побеждать.
Неприятель действовал вполне логично и предсказуемо: он сконцентрировал
всю мощь своих свежих кораблей на одном участке фронта, тем самым
добившись там громадного численного превосходства, а затем перешел к
плотному ближнему бою, в котором на пять его выстрелов антиматерией мы
смогли отвечать всего лишь двумя. Шесть миллионов наших кораблей – одна
треть всего соединения (кстати говоря, вместе с моим флотом тоже) –
попали в эту мясорубку: 25 наших флотов оказались под огнем 64 флотов
противника.
Попавшим в "котел" кораблям следовало как можно быстрее уходить в более
спокойные участки сражения, но неприятель не дал нам этого сделать:
первый день мы еще кое-как держались, а за последующие два дня потеряли 5
миллионов звездолетов. Враг тоже понес ощутимые потери – у них погибло
полтора миллиона кораблей, - но мы-то потеряли целых 5! В целом за эти
трое суток жаркого боя мы потеряли 6 миллионов крейсеров – а это более
четверти миллиарда человек! - из более чем 18, а наш противник - примерно
2 миллиона из 29. Эти цифры я узнал гораздо позже, после войны, а в то
время, во время боя, мне было не до статистики – я сражался.
Нашему соединению были срочно необходимы подкрепления еще в 63-й день, но
их не было ни на первые, ни на вторые, ни на третьи сутки. Нужно было
как-то держаться, поэтому наше командование решило уплотнить ряды своих
флотов перед лицом наступающего противника и, тем самым, нивелировать его
количественное превосходство, в результате чего, вытянутая наступающая
армада столкнулась бы с плотным бронированным кулаком наших крейсеров и
была бы остановлена ими. Так мы и сделали. Этим маневром был спасен
оставшийся миллион кораблей, но спасение это было временным.
В дальнейшей битве я не участвовал, а почему – это станет понятным из
последующих строк, поэтому именно сейчас я хочу закончить описание того
сражения. В итоге, к 66 дню соотношение сил стало совершенно не в нашу
пользу – 12 миллионов против 27; при этом, учитывая отсутствие
подкреплений из метрополии и явное превосходство наступающей стороны,
наше командование приняло решение перейти к глухой обороне и сформировать
из оставшихся крейсеров гигантский шар, в котором две трети звездолетов
составляли бы наружный слой с очень плотным и тесным построением, а во
внутренней полости шара находились бы оставшиеся корабли, которые почти
не имели бы контакта с противником, в результате чего наружные корабли
успешно отбивались бы антиматерией, а внутренние – основным оружием.
Такое шарообразное построение оформилось к 68 дню, и оно смогло
продержаться еще 11 дней, потеряв всего лишь 2 миллиона кораблей против
2,5 миллионов крейсеров противника. С 79 по 86 день сражение практически
прекратилось – обе стороны обменивались в основном только лишь выстрелами
из основного оружия, отдыхая после предыдущего ада, а на 87 сутки наши
войска наконец-таки получили долгожданные подкрепления в размере сначала
13 миллионов, на следующий день – 16, а через день – еще 14 миллионов
звездолетов. Получившееся соединение из 53 миллионов кораблей достаточно
быстро расправилось с 25 миллионами кораблей противника, сначала нанеся
ему поражение антиматерией, а затем окружив оставшиеся полмиллиона
крейсеров, которые и сдались. Правда, из-за того, что подкрепления
прибывали неодновременно, 8 миллионов вражеских кораблей все-таки смогли
успешно покинуть поле боя. В итоге получилось, что из всех 95 суток
сражения в той звездной системе собственно битва, сопровождавшаяся
массовой гибелью звездолетов, продолжалась совсем недолго: с 63 по 79 и с
86 по 95 сутки, то есть всего 25 дней – меньше месяца.
В целом в войне против нас противник сработал очень грамотно – неподалеку
от меня в нескольких крупномасштабных сражения они разбили наши
соединения, перейдя с первых же дней сражения к использованию
антиматерии, и наши войска, не ожидавшие столь бешеной агрессии, были
приведены в расстройство, попутно понеся тяжелые потери; после чего
неприятель перебросил часть своих войск к планетарным системам вроде
этой, где бой специально проводился ими достаточно вяло, и тоже перешел в
наступление антиматерией, уничтожив громадное количество наших кораблей.
Но наше государство было все же гораздо мощнее своего врага, и наши
космические силы многократно превосходили силы неприятеля по численности,
поэтому несмотря на то, что противник добился временного успеха, будто
ледяным душем остудив весь боевой пыл наших группировок, исход всей войны
был уже предрешен заранее – мы ввели в бой колоссальное количество свежих
войск, укрепили соединения и перешли в наступление по всему фронту,
нанеся врагу окончательное поражение.
Наш противник оказался достаточно силен (и это большой плюс ему и минус
нам!), чтобы мощными ударами своих кулаков расшатать нам клыки, но они
оставались все еще достаточно крепкими и их силы вполне хватило на всю
победоносную для нас Первую Галактическую войну, однако первые поражения
оказались очень полезными как для нас, так и для наших союзников, сбросив
маску романтизма и некоторой несерьезности в нашем отношении к войне.
Начать войну легко – успешно закончить – трудно.
...Но вернемся к 65 дню сражения - космос был насыщен антиматерией,
редкие разрывы псевдозвезд вспыхивали яркими искорками - корабли гибли
один за другим, взывая о помощи, а ее очень трудно было оказать. Грань
между жизнью и смертью перестала быть столь явной, как в мирное время, -
ты жив сейчас, но жив лишь потому, что погиб твой товарищ, а когда ты
погибнешь, то своей смертью отсрочишь гибель другого своего товарищу.
Люди бились с яростью диких зверей; я тоже ожесточился, я хотел убивать,
хотел ломать чужую жизнь, хотел творить смерть и жалости не было во мне -
и я нравился сам себе такой!
Кто относится к врагу по-доброму, тот недостаточно ценит свою жизнь.
Мы проигрывали битву. Наш взвод потерял 5 кораблей – но мой корабль и еще
один - мы остались живы только потому, что нас прикрыл другой взвод. Мне
еще ни разу не удалось поразить противника, хотя я и жаждал этого.
Я чувствовал себя песчинкой во время бури, обломком кораблекрушения,
которым играют гигантские волны, и не мог смириться с этим. Я знал, я
чувствовал, я был уверен в том, что я сильнее всего этого, и эта
уверенность придавала мне силу.
65 день битвы... - он заканчивался, и если не придет помощь, то через
пару дней мы окончательно проиграем, а значит большинство из нас
погибнет. Сражение разворачивалось, словно гигантская эпопея, стремясь к
своему максимуму, - жизнь и смерть слились в единое неразрывное целое,
когда я, наконец, понял, что же мне надо делать. У меня еще был
совершенно неповрежденный корабль, была моя воля, мой ум, моя решимость и
мой колоссальный психологический опыт побед и поражений на Хале; было
также и спокойствие, которое в горячке битвы дорогого стоило, – и все это
вместе давало мне надежду на успех.
Надо уметь жить и уметь умирать: уметь жить ты учишься всю жизнь - уметь
умирать не учатся, но ты умрешь так, как и жил всю свою жизнь!
Оба корабля, что остались от нашего взвода, были переведены на другой
участок, там, где было немногим поспокойнее. Психологически противник был
еще полон сил, да и мы не уступали ему в этом – до психического надлома и
паники он нас пока еще не довел, хотя и был близок к этому. Мы влились во
вновь сформированный взвод и были направлены, вместе с нашей новой
дивизией, собранной из остатков разбитых соединений, на помощь соседнему
флоту.
Сражение не прекращалась ни на минуту. Враг был везде, со всех сторон, он
окружал нас, как и мы окружали его. У нас не было никаких передышек -
просто продолжение боя в другом месте - только и всего.
Так мой корабль оказался вблизи планетарной системы противника, и тогда я
решил привести в исполнение задуманный план - случай был удобный.
...Когда акула кружит возле пловца, то совсем не обязательно, что она
нападет на него. Пусть рыбина и относится к виду хоть трижды опасному для
человека, но в данном конкретном случае хищница может быть просто сытой,
а потому безопасной. Человек не понимает акул потому, что не может по ее
поведению предсказать последующие действия рыбы - в то же время известно,
что когда кошка нервно бьет кончиком хвоста по земле - это означает, что
она нервничает и может напасть. Лев ревет и скалит зубы, пытаясь испугать
противника; бык мычит и фыркает, роет копытами землю и выставляет вперед
свои рога; змея шипит и принимает угрожающую позу - действия животных
понятные и их поведение предсказуемо; однако у рыб все не так - акула
плывет себе и плывет, кружит и кружит, и понять по этим движениям, что у
нее на уме, практически невозможно, и лишь когда она бросается, раскрыв
свою ужасную пасть, становится все ясно, но становится ясно уже слишком
поздно, – именно поэтому человек и боится хищных рыб.
Военный корабль тоже в какой-то мере похож на акулу - он перемещается,
как и она, в трех измерениях: вперед-назад, вправо-влево и вверх-вниз, и
также, как она, он непредсказуем в направлении своей атаки.
Внезапность - великая вещь, если суметь правильно ею воспользоваться.
Я увидел относительно свободную зону космоса и направил туда свой
корабль.
- Спасайся, кто может! - крикнул я открытым текстом в эфир, а затем
продолжил, но уже только по внутрикорабельной связи. - Слушать меня всем!
Я принял решение - мы атакуем планеты!
Кто-то из экипажа понял мой замысел, а кто-то - нет - и это не было
важным для меня – все равно они будут выполнять мои приказания – страх
перед собственной гибелью в бою и страх перед трибуналом плюс остатки
патриотизма удержат их в повиновении - а больше мне ничего и не надо!
Итак, я покинул боевой порядок, во всеуслышание объявив себя трусом, а
значит, противник перестал меня опасаться - это первое; и второе - у меня
появилась свобода маневра - а вот это очень даже хорошо. Все, кто
находился вне моего корабля - и свои, и чужие - думали, что поняли меня
следующим образом: я выйду в свободную зону, образовавшуюся между
несколькими враждебными группировками, и попытаюсь, совершив прыжок,
сбежать из области боя и, тем самым, спасти свою жизнь. Противник,
однако, может решить, что мой маневр - это хитрый способ донести
информацию о ходе сражения и о вероятной численности неприятеля своему
командованию, которое находится на базе, причем донести непосредственно
из самой гущи сражения, чего, естественно, допускать не следует; таким
образом, для врага главное - чтобы я не совершил прыжок, а там... рано
или поздно он разделается со мной.
Мои рассуждения оказались верны - я с удовлетворением отметил, что два
вражеских взвода, покинули своих и двинулись с обеих сторон мне
наперерез. Свои стрелять не будут – я был уверен в этом - у них и так
слишком много забот о своих жизнях, и кроме того, для нашего командования
прекрасным примером для своих была бы гибель труса-дезертира от рук врага
прямо на глазах у борющихся солдат, поэтому, как я подумал тогда,
командование тоже с удовлетворением отметило два вражеских взвода,
берущих меня в капкан.
Как я и рассчитывал, свои пропустили меня навстречу гибели. Они убеждали
нас вернуться, но мы были глухи к их словам - я выводил свой корабль на
простор, решив получить хотя бы тактический успех или, в худшем случае,
погибнуть в атаке.
Заканчивались 65 сутки битвы. Неподалеку от меня стали взрываться
псевдозвезды: стрельбой основным оружием те два вражеских взвода стали
