мысленно произнес Нью, пытаясь представить ее такой, какой она была
раньше. Построй ее снова, крепкую и толстую! Но стена исчезала, а и без
того невыносимая боль в голове стала просто дикой.
Пантера выжидала, готовясь к прыжку.
...МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК...
Тихий, издевательский голосок как бархатный кнут обвился вокруг шеи
Нью.
...МАЛЕНЬКИЙ ХОЗЯИН ДОМА...
Голос шел ниоткуда и в тоже время отовсюду и был таким холодным, что
заныли кости. Стена была вся в дырках и качалась как паутина.
...МАЛЕНЬКИЙ ХОЗЯИН ДОМА, ЧТО ЖЕ ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ ДЕЛАТЬ?..
Широко раскрыв пасть, пантера прыгнула. Она прорвала стену и
выпустила когти, целя в мальчика, который замер перед ней.
Менее чем в трех футах от головы Нью, в воздухе, Жадный Желудок
что-то ударило и подняло над Нью, перевернув вверх тормашками. Нью
почувствовал, как нечто, словно холодная волна, ударила его и швырнуло на
землю, в то время как когти пантеры молотили по воздуху над его головой.
Жадный Желудок пронесло на добрых шесть футов мимо Нью и с треском
ударило о ствол дуба. Зверь заревел от удивления и боли, а когда его снова
ударило оземь, прыгнул в кусты.
Нью услышал как он удирает, не разбирая дороги, и уже через мгновения
стало тихо, только шумел ветер. Его нервы были натянуты до предела, и
когда к нему приблизилась мать, он взглянул на ее испуганное лицо и
забормотал: "Папа бы вышел, папа бы вышел..."
Она опустилась на колени и обняла его, а он продолжал говорить, как
испорченная пластинка. Кончив лихорадочно бормотать, он истерично зарыдал.
Майра обняла его еще крепче. Его сердце билось так сильно, что она
испугалась, как бы оно не выскочило вовсе. Затем краешком глаза она
уловило какое-то движение и посмотрела в сторону дороги.
У самой кромки леса стояла худая фигура. Ветер трепал длинное темное
пальто.
Когда она моргнула, все пропало, и она подумала, что сходит с ума.
- Пойдем, - мягко сказала она, хотя ее голос дрожал. Она не могла
понять того, что увидела. На ее сына прыгнула жуткая пантера и была сбита
в воздухе. Но она знала, что в эту ночь жизнь ее спасло то, что она не
смела подвергать сомнению. В воздухе, словно резкий запах серы, буквально
витало могущественное колдовство.
Вокруг них бушевал ветер. Он был резким, пронзительным и то и дело
менял направление. Майра помогла сыну подняться, и они вместе пошли к
дому. Она видела блеск глаз монстра, когда тот начал выползать из-под
пикапа. Кем бы он ни был, у него хватило ума подождать, пока Нью не
повернулся к нему спиной. Нью был в опасности, и теперь она это ясно
понимала. Она могла закрывать глаза на Страшилу и прочих тварей, бродивших
по Бриатопу, но, несомненно, это создание выманило Нью, чтобы убить! Он
был для Майры всем, но как защитить его, она не знала.
Но все же был некто, кто знал все.
Она помогла сыну войти в дом, затем закрыла дверь и задвинула засов.
На краю леса, как хрупкое деревцо, стоял Король Горы и наблюдал за
домиком Тарпов. На протяжении всей битвы Нью с пантерой он не шевельнулся,
но теперь его плечи устало поникли, и он оперся на свой кривой посох. Ему
было холодно, и из его носа текло. Он продрог до костей, и в его дыхании
слышалось бульканье мокроты.
Он ждал, прислушиваясь к ветру. Ветер говорил ему о смерти и
разрушениях, о том, что мир находится в переходном состоянии. Вокруг него
кружились сухие листья, и некоторые застревали у него в бороде. Он вытер
нос тыльной стороной ладони и подумал, что в былые времена, когда он еще
был крепок и здоров, он бы так хватил Жадный Желудок о дуб, что полетели
бы кости. Да и сейчас он неплохо встряхнул пантеру, но она найдет, где
спрятаться и зализать раны, а с рассветом снова выйдет на охоту.
Этой ночью пантера сюда не вернется. В настоящее время мальчик в
безопасности.
Но _к_т_о_ он такой? И какова его роль в битве, которую Король Горы
ведет с той самой ночи, когда упала комета? Ответа на эти вопросы старик
не знал.
Он задрожал и закашлялся. Его легкие снова начало жечь. Когда приступ
прошел, он начал долгий путь домой.
25
В Гейтхаузе Рикс сделал волнующее открытие.
Одна из книг, принесенных из библиотеки прошлой ночью, оказалась
гроссбухом, датированным 1864 годом и содержащим перечень имен,
обязанностей и жалованья каждого слуги в Эшерленде. Там было триста
восемьдесят восемь имен, начиная от ученика кузнеца и заканчивая главным
егерем.
Но внимание Рикса привлекла записная книжка доктора Джексона Бойярда,
директора заведения под названием "Приют Бойярда", расположенного в
Пенсильвании. "Приют Бойярда" был частной лечебницей для душевнобольных.
Записная книжка была старой и хрупкой, а многие страницы и вовсе
отсутствовали. В ней месяц за месяцем прослеживалось развитие болезни
пациентки доктора Бойярда: Джессамун Эшер, первой жены Лудлоу и матери
Эрика.
Рикс сел за стол и раскрыл перед собой записную книжку. Свет на нее
падал через его правое плечо. Прошел час, в течение которого он погружался
в жуткие подробности душевной болезни. Его внимание отвлекали лишь
некоторые яростные порывы ветра, нарушавшие его концентрацию. Джессамун
Эшер, писал доктор Бойярд твердым почерком, была привезена в Приют в
ноябре 1886 года. Судя по портрету, который доктор Бойярд видел во время
визита в Лоджию, Джессамун Эшер была раньше элегантной молодой женщиной с
волнистыми светло-каштановыми волосами и мягкими серыми глазами.
Двадцать третьего ноября 1886 года в комнату с обитыми войлоком
стенами в "Приюте Бойярда" заперли сыплющую бранью сумасшедшую женщину в
смирительной рубашке. Она выдрала почти все свои волосы, ее губы и язык
были изуродованы постоянными укусами, а глаза, обведенные красными
кругами, горели на белом как мел лице. Лудлоу не сопровождал свою жену. Ее
привезли четверо слуг, среди которых был и Лютер Бодейн, дедушка Эдвина.
Когда Джессамун была принята в приют, ей было двадцать шесть лет и она
была безнадежно помешана.
Рикс продолжал читать, завороженный этим свеженайденным "скелетом в
чулане". Несмотря на то, что Джессамун дочерью миллионера, владельца
мануфактуры в Новой Англии, и получила хорошее образование, за семь лет
жизни с Лудлоу Эшером она деградировала почти до животного уровня. Лишь
спустя четыре месяца доктор Бойярд смог оставаться с ней в одной комнате,
не боясь нападения. Ее симптомы, писал доктор Бойярд в декабре 1887 года,
включают в себя безрассудную ярость, богохульство, скрежетание зубами,
искаженные и бессмысленные молитвы, выкрикиваемые в полный голос, и
припадки, "в течение которых несчастная миссис Эшер должна оставаться
привязанной кожаными ремнями к кровати, с заткнутым кляпом ртом, дабы она
не откусила себе язык".
Болезнь Джессамун, писал доктор Бойярд, кажется, берет начало с
рождения Эрика в апреле 1884 года. Несколько раз Джессамун, чьим любимым
занятием было ухаживать в саду за розами, одуванчиками и камелиями,
пыталась убить младенца.
Лишь к лету 1888 года Бойярд смог убедить сумасшедшую хотя бы
поговорить о ее сыне. До той поры имя "Эрик" ввергало ее в молитвы и
проклятия. Но в течение того рокового лета буря, которая бушевала в мозге
Джессамун, начала спадать, или, возможно, думал Рикс, Бойярд просто нашел
нужное лекарство. Во всяком случае, временами сознание Джессамун
прояснялось, и это давало возможность доктору изучить ее состояние.
Она должна убить Эрика, сообщила она доктору Бойярду, потому что его
коснулся Сатана.
Эрик был еще младенцем, рассказывала она, когда это произошло. После
полуночи она была разбужена сильной грозой. Она боялась грома и молний
почти так же сильно, как и Лудлоу, потому что отец-пуританин учил ее, что
гром - это проявление недовольства Бога, а молнии - Его копья, которыми Он
разит грешников. Много раз, когда на улице бушевала гроза, Джессамун
забивалась под одеяло и представляла себе, будто вся Лоджия трясется, а
однажды в ее великолепной спальне после особенно сильного раската грома
вылетело стекло.
В эту ночь по Лоджии хлестал яростный ливень. Когда прогремел гром,
Джессамун показалось, что стены раскалываются. Где-то в доме разбилось
стекло, а окна задрожали. Поднявшись с кровати, она спустилась вниз, в
комнату Эрика. Но открыв дверь, она увидела в голубом свете молнии нечто.
Над колыбелью Эрика склонялся силуэт крепкого широкоплечего мужчины. Но
это был не человек. Его тело было бледно-серого цвета и, казалось,
блестело, как мокрая кожа. При вспышке молнии она успела разглядеть, что
рука этого создания была надо лбом спящего ребенка. Затем создание
яростно, но грациозно, как балерина, повернулось к ней.
На мгновение она увидела его лицо, жестокое, но красивое. Его тонкий
рот был искривлен в полуулыбке-полуусмешке, а глаза были как у кошки:
темно-зеленые, гипнотически яркие, а зрачки расширены.
И перед тем, как свет молнии померк, создание исчезло.
Она закричала. Ребенок проснулся и тоже начал кричать. Она поняла,
что увидела, и испугалась, что сходит с ума. Она не смела приблизиться к
ребенку. Выбежав из комнаты, она в панике понеслась вниз и на лестнице
упала, едва не сломав себе шею. Там она и лежала до тех пор, пока ее не
нашел слуга и не позвал Лудлоу из его спальни.
Она видела, как Эрика коснулось воплощение зла, сказала Джессамун
доктору Бойярду. Видела, как это создание нежно и покровительственно
протянуло лапу над головой ребенка. Значение этого жеста, по крайней мере
для Джессамун, было ясно: Эрика в будущем ждет служение Сатане. Он
вырастет с меткой Сатаны на голове. И не счесть бедствий, которые он
принесет миру, если ему позволить выжить. Эрик должен быть убит до того,
как проявится заложенное в нем зло. Чтобы этого не допустить, Джессамун
пыталась отравить младенца, но ей помешала няня. Пыталась скинуть его с
лестницы, но ее удержала Дженни Бодейн, жена Лютера, их кухарка. После
этого Джессамун заперли в ее комнате, но она смогла выбраться оттуда по
карнизу, похитила Эрика из детской и понесла к горящему камину в банкетном
зале.
Когда она собиралась швырнуть Эрика в огонь, ее заметил Лудлоу. Он
бросился к ней, но она подняла свободной рукой кочергу и яростно ударила
мужа по голове. Лудлоу блокировал удар своей черной тростью, но Джессамун,
собрав все силы, снова отчаянно ударила. Кочерга попала Лудлоу по виску,
сбила его на пол, где он лежал, не двигаясь. Вокруг его головы собралась
лужица крови.
Джессамун схватила визжащего ребенка как уже ненужную куклу за шею и
шагнула к огню.
Но в следующее мгновение Эрика вырвали у нее. Удивительным образом
Лудлоу, с лицом, залитым кровью, удалось, шатаясь, подняться на ноги,
чтобы спасти ребенка. Джессамун вцепилась ему в горло, и они стали
бороться перед огнем. Лудлоу, хотя и оглушенный, смог с помощью трости
сдерживать ее, пока подоспевшие слуги не схватили ее.
В 1888 и 1889 годах, как видел Рикс из записей, состояние Джессамун
колебалось от спокойного до буйного сумасшествия. В конце октября 1889
года доктор Бойярд решил написать Лудлоу Эшеру, что состояние его жены
безнадежно.
Лудлоу приехал в декабре в сопровождении Лютера и двух других слуг,
чтобы увидеть Джессамун в последний раз. Менее двух месяцев Джессамун Эшер
была обнаружена в своей комнате мертвой. Она зубами порвала подушку и
глотала гусиный пух, пока он не забил ей горло. После чего задохнулась.
