миссис Слокум - несчастный случай.
- Тогда почему они убили Пэта, раз он невиновен?
- Потому что сам наболтал, будто это он убил ту женщину. Пэт
слышал, как полицейский сказал мне, что она мертва. Он отправился к
человеку, для которого работал, и убедил его, что это он, Пэт,
совершил убийство.
- Пэт не был сумасшедшим до такой степени.
- Конечно, не был. Он - как хитрая лисица. Ведь босс дал ему
десять тысяч. Пэт оклеветал себя, чтобы получить деньги за
убийство, которого не совершал.
- Господи! - Ее глаза расширились от восхищения. - Я же
говорила, что у него работает голова.
- У него было и сердце, - соврал я, хоть эта ложь оставила на
языке привкус желчи. - Когда он понял, что не сможет сам этого
сделать, он передал мне для тебя десять тысяч. Он сказал, что ты
его наследница.
- Что? Он так сказал? - Глаза цвета лепестков кукурузы в упор
поглядели на меня. - Что еще сказал?
Мой язык пошел врать снова:
- Он сказал, что хочет, чтобы ты взяла эти деньги, но при одном
условии: что ты уедешь из Нопэл-Велли куда-нибудь, где сможешь
вести приличную жизнь. Он сказал, что такая жизнь стоит таких денег.
- Я сделаю, как он сказал! - воскликнула Гретхен. - Десять
тысяч? Десять тысяч долларов?
- Совершенно верно. - Я протянул ей сверток. - Не тратьте их в
Калифорнии, иначе кое-кто захочет проследить, откуда они взялиcь...
Не говорите никому про то, что узнали от меня. Поезжайте в другой
штат, положите деньги в банк и купите дом или еще что-нибудь. Пэт
хотел, чтобы Гретхен Кек вот так и поступила бы с этими деньгами.
- Он так сказал? - Гретхен разорвала пакет, прижала к груди
яркие бумажки.
- Да. Он так сказал, - и я добавил то, что она хотела услышать,
потому что не видел причины не сделать этого: - Он сказал также,
что любил вас.
- Да, - прошептала девушка. - Я его тоже любила.
- Теперь, Гретхен, я должен идти.
- Подождите минутку. - Она поднялась, и губы ее дрогнули в
попытке сформулировать вопрос. - Почему вы... Я хочу... я теперь
знаю... вы по-настоящему были его другом, как вы и говорили.
Простите меня. Я думала, что вы полицейский. И вдруг вы...
приносите мне деньги от Пэта.
- Забудьте обо всем этом, - сказал я. - Если сможете, уезжайте
из города сегодня же вечером.
- Да, конечно. Я сделаю все так, как хотел Пэт. В конце концов,
он и вправду был шикарный парень.
Я повернулся к двери, не желая, чтоб она увидела мое лицо.
- Всего хорошего, Гретхен.
Эти деньги, разумеется, не обеспечат ее будущее. Она купит
норковую шубку и быструю, как стрела, машину, найдет парня, который
украдет шубу и разобьет машину. Второго Ривиса. Хотя бы они
оставили ей после себя что-то такое, что помогло бы ей потом, через
годы, увидеть разницу между этими красавчиками. Но не было у нее и
не будет никаких памятных подарков. Ну так пусть эти десять
тысяч... у меня слишком много собственных денег, для моих скромных
запросов, да и не хотел я иметь ничего, что напоминало бы о Ривисе
или о Килборне...
Миссис Стрэн проводила меня к Джеймсу Слокуму. Это была
поистине мужская комната: обитые красной кожей стулья и иная
крепкая, темных тонов мебель, обшитые дубовыми панелями стены,
украшенные гравюрами с изображениями старинных парусников, окна,
похожие на крепостные амбразуры, которые открывали вид на
неподвижное море. Встроенные книжные шкафы ломились от
разнообразных томов и ограничивала их лишь длина и высота стен.
Комната из тех, которые полные надежд матери могут обставить для
своих сыновей.
Сын Оливии Слокум сидел в халате на огромном ложе с пологом.
Под прозрачной кожей лица, казалось, не было ни кровинки. В
льющемся сквозь окна сером вечернем свете он был похож на
посеребренную статую. Напротив него на стуле устроился Марвелл,
поджав под себя ногу. Черно-белая доска из слоновой кости покоилась
между ними на кровати.
Оба были поглощены шахматной партией.
Из алого шелкового рукава выглянула рука Слокума, передвинула
черного слона.
- Вот так.
- Хороший ход, - отозвался Марвелл. - Даже очень хороший.
Слокум перевел мечтательный взгляд с шахматной доски на
вошедших.
- Да?
- Вы сказали, что повидали бы мистера Арчера, - запинаясь,
проговорила экономка.
- Мистера Арчера? Ах да! Входите, мистер Арчер, - слабо, с едва
заметным раздражением пригласил Слокум.
Миссис Стрэн вышла из комнаты. Я остался стоять у двери. Вокруг
Слокума и Марвелла было какое-то своеобразное воздушное поле, поле
интимности, границ которого я не смел переступить. Они, кажется,
также не хотели, чтобы я ее переступил. Их головы были повернуты в
мою сторону под одним и тем же углом, позы выражали недвусмысленное
желание не замечать меня. Им хотелось, чтобы я ушел и оставил их
наедине с шахматной доской и запутанной партией.
- Надеюсь, вы поправляетесь, мистер Слокум, - я не нашел лучшей
вступительной фразы.
- Не знаю, я испытал подряд несколько ужасных потрясений, -
жалость к самому себе пискнула у Слокума, будто крыса за стеной. -
Я потерял мать, потерял жену, теперь собственная дочь отвернулась
от меня.
- Но я с тобой, мой дорогой друг, - сказал Марвелл. - Ты
знаешь, что всегда можешь на меня рассчитывать.
Слокум слабо улыбнулся. Его рука потянулась к руке Марвелла,
которая безвольно лежала рядом с доской, но, не коснувшись ее,
замерла в воздухе.
- Если вы пришли насчет пьесы, - продолжил Марвелл, обращаясь
теперь уже ко мне, - то, боюсь, напрасно. Должен признаться, мы
оставили эту затею. После всего, что произошло, пройдут, быть
может, месяцы и годы, прежде чем я снова приобрету способность
творче-ского воображения. Да и бедный милый Джеймс не может
играть...
- Не велика потеря для театра, - с тихой грустью заметил
Слокум. - Но мистера Арчера пьеса нисколько не интересует, Фрэнсис.
Я полагал, что теперь ты уже знаешь, что он - частный детектив.
Думаю, он пришел сюда за гонораром.
- Мне уже заплатили.
- Тем лучше. Вы никогда не получили бы от меня ни цента... Могу
ли я рискнуть задать вам вопрос: кто вам заплатил?
- Ваша жена.
- Ну, разумеется! А сказать вам почему? - Он подался вперед,
вцепившись руками в простыню. Его глаза вдруг вспыхнули.
Посеребренное лицо заострилось, как у старика. - Потому что вы
помогли ей убить мою мать! Разве не так? Не так?
Марвелл поднялся со стула, смущенно отвернулся, стал глядеть на
гравюры.
- Нет, Фрэнсис, не уходи, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты это
слышал. Я хочу, чтобы ты знал, с какой женщиной мне пришлось
провести всю свою жизнь.
Марвелл плюхнулся обратно на стул и принялся покусывать
костяшки пальцев.
- Продолжайте, - сказал я. - Мне очень интересно.
- Эта идея пришла мне в голову позавчера вечером. Я лежал здесь
и размышлял о происшедшем. И увидел все совершенно ясно. Она всегда
ненавидела мою мать, она хотела получить ее деньги, хотела оставить
меня. Но она не решалась убить ее в одиночку. И вы предложили ей
свои профессиональные навыки, правда?
- И каков же был мой личный вклад?
Слокум говорил с каким-то упрямым лукавством:
- Вы заранее запаслись козлом отпущения, мистер Арчер. Нет
никаких сомнений, что Мод сама утопила мою мать; она никому бы не
доверила такое, кто угодно, только не она. Вы были там, чтобы
убедить всех в виновности Ривиса. Мои подозрения окончательно
утвердились, когда я нашел в кустах рядом с бассейном кепку Ривиса.
Я знал, что Ривис не оставлял ее там. Он оставил ее на переднем
сиденьи машины. Я лично видел ее в машине. Я предположил, что вы
тоже ее видели, и... понял, что могло с ней произойти в ваших руках.
- К сожалению, я не умею так глубоко "предполагать", как вы,
мистер Слокум. Но, допустим, то что вы предположили, - правда. И
что же вы собираетесь делать?
- Я ничего не могу сделать. - Слокум сидел на постели, устремив
глаза в потолок, руки его, позабыв друг о друге, бессильно упали на
одеяло, ладонями кверху. Он походил на какого-то сумасшедшего
святого. - Я не воздам вам по заслугам, я выбрал страдание для себя
- трубить всему свету о моем позоре, о позоре моей жены. Пока у вас
хватит совести, можете спать спокойно... Прошлой ночью я исполнил
свой долг перед покойной мамой. Я сказал жене все, что сейчас
сказал вам. Она покончила с собой. Это была проверка.
Я чуть было не разразился потоком крепких слов, но подавил
негодование, стиснул зубы. Слокум... ханжа и сноб. Слокум оторвался
от реальной жизни уже давно. Скажи ему теперь, что это он толкнул
жену на самоубийство и без какой-либо веской причины, - в лучшем
случае он бы спятил, и все.
Мод Слокум не покончила бы с собой, если б убила свекровь. А
рассказ мужа о кепке Ривиса открыл ей простую истину: Ривис не
виноват в убийстве. Его совершил кто-то другой. Кто? И тут ее
неврастеник-муж выдает свою "версию".
Я сказал Марвеллу:
- Если вы друг этого человека и заботитесь о нем, вам следовало
бы подыскать для него хорошего врача.
Марвелл вскинул на меня взгляд и пробормотал что-то бессвязное,
не отнимая пальцев ото рта. Глаза Слокума были все так же обращены
к потолку, и на лице светилась все та же улыбка святого. Я вышел из
этого склепа. Уже за дверью до меня донеслись слова:
- Твой ход, Фрэнсис.
В одиночестве я обошел дом, думая о Мод Слокум и разыскивая ее
дочь. Комнаты и коридоры были пусты и безмолвны. Гигантская волна,
пронесшаяся над этим домом, смыла жизнь с его берегов. После цунами
жизни не было ни на веранде, ни в холле, ни на террасах, лужайках и
дорожках во дворе, и только цветы горели в угасающем вечернем
свете, как прежде. Бассейн обошел стороной, краем глаза отметив,
что сквозь листву деревьев он блестит, как созданное природой
зеркало. Дойдя до конца траурной кипарисовой аллеи, я очутился
перед входом в сад, где впервые увиделся с пожилой леди.
Кэти сидела на каменной скамье, островком выступающей из
половодья цветов. Ее лицо было обращено к западу, где только что
величественно погибло солнце. Потом взгляд девушки медленно
переместился за каменную стену сада к высившимся на горизонте
горам. Она смотрела на их пурпурную громаду так, как смотрит узник
на стену огромной тюрьмы, где осужден остаться в полном одиночестве
навсегда.
Я окликнул ее от калитки:
- Кэти! Я могу войти?
Она медленно повернулась, в глазах все еще стояли гигантские
древние горы. Ровным голосом сказали:
- Здравствуйте, мистер Арчер. Входите.
Я сбросил щеколду и ступил в сад.
- Не закрывайте. Пусть калитка будет открыта.
- Что ты делаешь?
- Просто думаю. - Она подвинулась на скамье, давая мне место.
Камень все еще хранил солнечное тепло.
- О чем?
- О себе. Я привыкла думать, что все вокруг, - она повела
рукой, как бы показывая сад, - прекрасно, но теперь мне так не
кажется. Кольридж оказался прав в своем мнении о красоте природы.
Вы видите ее красоту, если есть красота в вашем сердце. Если же
ваше сердце опустошено, то и природа - пустыня. Вы читали его "Оду
унынию", помните?
Я сказал, что нет, не читал.
- Теперь я понимаю Кольриджа. Я бы себя убила, будь я такой же
смелой, как мама. А теперь... я думаю, буду просто сидеть и ждать,
что со мной произойдет. Хорошее ли, плохое ли, не имеет значения.
Я не знал, что сказать. Я ухватился за фразу, которая пуста,
