лекарства, которые наверняка не вызовут у них осложнений; да и сам лечил
себя тем, в чем был уверен. В разговорах с ними я старался избегать
острых тем, споров, а также шума. Я знал, что душевнобольных лечат
тишиной и посильной работой, но делать на корабле было нечего, а то, что
можно было делать, являлось слишком ответственным для их больных нервов.
Я убедил их всех, что мы находимся на корабле в отпуске, что война,
наверное, закончилась, и что скоро они увидят своих родных. Среди больных
не было буйнопомешанных - все они были тихие, поэтому мне с ними было не
так уж и трудно. Мне было хорошо с ними, потому что после такого жуткого
боя даже общение с сумасшедшими и забота о них представлялись мне
прекрасным занятием. Я повторюсь, но я завидовал им - они живут в своем
мире, в котором им хорошо, в идеальном для них мире, а я живу в том мире,
который есть, а он далек от совершенства.
Среди них встречались больные с довольно разными по тяжести отклонениями
от нормы, но что такое норма? Примечательно, что у тех, кто сошел с ума
раньше, в начале боя, у тех психика была нарушена не так сильно, как у
тех, кто смог вытерпеть все почти до конца. Что меня объединяло с ними со
всеми, так это то, что все мы были физически очень истощены, поэтому
прежде, чем предпринимать какие-либо действия для возвращения, нам нужно
было просто поправиться. Мы много спали, ели, играли в безобидные игры,
слушали мягкую музыку и - никаких фильмов и книг!
Так прошло недели три. Наши враги наконец-то куда-то прыгнули, и мы
остались на многие световые годы совсем одни. Я не опасался, что
противник приблизится к нам и начнет все сначала – такое возможно только
в теории, а не в жизни, ведь они тоже были вымотаны до конца и уже не
помышляли о реванше. Неприятель уходил к своим – это было яснее ясного, и
хотя в принципе оставалась возможность того, что их командование, узнав о
неутешительных результатах сражения, пошлет отряд кораблей специально для
того, чтобы расправиться с нами, но я не волновался, потому что путь
отсюда, с края Галактики, слишком долог, и поэтому погоня прибудет очень
не скоро, а за это время я смогу не торопясь начать свой не менее долгий
путь домой, а значит оставлю своим преследователям одну лишь звездную
пыль!
Мои товарищи домой не рвались, да и я не спешил, но когда прошли еще две
недели, тогда то один, то другой стали спрашивать меня: "Когда придут мои
родственники?" Я тоже заскучал по дому, по земле и траве, по настоящему
солнцу и ветру; на меня стали давить эти неприветливые стены и потолок,
хотя раньше их веселая раскраска могла только улучшать мое настроение, но
никак не испортить его. Я был на пути к полному выздоровлению - во мне
уже появилась моя привычная уверенность в себе и своих силах, я отдохнул
и был готов к работе, к возвращению.
И вот однажды я зашел в рубку управления, в которой не был больше месяца,
посидел, освоился и решил, что через неделю мы полетим назад. Решимость
пришла ко мне через четыре дня, я включил двигатель, и звездолет
заскользил в обратный путь. Бездонный космос без конца и края раскинулся
вокруг меня, а мой корабль, выплывая из него, покидал этот мертвый мир,
стремясь к жизни, стремясь к обитаемым планетам, стремясь домой, как
перелетная птица стремится к покинутому осенью гнезду...
Корабль я вел вполне уверенно - я прыгал раз за разом, оставляя за собой
сотни и тысячи световых лет. Сначала я вел корабль параллельно плоскости
Галактики, потому что по кратчайшей траектории к ней идти было
невозможно: там была вражеская территория.
И уже через три недели, пролетев 65 тысяч световых лет, я оказался
примерно над нашим государством и стал снижаться. Последующие 80 тысяч
световых лет я смог преодолеть гораздо быстрее - за две недели, ибо
плотность межзвездной материи постепенно возрастала при приближении к
галактическому диску, в связи с чем я получил возможность совершать
прыжки на гораздо большие расстояния, чем раньше. К звездам я не
приближался, опасаясь возможной встречи с неприятелем. В итоге весь путь
к своим занял у меня пять недель, хотя до этого расстояние в 110 тысяч
световых лет (больше всего галактического диска!) я смог преодолеть одним
прыжком от белого карлика! Последние несколько прыжков для меня были
самые трудные в психическом плане - я не знал, где теперь идут боевые
действия, а идти к своим и снова попасть в мясорубку межзвездной битвы я
просто боялся, и поэтому нервничал.
Для встречи со своими войсками я выбрал малозаселенную планетарную
систему, находящуюся в стадии освоения. В военном отношении ее ценность
была минимальна, поэтому я предположил, что там вряд ли ведутся боевые
действия, - так и оказалось - незначительная группа кораблей нашего
государства охраняла планеты, а больше в ближайшем космосе не было
никого.
Я спустился к ним, и они очень обрадовались моему возвращению. Я стал
известен - они не знали - они не знали! - они – воины какого-то
неизвестного мне флота – не знали, но хотели бы знать, что случилось со
мной! Они знали только, что я куда-то пропал, хотя союзники и уверяли
наше командование, что не видели, как я погиб. О гибели моего корабля
официально не сообщалось, поэтому он считался живым, но находящимся
где-то далеко. Обо мне многие знали: я стал знаменитым, как мне
объяснили, это произошло благодаря тому, что я исключительно удачно
атаковал планетарные системы – так я стал героем в глазах собственного
народа!
А тогда я сообщил им, что мне хотелось бы только одного - побыстрее сесть
и вновь увидеть людей на земле, под открытым небом; также я сказал, что
мы все, кто остался в живых, больны, и что нам срочно нужно лечиться;
поэтому, когда я приземлился, нас уже ждали - заботливые руки
поддерживали нас, а доктор ободрил меня, сказав, что все будет хорошо. Я
дома, наконец-то, я дома после всех этих испытаний, я хожу по твердой
земле, правда, я в больнице, но ведь это временно - меня вылечат, и я
снова буду здоров.
Глава 8.
На планете.
В больнице было хорошо, врачи знали свое дело, и я день ото дня
чувствовал себя все лучше. Мне сказали, что многих сумасшедших из моего
экипажа можно вылечить, а вот от наркотической зависимости избавят их
всех. Доктора очень удивлялись тому, что я смог так долго продержаться,
не прибегая к помощи стимуляторов, и не понимали, за счет чего я смог
выдержать все это. Я сказал им, что не знаю, как мне на самом деле это
удалось, хотя в действительности прекрасно знал причину - я уже давно
больше, чем человек, и вот теперь, во время боя, это проявилось в виде
исключительной сопротивляемости и сбалансированности всего моего
человеческого тела, а также готовности интеллекта к чрезвычайным
умственным перегрузкам. Врачи долго думали и, в конце концов, пришли к
единому мнению, что, скорее всего, в сложившейся экстремальной ситуации
мой организм использовал еще неизвестные науке резервы, тем самым,
подтвердив теорию о потенциально неограниченных возможностях человека.
Они мне сообщили об этом, но я-то знал истинную причину своего успеха, а
потому не очень обрадовался полученному известию. Мое спокойствие в
данном вопросе врачи приписали последствиям накопившейся усталости,
иначе, по их мнению, я наверняка гордился бы тем, что выжил благодаря
своим своими уникальными возможностями.
Однажды ко мне в палату пришел офицер космических сил. Он пожелал мне
скорейшего выздоровления и рассказал свежие новости. Они меня очень
интересовали, так как врачи, оберегая мое психическое здоровье, запретили
мне смотреть телевизор, сидеть за компьютером, слушать радио, читать
газеты и книги, а также разговаривать по видеофону. Оказывается, что за
те три месяца, которые я провел над Галактикой, положение дел на войне
улучшилось в нашу пользу. Кроме того, множество государств уже вступило в
войну, и в дальнейшем, наверное, вступят еще многие.
Я спросил у него, попал ли я куда-нибудь, и тут он мне сказал такое, от
чего я действительно удивился: оказывается, из сделанных мной тридцати
четырех выстрелов по планетарным системам, тридцать один раз я попал
туда, куда и целился, то есть в астероид, а три выстрела пропали зря - и
вот итог: сто восемьдесят триллионов человек погибло от моих рук, а
тридцать одна планетарная система представляет собой одно гигантское
кладбище или, вернее сказать, поле боя, так как все погибшие лежат
непохороненными. Это гораздо больше, чем то, на что я рассчитывал, -
выходит, я не зря старался!
Офицер также сказал, что через неделю меня выпишут, потому что я уже
почти совсем здоров, а после моей выписки нас будут награждать: и меня, и
всех остальных. Сумасшедший или не сумасшедший, раз награду заслужил -
так получи ее! Командование решило за особые заслуги переименовать мой
корабль и дать ему вместо номера имя собственное. "Подумай, - сказал мне
на прощание офицер, - и на церемонии награждения скажешь это имя. Как ты
решишь, так он и будет называться".
Прошло еще несколько дней. Я все еще продолжал лечиться в военном
госпитале, когда по телевидению выступил глава нашего государства
(одновременно являвшийся и нашим главнокомандующим), который произнес
речь. Он говорил о войне, о народе, призвал всех и дальше сражаться,
напомнил об успехах и - что самое удивительное для меня! - назвал меня
национальным героем.
Это была слава, настоящая слава, слава, заслуженная тяжелым трудом! Душа
моя летала, как на крыльях! Я видел восторг и уважение в глазах, словах,
а главное – сердцах и делах окружающего меня персонала; но все же я
понимал, за что меня так уважают, и это знание делало мою радость более
сдержанной: на сегодняшний день я уничтожил больше всех людей, больше,
чем какой-либо другой солдат из всех воюющих государств. На мне кровь
триллионов – и не так-то легко моей душе примириться с этим.
Было ли мне жаль погибших от моих рук? С одной стороны - да, а с другой
стороны - нет, и в этих моих чувствах нет неправды.
Госпитали и больницы были полны больными лучевой болезнью и нервным
истощением; многим триллионам космос стал бескрайней могилой, и где-то
никогда не дождутся домой своих сыновей; масса планет лежала в руинах...
- кто прав, а кто виноват - я не знаю... - а в Галактике все равно
продолжается эта война...
Люди сами себе могут создать такие проблемы и трудности, которые
матушка-природа никогда не создаст своим детям!
Вскоре через неделю после столь знаменательной для меня речи нашего
лидера произошла процедура награждения: мы стояли все в ряд, все, кто
остался в живых из целого экипажа, перед нами держали знамя, кругом были
камеры, и нас снимали со всех сторон, а мы, непривычные к форме, стояли и
переминались с ноги на ногу. Нам было неловко от такого пристального
внимания. С почетного караула, стоявшего возле нас, можно было хоть
сейчас писать картину "Образцовый солдат", а с нас - "Арестованные перед
походом в баню", и эта мысль придавала всему происходящему некоторый
оттенок веселости и несерьезности, но я брал пример с караула и вел себя
соответственно моменту – был собранным и сосредоточенным; но все же,
когда я потом увидел себя по телевизору, ничего этого не было:
глубочайшая тоска на фоне каменной усталости легко читалась на моем лице.
Среди всех нас только я один был нормальный, а остальные - сумасшедшие
наркоманы: они глазели по сторонам, норовили выйти из ряда, переминались
с ноги на ногу и перешептывались, а один с умным видом, задрав голову к
