потолку, ковырялся в носу - я был среди них, как белая ворона.
Государство расщедрилось для своих героев. Сначала мы получали ордена от
нашего правительства: я получил их три штуки, включая одну высшую
награду; затем мы получали награды от союзных стран, и их тоже было
довольно много, а ведь нас еще после предыдущего полета награждали
орденами и медалями, поэтому в итоге моя грудь засияла, как у настоящего
героя. В конце церемонии награждались и погибшие члены нашего экипажа –
они награждались посмертно.
Я совершенно не испытывал ни чувства признательности за награды, ни
чувства гордости от совершенных подвигов: я ничего не ждал от своего
государства потому, что я сражался не за него, а за свой народ, а это в
моем понимании хотя и похожие, но все-таки разные вещи, и согласно такому
моему пониманию я правильно выполнил свой долг; и не ради наград я
сражался и буду сражаться там, далеко-далеко, среди звезд, не ради
наград...
А гордость? Что такого выдающегося я сделал, чтобы гордиться, надувая
свою грудь и выпучивая глаза, как глупый павлин? Я выжил и добился успеха
– это хорошо, и этого вполне достаточно. Я – не гордец, я не был им и
постараюсь не стать им впредь: меня ждут звезды, среди которых так легко
умирать гордецам, меня ждет оставшаяся мне часть жизни, в которой
по-большому счету я еще ничего не сделал, так чем же мне гордиться?
Затем объявили, что корабль объявляется гвардейским с присвоением ему
собственного имени. Меня попросили огласить то имя, которое, по моему
мнению корабль достоин носить. Я вышел вперед и сказал:
- Благодарю за честь. С этой минуты корабль будет называться "Красный".
Я специально выбрал такое имя - путь корабля прошел по крови триллионов,
и он действительно стал красным от пролитой им крови. Потом заиграл
государственный гимн, а когда он закончился, завершилась и вся церемония
награждения, и меня отправили обратно в госпиталь.
Мне долго не давала покоя одна мысль: "Почему никто другой не смог
воспользоваться применяемой мной технологией атаки планетарных систем:
прыжок - выстрел - бегство с запутыванием следов - прыжок - выстрел и так
далее?" Я знал, что многие пытались сделать это, но у них ничего не
получилось: все обычно просто промахивались, хотя иногда и попадали, но
такого великолепного результата, как у меня, никто не достиг.
Я вспомнил как однажды один командир попал не в астероид, а прямо в
планету - хорошо еще, что она не разрушилась, - взрыва не было, но ее
атмосфера разогрелась до температуры в несколько десятков тысяч градусов,
и все живое сгорело на ней, как в крематории. Я - исключение, которое
только лишь подтверждает правило: человек не может сделать такой кровавый
слалом в космосе с кошмарной психологической мясорубкой под конец, а я
смог - ведь я не человек, а некто больший. Я понял это, когда звучал
гимн, но не смог додумать эту мысль до конца; не смог или не успел прийти
к тому выводу, к которому все же пришел, но пришел уже гораздо позже.
Я выздоровел, и через несколько дней должен был состояться вылет моего
нового корабля в район боевых действий - звездолет "Красный" стоял на
ремонте, экипажа у меня не было, поэтому мне дали и другой крейсер, и
другую команду. Я познакомился со своими будущими сослуживцами, и они мне
понравились - конечно же, они не были орлами один к одному, но смогли
остаться просто нормальными людьми, несмотря на то, что раньше уже
принимали участие в боевых действиях. Экипаж был обстрелянный,
проверенный в бою, то есть как раз такой, какой мне и был нужен. Мой
новый корабль был новейшей разработки, представляющей собой последнее
слово в развитии военной техники; однако он имел только номер потому, что
имя собственное заслужить еще не успел... - а на "Красном" будут летать
другие - не я, ибо, когда он будет полностью отремонтирован, я уже буду
далеко в космосе. Прощай, мой первый корабль! Что поделаешь, такова
логика войны - своими делами я заслужил тебе имя, и теперь ты будет
носить его без меня...
А я догуливал последние деньки. С женщинами было просто отлично: жена
далеко, а я, национальный герой, здесь, один; ну а если прибавить к этому
мою нежность, внимательность деликатность, природную чуткость и чувство
юмора, то ты поймешь, мой читатель, почему с дамами мне было легко и
приятно, как, впрочем, и им со мной! Из-за войны ко мне не смог приехать
никто из родных и друзей (сообщение по межзвездным туннелям было строго
регламентировано и подчинено военным потребностям), но я со всеми ними
переговорил по видеофону: услышал их голос и увидел их лица.
Как-то раз, когда я пробыл несколько часов в одиночестве и в тишине, ко
мне в голову пришла важная мысль. Не теряя времени даром, я пошел в
ближайшее здание, где размещалось одно из отделений спецслужбы, которая
обеспечивает безопасность нашего государства. Меня там приняли очень
хорошо. Я попросил их обеспечить безопасность моих близких родственников,
а также друзей, опасаясь террористического акта со стороны противника.
"Таким способом враг может попытаться на время лишить меня
психологического равновесия и, тем самым, вывести меня из строя. Пока что
я - единственный, кто может так результативно воевать, поэтому мной могут
"заняться" и таким способом тоже. Сейчас идет война, а на войне – как на
войне, и об этом не следует забывать, " – так я мотивировал свою просьбу.
Собеседники поняли мою проблему и всю ее важность для государства,
поэтому пообещали дать моим близким круглосуточную охрану и заверили меня
в том, что будут постоянно держать под контролем все попытки противника в
этом направлении.
Лучше заранее продумать решение проблемы, чем пытаться решить ее тогда,
когда будет уже поздно.
Незадолго до вылета меня пригласили на телепередачу, и я пришел. Ведущие
задавали мне разнообразные вопросы, большая часть которых затрагивала
современную войну. Их интересовало мое мнение по разным вопросам, хотя я
точно знал, что цель передачи заключается не в моем мнении, которое им
совершенно не интересно, а в том, чтобы показать народу его героя. Я
отвечал им то, что, по-моему мнению, они хотели бы от меня услышать, лишь
изредка говоря нечто, похожее на правду. Передача шла долго, и мне это
надоело, поэтому, ближе к концу, я время от времени говорил то, что думаю
на самом деле. Я был уверен, что даже, если я скажу большую глупость, то
зрители меня все равно поймут и оправдают, ибо еще недавно я был на грани
безумия.
Как-то под конец ведущий спросил меня:
- А что, по-твоему мнению, тебе больше всего помогало в бою?
И я ответил ему и всем людям, которые смотрели на меня тогда:
- В бою - жажда жизни и нежелание умирать, а на протяжении всей войны -
целостное философское мировоззрение.
Мне самому понравился мой ответ. Конечно же, непосредственно во время
сражения ты думаешь в основном о том, чтобы, во-первых, самому остаться в
живых (и это главное!), а во-вторых, о том, чтобы поразить противника. Но
война в целом состоит не только из сражений, а еще из многих простых и
сложных дел, занимающих иногда значительные промежутки времени. На войне
практически невозможно полностью расслабиться и подумать о своем, ибо дел
много, а над всеми этими делами царит ясное осознание того, что ты очень
легко можешь потерять почти самое ценное, что у тебя есть – твою жизнь, и
это ощущение тяжким психическим грузом ложиться на все, что ты делаешь во
время войны, забирая силы и выматывая душу. Единственный путь спасения от
всего этого, не дающий нервам "расшалиться" в полной меру, – это
свинцовая усталость и недостаток времени, нацеленность на выполнение
чужих приказов и растворение собственного "я " в толпе себе подобных, не
дающее тебе осознать весь ужас происходящего. Думать о том, почему и
зачем все это, а также что ты делаешь здесь нужно было раньше, до войны,
и все эти твои довоенные рассуждения напрямую влияют на твое поведение во
время боя, на готовность к риску, на решительность и на желание
сражаться. Осознание себя как части целого в этом случае является основой
поведения в битве и, в конечном итоге, может предопределить победителя,
для чего очень помогает целостное, именно целостное, а не отрывочное и
смутное, мировоззрение и мироощущение. Я думаю, что мое мировоззрение
тогда было еще не совсем целостное по своей структуре, однако, сейчас,
когда я пишу эту книгу, оно приобрело более цельный характер, чем раньше,
причем, как оно изначально было философским по своей сути, так оно им и
осталось.
Времени до отлета оставалось совсем немного, поэтому я решил потратить
его с пользой: в детстве я занимался разными видами спорта, и легкой
атлетикой в том числе - недавно я познал, что такое бег в мире Халы, а
потому захотел освежить свои прошлые воспоминания и ощущения, пробежав и
в мире Земли тоже.
Я решил пробежать дистанцию длиной в десять километров. Я не спортсмен,
поэтому для меня главное - не остановиться и не перейти на шаг, то есть в
принципе пробежать, а не сойти с дистанции; ну а ни время бега, ни
скорость для меня совершенно не имеют значения. Такую длинную дистанцию я
специально выбрал потому, что на Хале я ее пробегал легко, практически не
утомляясь, а для Земли – это уже приличное расстояние; к тому же я думал,
что короткая дистанция не даст мне возможности понять разницу между бегом
в мире Земли и бегом в мире Халы.
Когда я решил бежать, было послеобеденное время. Было жарко, но не душно,
и к тому же дул ветер. Я выпил большую кружку воды, надел майку, шорты и
отправился на стадион.
Стадион был небольшой и уютный. Он был весь залит солнцем; только беговую
дорожку, находящуюся через поле от главной трибуны, частично закрывала
тень от высоких деревьев. Трава на футбольном поле кое-где стала желтеть,
перед обоими воротами, там, где обычно стоят вратари, чернели пятна
вытоптанной ими земли. Погода была чудесная!
Я вышел к финишу стометровки и побежал по повороту. Один круг на стадионе
равен четыремстам метрам, следовательно, мне нужно пробежать двадцать
пять кругов. Бежать было легко, сил пока еще было много, а организм не
знал, что его ждет. Я старался бежать спокойно: на три шага вдох и на три
шага выдох - таким темпом, не сбивая дыхание, можно будет бежать очень
долго. Сначала, с первых шагов, мне как бы и не хотелось дышать, но
вскоре это ощущение прошло, и я задышал все глубже и глубже.
Я закончил первый круг и пошел на второй. Пахло свежестью. Я уже
почувствовал усталость, но пока небольшую. Заканчивая второй круг, я уже
знал, как дуют ветры на стадионе: перед главной трибуной ветер дует сбоку
в лицо, а дальше везде царит жаркое безветрие.
Я начал третий круг, было уже тяжеловато... - и тут я сбился со счета: то
ли это третий круг, то ли четвертый? Я так сосредоточился на процессе
бега, что забыл про счет. Метров, наверное, сто я вспоминал, какой же
сейчас круг, пока не вспомнил точно, что это все-таки третий. Мне нужно
тратить силу своей сосредоточенности исключительно на процессе бега и не
отвлекаться на счет кругов, поэтому я решил не думать о том, сколько мне
осталось, и о том, сколько я всего пробежал - я старался держать в памяти
исключительно номер текущего круга, и лишь когда начинался следующий
круг, только тогда я увеличивал номер круга у себя в памяти.
На пятом круге у меня заболело справа в боку - боль была тянущая и тупая,
правда, не сильная, а потому терпимая. Я замедлил темп, и боль
уменьшилась; так я и бежал два круга с легкой тупой болью в боку, пока
она не прекратилась, после чего я стал бежать чуть быстрее – то есть
