захоронить его в стене собственной комнаты, в той, что рядом с моей
кроватью, - и он показал рукой. - Смотри. Вот в том месте, я его замурую и
схороню. Мы с ним не расстанемся. Ты согласна?!
- Боюсь, - выдавила Люда.
- А ты не бойся. Ну что страшного в замурованном коте?
- А тебе не страшно сейчас?
- Я буду с ним жить, когда он будет замурован. Это так приятно, когда
кто-то находится у тебя в стене.
- Хорошо, что от тебя не скрыли диагноз.
Леня даже привстал от удивления.
- Диагноз, диагноз, ну и черт с ним, с моим диагнозом! - проговорил он,
двигаясь по комнате. - Я хочу замуровать собственного кота. После смерти не
моей, а его.
Безболезненно. Неужели я не имею на это право? Или я кто, по-твоему, у
Бога?
Вошь, тля, небытие что ли?
И он злобно посмотрел на Люду.
- О каком небытии может идти речь, - заговорила Люда, внутренне
подчиняясь ему.
- Особенно после смерти. Какое может быть небытие после смерти?! Даже у
замурованного кота?! Что мы, не боги что ли?
Но Леня не обратил на ее слова ни малейшего внимания. Он все быстрее и
быстрее бегал по комнате, точно желая освободиться из-под чьих-то лап.
Иногда чесался.
- Что мне кот?! - кричал он, брызжа слюной. - Что мне вообще эти стены?!
У меня есть мой талант, в конце концов, поймите вы это, черт вас побери!
- И ты думаешь, кто я? Кто я? - продолжал он, и вдруг губы его
задергались и глаза наполнились слезами, тяжелыми, не быстрыми. - Попугай!?
Кот?! Гений?!
Сумасшедший?! Кто я вообще, родившийся тут? И почему я родился? Что мне
делать, что мне делать?! Что делать?!
У Люды сильнее забилось сердце.
- Да все будет хорошо. Вылечишься ты, - пробормотала она. - Сколько на
свете здоровых людей!
- Да я не об этом, - вдруг Леня опять ушел в себя. - Я о коте говорю.
Надо, надо его замуровать, - и Леонид даже успокоился. - Посмотри, он совсем
ослаб. И просто не хочет жить. Он сам хочет, чтобы его замуровали, чтоб не
видеть этот мир.
Сели пить чай. Но Леонид не раскаивался. Кот действительно выглядел
слабым.
Пирожные, конфеты, пироги словно превратились в не то, что они есть на
самом деле. Они даже не ели их, а проглатывали, словно они были воздушные.
Да и комната Леонида уже не походила на комнату, а скорее на тюрьму,
летавшую по космосу.
- Тьфу, - сплюнул Леня. - Что будет с моим талантом? Ты понимаешь, я
чувствую себя выделенным, - выделенным из всего целого. Я вам не вселенная
какая-нибудь, а личность, крик! И я хочу жить! А где жить, когда везде один
кошмар и галлюцинации. Я и после смерти, если хочешь, буду рисовать свои
картинки! У меня талант!
- Леонид! Но чем же ты будешь рисовать после? - вдруг тупо спросила Люда.
- Там нет красок и нету рук. Еще мыслить и сочинять легенды, я думаю, там
можно.
- Хватит, хватит, хватит! - закричал Леонид. - Ничего, не хочу слышать.
Ничего!
Ничего! Все это вранье, сплошное вранье, ты понимаешь, вранье и то, что
мы существуем, и про какие-то краски, вранье и про смерть, никакой смерти
нет и никого "там" нет. Врут все и про все! Ничего, ничего нет! И диагноз
мой - бред.
- Да успокойся ты, не говори так быстро.
- Я, Люда, свой портрет нарисовал, - заплакал вдруг Леонид, - чтобы
память осталась. Подарю его тебе, будешь глядеть на него по ночам, а?
- Буду.
- Тогда подарю. Только не бойся, что выходить оттуда буду. Я ведь
бедовый, а тем более после смерти как не выйдешь.
Руки его дрожали. И у Люды у самой стали дрожать руки. Она подумала о
том, что не стоит ей прогуливать институт и лучше ходить на эти занятия, чем
умереть.
- А кота я все равно замурую, - прошептал Леонид.
- Напрасно. Не делай этого.
- Почему напрасно? Я еще может очень долго проживу, лет 20, но не больше.
Приятно жить, когда рядом с тобой в стене сидит труп, пусть даже кота.
Ведь кот тоже живое существо.
- Да, да, ты проживешь лет 20, - пробормотала Люда, взглянув в его глаза,
полные слез.
- А что будет с котом после смерти, ты знаешь, читала? - спросил он.
- Читала немного.
- Читала! - злобно прервал Леонид. - А я вот знаю.
- Ни в какую общую родовую душу они не вливаются, Лень, - тихо ответила
Люда. - А существуют индивидуально, но в общем мировом потоке кармы своего
рода.
- Ишь, загнула, ученая! - усмехнулся Леня. - Да они стучат по ночам, если
ты хочешь знать! Мертвыми лапками по стене дома - потому что жить хотят. Вот
что! А самые главные среди них мяукают, когда кто-нибудь хороший среди людей
умирает.
Если в агонии, перед самой смертью, за 2-3 минуты до конца услышишь
мяуканье - это значит тебя покойные коты зовут. К себе. И тогда надо идти,
идти к ним...
навсегда... В них тоже есть Бог... навсегда... навсегда.
И Леонид разрыдался.
Людочке до ужаса стало жалко его, так что самой захотелось умереть. Она
обняла его, зацеловала. И стала яростно говорить о вере, о том, что спасение
- только в ней, это проверено тысячелетиями, так было и так будет. "Ты
веришь, - бормотала она, целуя и лаская брата, - ведь без веры нельзя
умирать?!" Но Леня посмотрел на нее изумленно-холодными глазами, и даже
несколько отчужденно.
- Неужели ты думаешь, что я не верующий? - спокойно и высокомерно спросил
он, и слезы исчезли в его глазах. - Я верю, но не в этом дело.
- Что ты говоришь, как же не в этом дело?! - вскричала Люда.
- Я умираю, умираю! - закричал вдруг Леонид, и он, вскочив со стула,
опять забегал по комнате, крича так, как будто вера - это одно, а его смерть
- совсем другое. Кончил кричать он как-то мертво и пусто, сел, выпил чай из
блюдца и захохотал.
Люда в ответ тоже захохотала. Так и хохотали они, брат и сестра, одни в
этой комнате.
- Ты знаешь, - прервав, начала Люда. - Одному моему приятелю удалось
съездить в Индию, и он встретил там Гуру. Учитель спросил его, что он больше
всего боится в жизни. Мой приятель ответил, что смерти. В ответ индус так
захохотал, просто невероятно, он хохотал почти четверть часа, настолько ему
было дико, - что человек боится такой ерунды, такого простого перехода, как
смерть.
- Лучше бы он хохотал не над смертью, а над жизнью, - мрачно ответил
Леня. - Все равно для меня смерть - загадка и ужас, пусть хоть вся Индия
хохочет над этим! А вот над жизнью пора, пора уже давно похохотать, Люда...
- Да, непонятно еще над чем и почему этот индус смеялся - заметила Люда.
- Потому что другой индус, которого встретил там мой приятель, на вопрос о
смерти только молчал, и серьезно так молчал, чтобы понятно было, что есть в
смерти какая-то "заковычка"... А впрочем, темна вода, кто его знает...
- Да что ты все о смерти и о смерти, - огрызнулся Леонид. - Как будто у
тебя диагноз, а не у меня. Над жизнью хохотать надо - вот над чем! Вот что
непонятно.
- Да не вместим мы этого никогда, Леня, - миролюбиво отметила Люда,
прихлебывая чай. - Не вместим. Блок, величайший поэт нашего века, но все же
не выдержал, помнишь: "пускай хоть смерть понятней жизни..." Где уж другим
выдержать.
- Да что ты мне все о поэтах. Были ли они, не были... У меня свой талант
есть.
Свой! - вдруг закричал, покраснев, Леонид. - Свой талант! И что, что, что
мне делать?!
- А я хочу, - ответила Люда, - хохотать над жизнью. Что еще остается
делать?!
- Хохотать на том свете будем! - внезапно раздался громкий голос за
дверью.
Леонид вздрогнул, в двери стукнули, потом она распахнулась, на пороге
стоял сосед толстун с бутылкой водки в руках. Звали его Ваней.
- Все диагнозы - к чертям! - заорал он. - Эх, жить будем, гулять будем, а
смерть придет, выпивать будем! - лихо пропел он и, подбежав к Леониду,
поцеловал его в ухо. - Не бойсь, Леня! Все одолеем! - добавил он.
- Ваня, уймись, - произнесла Люда.
Но Ваня не захотел униматься, от его жирно-веселой прыти дым стоял
столбом по комнате. Все-то он опрыгивал, все-то он осматривал, до всего ему
было дело.
Тут же налил ошеломленному своею смертью Леониду полстакана крепчайшей
водки - 56 градусов и Люде тоже капнул в стакан.
- За смерть, за жизнь, за их единство! - хохотнул Ваня, поглаживая
брюшко.
- Сколько же стаканов еще мне осталось, - проговорил Леонид.
Было такое впечатление, что весть о близкой смерти камнем лежит на его
сердце, но в то же время он как будто имеет еще какую-то заднюю мысль, или
даже гипотезу, от которой только - осуществись она - сплошное веселие должно
сотвориться на земле, если, впрочем, от нее что-либо останется... Но это
было только впечатление. И что-то непонятное оставалось в Леониде - так
чувствовала Люда.
Вдруг присмиревший было Леонид вскочил:
- Да что же мы сидим на одном месте! Как Обломовы какие-то! - вскричал
он. - Вперед, вперед, навстречу...
Все подскочили. Наскоро допили разлитую водочку, бутыль захватили с собой
- и вперед, вперед, на общение; может быть, думала Люда, они найдут того,
кто откроет им все. Именно все. Сердце ее билось, колени почему-то дрожали,
ей было жалко братца почти как себя, и в то же время появилась странная
надежда встретить людей, которые если и не откроют "вс°", то поймут и
обласкают. Ум ее метался от одной мысли к другой.
Выбежали - все трое - во двор, и уж неизвестно было кто чего ожидал. Люда
вроде бы вела их по направлению к дому, где жил один таинственный эзотерик,
