Там ничего не было, абсолютно ничего... Он услышал свой собственный
голос:
- Сомкнитесь!
Потом он, так же перебирая руками плечи стоящих, вернулся к началу
цепочки. Сердце его бешено колотилось, страх судорогой сводил желудок.
Альва снова вцепился в плечо, и они двинулись вперед. Через десять секунд
послышался новый вопль, быстро затихающий вдали. Сильвера стремительно
завертел головой, пытаясь что-нибудь увидеть в крутящейся мгле.
- Фелиза! - услышал он плач женщины. - Что с моей малюткой? Фелизаааа!
- женщина хотела выпрыгнуть из цепочки, но Сильвера крикнул:
- Держите ее! Мы продолжаем идти вперед!
Внезапно впереди пробежал человек, мгновенно исчезнув в завесе
урагана. Он остановился так неожиданно, что люди в цепочке едва не падали,
наталкиваясь друг на друга. Сильвера ясно увидел, что пробежавший был
подростком в кожаной куртке с серебристо горящими глазами на черепообразном
лице.
"Славный Боже, защити нас! - подумал священник. - Пожалуйста, помоги
нам добраться до порога, пожалуйста!" Рука Альвы крепко вдавилась в плечо.
В самом конце цепочки раздался новый крик.
- Продолжаем идти! - крикнул Сильвера, хотя там, позади, они едва
могли его услышать. Он надеялся, что они успели догадаться заполнить пробел
в цепочке, и теперь тоже двигались вперед. Теперь со всех сторон ему
чудилось движение - пробегающие за завесой песка фигуры, казавшиеся
бесформенными. Нога его коснулась бровки противоположного тратуара. Дверь
церкви была всего в нескольких футах от него. Оставалось еще преодолеть
пять ступеней крыльца.
- Мы пришли! - крикнул он, и вдруг почувствовал, что рука Альвы больше
не сжимает его плечо. Когда он обернулся, то вместо Альвы и его жены увидел
лишь маленькую дочь, замершую в ужасе, с протянутой рукой, которой она
только что сжимала юбку матери. Сильвера взял малышку за руку. Над головой
яростно пел колокол. Сильвера распахнул дверь и остался стоять сбоку,
считая тех, кто входил в церковь. Из тридцати трех только двадцать шесть
добрались до церкви. Когда последний перешагнул порог, Сильвера захлопнул
дверь, навалился на нее, хрипло дыша. Несколько человек опустились на
колени перед алтарем, они начали молиться. Крик, всхлипы, неразбериха.
До сих пор он не верил в гипотезу о вампирах, теперь он не был так
уверен, но одно знал наверняка - те, кто под прикрытием урагана бродил
сейчас по улицам, не были людьми. Он коснулся плеча Хуана Ромео.
- Поднимись на колокольню и смени Леона, - сказал Сильвера. -
Продолжай звонить, пока я не пришлю кого-нибудь еще. Скорей!
Хуан рванулся наверх. Все, кто услышит колокол, размышлял Сильвера,
могут попытаться добраться до церкви, до безопасного убежища. Он спрятал
лицо в ладони и принялся молиться. Пусть Господь даст сил ему и этим
несчастным. Ему придется снова выйти в ураган, оставалась еще дюжина домов,
окружавших церковь, и он должен помочь их обитателям найти убежище. Он
опасался, что их осталось уже не слишком много. Но на этот раз он уже не
пойдет беззащитным.
Он подошел к алтарю и взял тяжелый медный крест-распятие, в гранях
которого мерцали огоньки свечей. Но было так холодно! Хотя холод металла и
был символом надежды, сам священник был полон мрачной безнадежности. Он
сжал ладонью основание распятия с жесткими гранями, чувствуя, как все глаза
сейчас устремлены на него. С помощью этого распятия можно пробиться в
продуктовую лавку, набрать там консервов и воды в бутылках. Изображение
Иисуса на стекле витража, которое время от времени содрогалось под порывами
урагана, смотрело на Сильверу строгим взглядом серых глаз.
"Ведь ты все равно умираешь, - сказал сам себе Сильвера. - Так чего же
ты боишься? К чему цепляться за жизнь? Пусть твои последние дни хоть что-то
значат. Они сочтены в любом случае".
Потом он крепко сжал распятие, закрыл лицо полотенцем и вышел за дверь
в крутящийся воющий Мальстрем песчаной бури.
13.
- Это напоминает мне снежные бури, которые бывали у нас дома, - сказал
Вес тихо, наблюдая, как песок закрывает последний чистый квадратик
ветрового стекла. Теперь они с Соланж сидели в полной темноте. Она
прижалась к нему, положив голову на плечо, и хотя было ужасно жарко, Вес не
протестовал, так же, как и она. Почему-то вблизи друг друга они чувствовали
себя увереннее и спокойней.
- Еще вчера Винтер Хилл - пейзаж в золотых и красных тонах. Потом
ночью проносится метель, ты выглядываешь из окна - весь мир белый, до
самого горизонта. Деревья, дома, поля... все. Вверх и вниз по Винтер Хилл
снуют сани. Я тебе рассказывал, что умею ходить на снегоступах?
- Нет, - прошептала Соланж.
- А что я тебе не рассказывал?
- Как ходить на снегоступах.
- Громче.
- Как ходить на снегоступах.
- Ну, так о чем это я? Ах, да, насчет саней. Когда я в последний раз
ездил домой на Рождество, там уже все накупили снегомобили. Прогресс,
верно? Ну, так вот... - Тут он понял, что лучше бы ему помолчать, потому
что вдруг Вес почувствовал, что больше не может вдохнуть. Наконец ему
удалось сделать вдох. Но ему хотелось немного развеселить Соланж, потому
что если они долго молчали, она начинала плакать. Из тысячи шуток, которыми
он смешил аудитории Лос-Анжелеса, Лас-Вегаса и Сан-Франциско, он теперь,
казалось, не мог припомнить ни одной, кроме обрывков какой-то комедии -
совершенно бессмысленных.
"... Что это такое - большое, белое, твердое, принадлежит Рею
Роджерсу? Конец. Что говорит с похмелья ангел, посетивший землю прошлой
ночью, разгневанному святому Петру? Извини, Пит, я забыл свою арфу в
дискотеке Сэма Франка. Идет миссионер по Африке и сталкивается со львом.
Миссионер опускается на колени рядом. "Дорогой брат лев, - говорит
миссионер, - как чудесно видеть, что ты присоединился ко мне во Христе, в
то время, как всего минуту назад я был полон страха за свою жизнь..." А лев
рычит ему в ответ: "Не перебивай, когда я молюсь перед едой!".
"Молитва, - подумал Вес. - А ведь это идея. Что я должен говорить?
Боже, пожалуйста, вытащи меня отсюда! Не бросай старину Веса и Соланж
именно сейчас! Ответ на такую молитву был ясен до боли. Сколько усилий -
чтобы умереть в каком-то паршивом песчаном урагане. От захудалой комедии до
настоящего успеха, и все это теперь коту под хвост. Никаких агентов с
новыми контрактами, ни бухгалтеров, ищущих закавыки в моих отчетах по
налогам, никаких писем от поклонников в утренней почте, никто не будет
говорить, как здорово я смотрелся сегодня и как много я заработал, и что я
еще долго-долго буду королем холма комедии... никого, только я и
Соланж..."
"Ну и что? - подумал он, - этого должно быть достаточно".
Он весь горел, словно в лихорадке.
"Черт побери, где мы сейчас находимся? Сидим прямо посреди шоссе, где
-то в восточном Лос-Анжелесе, возможно, на многие кварталы никакого
укрытия. И где-то бродят вампиры. Джимми погиб. Как он кричал в агонии...
Колокол звонит. Сирены "скорой помощи", мигание оранжевых огней...
колокол... старая ненормальная алкоголичка в кресле на колесах. Как она
меня напугала, когда схватила за руку! Смородиновое бренди. Полицейский
патруль. Звон колокола. Паркер-центр, девушка в истерике... Колокол опять
звонит... Звонит???"
Он открыл глаза, даже не почувствовав, что начал засыпать. "Что это за
шум? Погоди-погоди! Погоди минутку! Где-то звонит колокол, или мне это
показалось только?" И снова как будто бы он услышал раскат колокольного
звона, далекая грустная нота. Совсем отличная от шипящего свиста ветра. Но
звук этот тут же исчез, если вообще был. Он осторожно потряс Соланж.
- Что случилось? - хрипло спросила она. Ее дыхание было неровным,
горячечным.
- Прислушайся на минутку... вот! Ты слышишь? Звон колокола.
Она покачала головой:
- Нет, это всего лишь ветер. - Глаза ее закрылись, она положила голову
ему на плечо.
- Не спи! - потребовал он. - Вслушайся, я уверен, что это был колокол.
- Колокол... какой колокол?
И он снова услышал звон, четко и определенно, музыкальная нота
пробивалась сквозь какофонию бури. Она доносилась откуда-то справа, и
колокол не мог находиться очень далеко, иначе они бы его вообще не
услышали.
- Соланж, - сказал он. - Кажется, недалеко есть убежище! Мы можем
добраться туда, я думаю, что можем. Это не должно быть далеко!
- Нет, - прошептала она. - Я хочу спать. Мы не дойдем...
- Дойдем! - Он снова потряс ее, на этот раз сильнее, пытаясь
противостоять темным мягким волнам снотворного отравления, которые избыток
углекислоты в воздухе уже начал посылать и сквозь его тело. - Мы должны
попытаться по крайней мере! Прикрой ладонями рот и нос, чтобы их не забило
песком. Можешь? Вот так, чашкой...
- Не знаю... я так устала...
- И я устал, но нам здесь оставаться нельзя, если так близко есть
убежище! Мы сможем выспаться, когда доберемся туда, верно? Пошли. Натяни-ка
капюшон и старайся защищать лицо. - Он сам надел ей капюшон. - Вот так,
отлично. Я выйду первым, потом позову тебя. Сделай пару глубоких вдохов.
Она попыталась, и заплакала - воздуха, пригодного для дыхания, уже не
оставалось. Голова Веса яростно болела, ее наполняло какое-то жужжание, со
всех сторон накатывались бархатистые темные волны дурноты. - Я открываю
дверь. Готова?
Она кивнула.
Вес навалился на дверь и обнаружил, что не в силах ее открыть. Внутри
живота взрывом ударила паника. Он навалился, напрягая все мышцы. Песок
посыпался с окна тяжелыми струйками, и по мере того, как Вес толкал, все
больше песка попадало в машину. Потом дверь открылась достаточно широко,
чтобы он мог протиснуться в проем. Он взял руку Соланж в свою и шагнул в
слепящий поток песка. Ноги его тут же провалились по колено. На него как
будто обрушилась песчаная стена, и когда он попытался сопротивляться, то
едва не потерял руку Соланж. Но наконец удалось перевести дыхание и он
вытащил за руку Соланж. Теперь он понял, что у борта машины намело целую
песчаную дюну.
Было уже темно, и сквозь пелену песка, несомую ветром, он видел слабые
искорки света в стороне делового центра города. За спиной начинался
Восточный Лос-Анжелес - погруженный в абсолютную темноту. Ветер, казалось,
стал немного тише с того самого момента, когда Вес вышел из машины. По
крайней мере, теперь можно было стоять, не рискуя потерять равновесия.
Песок все еще жалил лицо, как иголками, и он пытался дышать через сомкнутые
зубы. По крайней мере, это был пригодный для дыхания воздух, и Вес
обнаружил, что дышать вполне можно, если плотно сжимать зубы и каждую
минуту сплевывать, очищая рот. Он слышал вой ветровых потоков над головой -
похоже, сильнейшая часть бури бушевала над головой. Вес увидел, что с
машины содрало всю краску... На шоссе впереди виднелись другие машины, все
они сияли гладко полированным голым металлом корпусов. Почти все они были
покрыты дюнами в шесть-восемь футов высотой. Почти все ртутные лампы на
столбах вдоль шоссе были сорваны или разбиты, но некоторые продолжали лить
холодный голубоватый свет, освещая сцену опустошения, напоминая Весу
последствия снежного бурана. Один из фонарных столбов упал поперек шоссе.
Лампа мигала и трещала, как гаснущий метеорит.
И снова откуда-то справа послышался стон колокола. Где-то там, во тьме
Восточного Лос-Анжелеса. Он сплюнул изо рта песок, прикрыв одной рукой
глаза.
- Все в порядке? - спросил он Соланж. Ему пришлось кричать, иначе бы
она не расслышала. В ответ она слабо сжала его ладонь, и он двинулись
вперед, погружая туфли в слой песка толщиной в несколько дюймов. Они
миновали автомобиль, из которого выпало в песок несколько мертвых тел,
словно эти люди прежде, чем умереть, пытались прокопать путь наружу. Соланж
мельком взглянула на синее лицо одного из полупогребенных в песке мертвецов
и быстро отвела взгляд. Еще дальше им вдруг улыбнулся из песчаной дюны
полупогруженный в нее труп женщины.
