Волна прозрачности расходилась по Дворкину, открывая внутренности, привращая
его тело в набор мясопродуктов, и это отдавалось пОтом на теле Грамматикова.
- Так вы согласны на сотрудничество? Я официально предлагаю вам
сотрудничества от имени гражданского комитета гармонизации.
Грамматикову почему-то показалось, что Инквизитор, скорее, является
передаточным звеном для Старой Ведьмы. Уж не сама ли это губернаторша?
Старая Ведьма качнула головой и Грамматиков вспомнил анимацию из газеты. Это
Найдорф. Точно она.
- Мы не формалисты, как вы могли убедиться, господин Грамматиков, - сказала
Найдорф. - Для нас важно желание и воля, а не декорации.
- Не соглашайся, Грамматиков, как только у них появится интерфейс и
адаптеры, они раскурочат тебя, так же как и меня, - проскрежетал Дворкин.
Серебристая паутинка, оплетающая его мозг, заметно потускнела.
-- Я и в самом деле вынужден полностью убрать звук, - сказал Инквизитор.
- Не смейте, вы нарушаете статью библии, что грозит обвинительным приговором
на Страшном Суде, - зачастил Дворкин. - Вы разрушаете штучную работу господа
Бога, чужую интеллектуальную собственность. Мой разум дан мне свыше, а не сбоку
и не снизу. Я вовсе не клиент-серверная система, как клерки из ваших офисов.
Дворкин смолк, хотя в его горле продолжалось какое-то движение, а каблуки
еще активнее забили по столу, словно компенсируя стеснения свободы слова.
Грамматикову вдруг захотелось, чтобы этот танцующий полутруп немедленно
убрали отсюда. Надо было как можно быстрее обсудить условия сотрудничества с
гражданским Комтетом Гармонизации. В этом был смысл. Без Дворкина не возникло
бы никакой техножизни, никакой угрозы для всей живой органики, это он всё
организовал...
- Вы не могли бы сейчас остановиться, я не хочу это наблюдать, - сказал
Грамматиков.
Ответ был неожиданным. И не от Инквизитора.
Под полупрозрачными кожными покровами Дворкина неуловимо быстро сократились
багровые узлы мышц и алые тросы сухожилий, резко изогнулась радужная
"многоножка" спинного мозга.
Каблуки Дворкина с грохотом ударили по столу, но на этот раз это не было
танцем агонизирующей нейромоторики.
Тело Дворкина с чмокающе-пневматическим звуком вырвалось из торта,
мгновенно разорвав сахарную вату проводков.
Инквизитор увернулся от первого несколько неловкого тычка Дворкина. Однако
губернаторша Найдорф пропустила удар ногой на среднем уровне, и пистолет выпал
из ее руки. Подсечка опрокинула на пол и Инквизитора.
Разные цвета сейчас боролись в теле Бориса, словно сошлись в нем разные
начала и первоэлементы. Черные и белые полосы сплетались на его лице и груди,
как будто в нем совоплотилось одновременно сто папуасских людоедов в боевой
раскраске.
Между рук Дворкина завертелась голубая змейка, и за секунду до того, как
Инквизитор подхватил пистолет, она прошла сквозь его тело, развалив пополам.
Половина Инквизитора еще поползла куда-то. Среди нормальных внутренностей
были видны какие-то дополнительные структуры, которых не должно быть у человека
- зеленоватые нити с подрагивающими пузырьками.
- Шалишь, - Боря забросил половинку Инквизитора в угол и следующим движением
голубой змейки срезал с Найдорф голову.
Голова генерал-губернаторши покатилась по полу, но тело осталось стоять, а в
красном кратере шеи показалось, что-то напоминающее надувной шарик. Шарик не
успел дорасти до размеров головы, потому что Дворкин заставил его лопнуть
одним молодецким щелчком.
- Грамматиков, городом Питером руководят переформаты, начиненные темной
техножизнью, словно трупак червяками. В бабушку-дедушку Леру Найдорф еще
восьмого марта прошлого года мы всадили в качестве подарка на женский день
десяток разрывных пуль, а ей хоть хрен. Вот я и говорю, что все транссексуалы
повязаны с чёртом... Ну, а что та одинокая девушка в уголке? Надеюсь, она не
откажется со мной потанцевать.
Дворкин решительно двинулся к Талии, которая вжалась в узость между шкафом и
стеной.
- Остановись, Борис, - Грамматиков заслонил модераторшу. - Если даже в ней
гнездится темная техножизнь, она остается человеком, у нее есть право на жизнь.
И вообще всё бесполезно. Сейчас здесь будет полиция.
- Отдохни, защитничек, - неожиданно твердой рукой Талия отодвинула
Грамматикова в сторону. - Я лучше полиции.
И Талия распорядилась Дворкином, словно тот был мягкой детской игрушкой.
От удара девушки экс-Сержант перелетел через стол и врезался в стенку. Сполз
кучей на пол. Прохрипел уважительно:
- Это серьезно. Блин, да это ж...
Талия подошла к обомлевшему Грамматикову и из ее глаз, ярких как небо
пустыни, выглянул экспериментатор.
- Ты меня интересуешь, куда больше чем Дворкин. Узнаешь меня, мальчик?
Ее глаза и пальцы, ее рот приблизились к его шее, его груди, его животу. Ее
лицо менялось на глазах, та же способность к мимикрии, что и у Дворкина. То ли
Вера Лозинская, то ли медсестра-брюнетка, то ли гарпия, рвущая человеческую
плоть... А потом она скинула платье и ее полупрозрачное тело заструилось перед
оцепеневшим Грамматиковым. Цветы яйцеводов и стебель позвоночника, дольки желёз
и бутон матки в нимбе из дымчатой плоти. Картина была объективно ужасной, это
Грамматиков сознавал, но он был готов любить и ее органы. А потом словно
открылось виртуальное окно и лицо Талии стало пропускать свет, который не имел
никакого отношения к электрическому освещению, поскольку поднимался из Бездны.
Его даже и светом трудно было назвать, ни яркости, ни цвета. Только энергия и
власть.
Паутина из этого ненормального света сладко оплела мозг, легкие, кости
Грамматикова.
Все тело Грамматикова стало тонким и легким как барабанная перепонка, он
слышал шелест листвы, шорохи лесного зверья, щебет птиц, жужжание пчел, поступь
лани, копошение личинок, падение капель дождя.
Он слышал запахи далеких соцветий, и пряные ароматы коры. И тихий шепот
нанопластика. И, казалось, музыку больших и малых сфер он тоже слышал: атомов,
соединяющихся в молекулы, и молекул, сцепляющихся в вещество, и вещества,
рождающего сознание. Грамматиков чувствовал разум в крохотных ручейках энергии,
просачивающихся сквозь границу, которая защищает плоский мир людей от Бездны...
Голова Грамматикова раскрылась как раковина мидии, его слух и видение
поднимались как пар из кастрюли. Вещи теряли твердость, текли ручейками словно
на картинах Ван-Гога, рассыпались мазками как у Клода Монэ. Еще немного и весь
мир можно будет сплести по новому...
Ладони Веры были у Грамматикова на груди, но никакой скин-коннектор не
пропустил бы такую волну пронзительных ощущений. Вера знала скрытые
нейроинтерфейсы, рассредоточенные в его теле. Однако Грамматиков не ощущал себя
жертвой инфекции. Пусть так, если это ключ к иной объемной жизни.
- Андрей, нам не нужен ни Дворкин, ни Найдорф.
Ее пальцы оказались у него на шее. Ее ногти легко как в масло вошли в его
кожу и не было больно, ее ногти прорастали сквозь его тело, нежно и неудержимо
рассекая плоть и блокируя нервы. Другая рука скользнула вдоль средней линии его
живота к паху. А вместе с тем брызнули и потоки сладкой энергии. Вот-вот
превратятся они в водоворот, который в момент унесет душу Грамматикова...
Вера неожиданно отшатнулась. Вернее, вильнула вбок и назад. Звук выстрела
громыхнул под потолком. Вера, как будто не глядя, ударила Дворкина ногой,
отбросив на шкаф. Тот бессильно хрупнул и сложился пирамидкой на рухнувшим
телом. Пистолет улетел в угол. Грамматиков теперь почувствовал боль и кровь,
ползущую теплой змейкой по шее...
- Господи, Грамматиков, сматывайся пока не поздно, - прохрипел Дворкин. -
Ей в самом деле нужен ты, а не я, в тебе - секрет техножизни. Она разделает
тебя как хороший повар цыпленка - всего за несколько секунд.
Дворкин сорвал что-то со своего уха и швырнул в сторону Грамматикова. Вера,
по звериному рванувшись, попыталась перехватить летящее кольцо, но Дворкин
стреножил ее. И тут же был вбит в пол, как гвоздь.
- Не дай ей трахнуть себя, - просипел Дворкин. - Дуй на транспортный
терминал, и лети отсюда голубем сизокрылым. Запомни, автопилот роторника должен
быть в режиме "С".
- Я же твой идеал, Андрей, - говорила Вера, а заодно топтала как
птица-секретарь катающегося по полу Бориса, который выплевывал слова вместе со
сгустками крови:
- Лети, Дюша, как будто у тебя в одном месте ракета. Тебя ждет рубка
флагманского корабля и вся эскадра.
Грамматиков поймал кольцо, видимо поспособствовали уроки пинг-понга,
полученные в детстве.
- Андрюха, сделай все так, чтобы мама гордилась тобой...
Информация из устройства памяти считалось через скин-коннектор.
Прорезавшая воздух виртуальная нить Ариадны повела Грамматикова прямо в
стену.
В стену? Если бы еще в окно. Почему в стену-то?
Глава 4. Мир
1.
Да пошел ты со своей стеной, Боря. Так я и поверил.
Дворкин уже не двигался. Вера, пнув его последний раз, обернулась к
Грамматикову. Едкий свет лампы лишь слегка прорисовывал ее, едва заметными
ручейками стекая по нервным волокнам и кровеносным сосудам.
Андрей вдруг понял, что не ударит ее. Во-первых, он никогда не бил женщин. И
что более важно, если он ударит, то она сделает это куда больнее.
Грамматиков рывком перевернул стол и полужидкая дрянь плеснула с него на пол.
Грамматиков прыгнул так, как прыгают в бассейн. Упал, заскользил, по дороге
повернулся вокруг оси.
Потом толкнулся и оказался в оконном проеме. Щеколда легко поддалась и
ставни разошлись в стороны.
Ниже окна была только гладкая стена, опускающейся отвесно вниз в "лагуну". С
рекламных облаков светилась надпись: "Не оглядывайся. Сделай шаг навстречу
мечте. Крем для бритья лобка 'Небесное наслаждение' ".
Грамматиков всхлипнул, не совладав с дыханием, и спрыгнул назад, с
подоконника в комнату.
Он увидел как практически убитый уже Боря обхватил Веру, а она бьется как
муха в паутине, машет вымазанными в чужой крови руками. Приклеил он ее, что ли?
Кровавые руки Веры выглядели какими-то пресмыкающимися благодаря невидимости
остального ее тела. Из рассеченного живота Дворкина валятся кишки, а из-за
рта выдвигается что-то. Более длинное чем язык, с мигающими индикаторами...
Уже не отступая от виртуальной нити, Грамматиков влетел прямо в стену под
грохот взрыва, который едва успел хлестнуть его горячим потоком.
Грамматиков не разбил себе голову. Стена оказалась слоем жужащих фоглетов
<прим. "туманные" наноботы, сцепленные с помощью вандерваальсовых сил>,
прокатившихся по его телу как морская волна, однако не оставивших ни одной
капли.
Грамматиков вовремя взмахнул руками. Под ногами практически ничего не было,
кроме узкой балки. Через пять метров она пересекалась с другой балкой, причем
не совсем перпендикулярно. Изнанка Дома Медичи показалась бы интересной
любителю абстрактной живописи. Самопроизводящийся нанопластик не играл в
прямоугольники. Здесь были разные углы и даже криволинейные элементы. Очевидно,
хаос превращался в расчетную прочность уже в масштабах большого набора
элементов.
Помимо каркаса из балок во внутренностях небоскреба просматривалось
хитросплетение труб. В мрачном мерцании светодиодов было видно, что они
скользкие, полупрозрачные, пульсирующие, сплетающиеся и разветвляющиеся. Из-за
текущих по ним несмешиваемых жидкостей, они казались червивыми, как кишки,
пораженные гельминтами. Задерживаться здесь не хотелось, но...
Гладкая плоскость позади замешкавшегося Грамматикова пошла рябью, а потом
вспучилась, облекая чьи-то лица. Выглядело это как очередная декорация для
"восставших из ада"...
Надо сделать несколько шагов до следующей балки. Господи, он чуть не
сорвался. Так скользко и липко, а внизу шевелит пиявочными челюстями пустота.
Андрей поскользнулся на вездесущей плесени, которой американцы уничтожили
пол-России. Снаружи, на стенах, ее не было видно, но внутри здания ей было чем
