откровенностью на откровенность... Кто-то из наших вполне мог пособничать и
Зонненфельду, и Анпилину. Даже просто по глупости. У нас ведь многие корчат из
себя либералов. Ты только накопай побольше материала в этой своей командировке
и мы им займемся...
-- А вы, Фридрих Ильич, разве не либерал?-- бесхитростно спросил Данилов.
-- Конечно, Данилов, я -- либерал. И наша служба либеральна. Любой коммунар
превращается в либерала, как только это возможно. И наоборот, товарищ Феттмильх
был вначале либералом, а уже потом стал коммунаром. Но сейчас нам не хватает
энергии, защищенного жизненного пространства, даже жрачки. Кушать персики с
собственного дерева и плевать косточки в портрет великого Гольдманна - это
пожалуйста в светлом будущем.
-- А я не собираюсь плевать в портрет Гольдманна...
-- И зря, Данилов. Роль личности мы по счастью свели к нулю. Нами не люди
управляют, Данилов, не люди со всеми их придурями. Нами правит объективная
машина, в которую Гольдманн заложил главный критерий -- сохранение и
преумножение стада человеческого. Да, у нас красное знамя и герб "intel
inside", но мы не похожи на прежние государства и фирмы. Мы не торгуем рабами
и не истребляем аборигенов, не ищем классовых врагов. Мы просто повышаем
устойчивость системы. Для этого мы занимаемся верификацией и диверсификацией
клонов. А еще мы лишаем отступников капсулы Фрая. Наше общество не должно
лишиться этих двух главных инструментов регуляции... Ну что, Данилов?
-- Я не изменю, Фридрих Ильич,-- сказал Данилов.
Шеф отключился, не сказав даже "спасибо Гольдманну за нашу встречу". Он
иногда так делал. Данилов не пожалел, что дал клятву верности. Фридрих Ильич
был убедителен и открыт как всегда. Да и ради кого кинуть своих, ради пыльного
призрака Гальгальты, что ли? Все, что требуется этому жизнерадостному
привидению -- это попасть в хороший музей на негниющие и нержавеющие устройства
массовой памяти. Надо будет переговорить о таком варианте с Фридрихом Ильичем
-- после возвращения.
Неожиданно Данилов подумал, а кто такой собственно Фридрих Ильич. Вряд ли
он -- сильно модифицированный клон из какой-нибудь чистой линии? Но нет этой
стайности в мыслях, характерной для Владислава, Эльвиры, Юкико и прочих
красавцев. Нет той ограниченности, той дубовости и стерильности в речах.
Человек с обычной хаотической генетикой? Тоже вряд ли, у камрада Сысоева башка
всегда работала четко, ни одного неверного шага.
Тогда, может, квазиживой объект, органическое воплощение какого-нибудь
гиперкомпьютера? Данилов поежился -- тот, кто более других похож на человека,
на самом деле и не человек?..
Наверняка нет. Камрад Сысоев такой же среднемодифицированный "умеренный"
клон, как и Данилов, только участвуя в большом общем деле, сам он тоже хочет
быть большим, а не маленьким...
Данилов спохватился. Рейдер уже сближается со станцией, осталось каких-то
пять тысяч километров. Данилов срочно подключился к его системам наблюдения, .
Вот кораблик маневрирует в туче каких-то осколков, имеющих легкое гало --
видимо это участок юпитерианского кольца, вдали же поблескивает пятнышко
Адрастеи.
Расстояние до станции уменьшается до трех тысяч километров.
Рейдер "Одесса" летит в мешанине труб. Сейчас он как никогда похож на
мелкую рыбешку, плавающую среди щупалец здоровенной тропической медузы.
Какой-то толстый складчатый отросток станции неожиданно разворачивается и
движется в сторону рейдера.
Рейдеру удается увильнуть, но к нему направляется несколько других
щупальцев. "Одесса" огрызается плазменной пушкой, монополимерные трубы сгорают
в момент, оставляя после себя лишь туман...
Резкий толчок, Данилов вбит в переборку, через корабельный интерком слышится
ругань омоновцев.
Потом еще один толчок. И еще. Свет в голове несколько померк, кажется
особист неловко трахнулся лбом о металлическую стойку. В одном из
наблюдательных окон отчетливо видно, что рейдер уже схвачен тремя щупальцами,
которые незаметно атаковали его сквозь туман. "Одесса", само собой, вырвется.
Разве сравнима мощность термоядерного реактора и экстрамиозиновых мышц
монополимерной трубы?
Тужащийся рейдер натянул щупальцы-арканы. Но они оказались куда крепче, чем
ожидалось, ведь их протягивают на огромные расстояния, причем в расчете на
взаимодействие с кошмарной атмосферой и гравитацией Юпитера. Красный монстр
немедленно разметает в мелкий хлам все хлипкое и слабосильное.
Еще одна, две... пять труб охватили злополучный рейдер "Одесса". А потом,
сквозь белиберду интеркома, Данилов ухватил несколько тревожных сообщений
машинного отделения.
"Дизфункция удержания плазмы в магнитно-гравитационной бутылке...
Критическое падение температуры реактора и мощности силовой установки."
Похоже, что станция применила рентгеновский лазер, который прежде
использовался для изучения планеты, а нынче узкофокусным пучком поразил
стиснутый рейдер прямо в "сердце".
Кораблик охватывают еще два щупальца. До этого они были сильно скручены, а
сейчас распрямляются словно пружинки и толкают беспомощную обездвиженную добычу
в сторону хищной планеты!
Судя по показаниям инерциометра, скоро у рейдера не будет достаточной
скорости убегания, жадное гравитационное поле Юпитера хапнет его и потащит к
себе на расправу.
Данилов понял, что капитан Хованский вот-вот скомандует своим омоновцам
оставить невезучий корабль и дуть к станции на индивидуальных ракетных
средствах, так называемых "самокатах".
Так оно и произошло.
По выдвинувшимся трапам спецназ сыпанул к ячеистому десантному отделению.
Мгновение спустя будто стайка мошкары слетела с рейдера, проваливающегося в
юпитерианскую бездну.
И тут, собственно, Данилов уловил, что у него-то "самоката" никакого нет. А
с индивидуальным микродвижком упорхнешь не дальше бани.
Через минуту на борту рейдера не было уже ни одного члена экипажа -- те
воспользовались персональными спасательными капсулами.
Данилову оставалось просто выйти через аварийный шлюз в надежде на что-то.
Несколько труб упорно сталкивали злополучную "Одессу" на Юпитер, но
большинство уже отсоединилось. Выйдя через шлюз, Данилов в рывке догнал одну из
них и начал кромсать ее морщинистую поверхность импульсником. От трубы летела
туча мелких брызг, которые застывали прямо на стекле шлема и их приходилось то
и дело соскабливать. Наконец оголилась экстрамиозиновая волоконная арматура.
Еще пара импульсов и проделана дыра.
Вырвавшийся оттуда воздух едва не сбросил Данилова, но бешенство струи было
недолгим. Ближайший сфинктер-клапан прекратил утечку.
Внутри труба внутри имела легкое люминофорное свечение, по ней то и дело
пробегала волна пульсаций, а порой вся она приходила в какое-то неровное
нервное движение, безжалостно швыряя Данилова из стороны в сторону. Из-за этого
бутерброды, съеденные на завтрак, хотели выйти из желудка наружу.
Входное отверстие, через которое пожаловал особист, быстро затянулся
пленкой. Сфинктер-клапан впустил воздух -- как будто из гуманных соображений,
но на самом деле ради придания трубе определенной жесткости. В любом случае,
это было приятно. Убийственным же было то, что до станции еще оставалось по
меньшей мере пятьсот километров!
Если упорно вперед, вначале с движком, затем отталкиваясь ногами от стенок,
где имелись перетяжки, похожие на ребра, то можно добраться до цели через пару
неделек. Ну и чем все это время питаться? Грызть малоаппетитные стенки тоннеля?
Как умываться? Собственной мочой? Так и ее не будет, потому что пить нечего. А
если он будет обнаружен врагами, то труба стиснет его своими экстрамиозиновыми
мускулами, обрекая на мучительную смерть.
Но в любом случае лететь было веселее, чем лежать, тем более и Джин Хоттабыч
скрашивал скуку, рассказывая сказки "Тысячи и одной ночи".
Через пятьдесят километров сдох движок. Еще через двадцать сам Данилов.
Сказки джина осточертели То что было выглядело раньше коридором, превратилось
в лабиринт, потому что трубы пересекалась друг с другом в узлах. Прошло уже
пять часов после гибели рейдера. От омоновцев никакие сигналы не поступали. По
спецсвязи удалось выйти на дежурный компьютер Особотдела и тот известил
Данилова, что на станции "Медуза" идет бой, обстановка сложная и в ближайшее
время никто из спецкоманды "Егер-9" выручать Данилова не станет. Короче,
родина вас не забудет.
Связь с дежурным прервалась, когда тот принялся шутить в
психотерапевтических целях, джин, закончив со сказкам, стал травить анекдоты,
труба внезапно и резко начала скручиваться. По сути вся она была одной
молекулой и вела сейчас себя как белок при глобуляризации -- превращалась в
клубок. Возможно, она делала это по заданию бандитов, которые наконец засекли
крадущегося к ним особиста.
Данилова швыряло до полного упомрачения. Однако момент успокоения настал.
Покой оказался мрачным, возможно даже вечным. Данилов был в центре глобулы.
Он был похоронен заживо, глубина могилы минимум полкилометра. Ему бы мог
позавидовать разве что какой-нибудь древний император, требовавший от своих
подданных максимальной глубины захоронения.
Если даже броситься с буйными криками и импульсником на эту толщу, то будет
много брызг и мало толку. Импульсник сдохнет в лучшем случае через десять
минут, а переплавленные полимеры сгустятся снова.
Данилов прибег к единственному доступному в таких случаях средству --
насильственному сну.
Джин разбудил его уже через полтора часа. Всего лишь через полтора часа
клубок скрученных щупалец стал разрушаться -- стремительно шла деполимеризация.
Данилов перешел на собственные запасы кислорода. Он мелко дышал, ожидая
каждую секунду, что толща жирных кислот и полисахаридов, образующихся в
результате реакции разложения, раздавит его, несмотря на свою ничтожную
плотность. Но невесомость не дала никаких шансов гравитационному сжатию, а
выделение тепла и газов превратили распадающуюся органику в здоровенную тучу
из мелких пузырьков. Пузырьки быстро остывали и превращались в пыль, которая
отчаянно сияла в свете Юпитера.
"Медуза" была уже совсем рядом и какая-то турбулентность несла
высвободившегося Данилова прямо к ней.
Из сияющей пылевой волны выплыл труп омоновца и снова нырнул в нее.
Данилов вдруг охнул, потому что, не смотря на пыль, разглядел быстро
приближающуюся металлическую стену казалось необъятных размеров -- это был
корпус самого крупного цилиндрического модуля "Медузы".
На корпусе вдохновляющим образом горел и не сгорал голографический герб
державы -- серп, молот и книга. Герб державы на подступах к Юпитеру.
Символ прогрессивного человечества против мрачного и пока враждебного
творения природы.
От созерцания герба Данилов весь как-то подобрался и невольно повторил: "Я
не изменю, Фридрих Ильич".
Герб словно отреагировал на эти торжественные слова; прямо на корпусе, где
сверкал голографический рисунок, появилось вздутие, хорошо заметное в тепловом
диапазоне.
"Нарыв" неожиданно раскрылся, стал ярким цветком с пестиком и тычинками,
получившимися из огненных брызг и струй. Впрочем, цветок вскоре посерел и угас.
Из дыры, появившейся на его месте, вихрем вырвалась всякая мишура, да еще и
несколько мертвецов впридачу.
Но проход внутрь был открыт. Голубая молния скользнула неподалеку от
Данилова и раздался треск. Треск был ненастоящим, таким образом джин
символизировал мощный электромагнитный импульс. За счет электростатики
скафандр был залеплен примерно трехсантиметровым слоем пыли, отчего Данилов
вспомнил про сугробы. Он их видел в сетекнижках про Землю и воочию на Ио.
Воздух, резво истекающий из поврежденного модуля, сдул пыль и пытался унести
Данилова в космическое пространство. Но особист ухватился за вывороченный лист
обшивки и, цепляясь за зубцы, проник внутрь станции -- раньше, чем вездесущие
роботы-ремонтники завели пластырь.
Прошло уже девять часов после гибели рейдера.
