фанатики, стремящиеся к уничтожению рабства! Почему вы
восстаете против него? Разве вы не знаете, что одни должны
страдать, должны работать и голодать, чтобы другие наслаждались
роскошью и бездельем? Разве вы не знаете, что одни должны быть
рабами, чтобы другие были свободными?"
Эти речи, несущие страдания миллионам, за последнее время
раздаются слишком часто. Горе человеку, который произносит их,
и нации, которая их слушает!
Хорошее настроение плантатора, казалось, разделяли все его
спутники за исключением Колхауна. Оно отражалось на лицах
невольников, которые считали Пойндекстера источником своего
счастья или несчастья -- всемогущим, почти как Бог.
Они любили его меньше, чем Бога, но боялись больше, хотя
его нельзя было назвать плохим хозяином -- по сравнению с
другими рабовладельцами. Он не находил особого удовольствия в
истязании своих рабов и был доволен, когда видел, что они сыты
и одеты, что кожа их лоснится от жира. Ведь по этим признакам
судили о благосостоянии его самого -- их господина. Он иногда
учил их плетью -- уверяя, что это оказывает на них благотворное
действие,-- однако на коже его невольников не было ни одного
рубца от жестоких истязаний, а этим мог похвастаться далеко не
всякий рабовладелец штата Миссисипи.
Стоит ли удивляться, что в обществе такого "примерного"
хозяина все были в хорошем настроении и даже невольники,
заразившись общей радостью, принялись весело болтать!
Однако благодушное настроение длилось недолго. Оно было
прервано не внезапно и не по вине тех, кто его разделял:
причиной были обстоятельства, которые от них не зависели.
Как и предсказал незнакомец, солнце скрылось раньше, чем
показался кипарис.
Но это не должно было бы вызвать беспокойства: след лассо
был по-прежнему хорошо виден, и ориентироваться по солнцу не
было необходимости. Однако тучи, затянувшие небо, угнетающе
подействовали на путников.
-- Можно подумать, что уже наступили вечерние сумерки,--
сказал плантатор, вынимая свои золотые часы,-- а между тем
всего лишь три часа. Наше счастье, что этот молодой человек
помог нам. Если бы не он, мы до заката проплутали бы по этой
выжженной прерии. Пожалуй, пришлось бы заночевать прямо на
пепле...
-- Ну и черная была бы постель! -- шутливо отозвался
Генри, чтобы придать разговору более веселый характер. -- Ух, и
страшные бы я видел сны, если бы пришлось так спать!
-- И я тоже, -- добавила сестра, выглядывая из-за
занавесок и всматриваясь в даль.-- Я уверена, что мне
приснились бы Плутон8 и Прозерпина9 в аду.
-- Хи-хи-хи! -- осклабился черный кучер, числившийся в
книгах плантаций как Плутон Пойндекстер.-- Мисса Луи увидит
меня во сне на этой черной прерии! Вот чудн'о так чудн'о!
Хи-хи-хи!
-- Слишком рано вы начали смеяться,-- раздался мрачный
голос капитана, подъехавшего во время этого разговора.--
Смотрите, как бы вам и в самом деле не пришлось ночевать в этой
черной прерии! Хорошо, если не случится еще чего-нибудь похуже.
-- Что ты хочешь этим сказать. Каш? -- спросил плантатор.
-- Я хочу сказать, дядя, что этот молодчик обманул нас. Я
не могу еще этого утверждать, но похоже, что дело скверно. Мы
проехали уже больше пяти миль... около шести, должно быть, а
где же кипарис, о котором он говорил? Кажется, у меня зрение не
хуже, чем у других, но, как я ни всматривался в даль, я не
обнаружил никакого дерева.
-- Но зачем же ему обманывать нас?
-- Ах, "зачем"! В том-то и дело, что у него может быть для
этого немало причин.
-- Назови нам хотя бы одну из них,-- раздался серебристый
голос из кареты,-- мы с интересом послушаем.
-- Еще бы: ты будешь слушать с особым интересом все, что
касается этого субъекта,-- иронически ответил Колхаун, -- а
если я выскажу свои соображения, ты со свойственной тебе
снисходительностью назовешь это ложной тревогой!
-- Это будет зависеть от того, что ты скажешь, мастер
Кассий. Мне кажется, что тебе следует испытать нас. Не можем же
мы думать, что ты, военный и такой опытный путешественник,
поддался ложной тревоге!
Колхаун понял злую насмешку и, вероятно, воздержался бы от
дальнейших объяснений, если бы на этом не настоял Пойндекстер.
-- Послушай, Кассий, объясни же, в чем дело? -- серьезно
спросил плантатор.-- То, что ты нам сказал, вызывает больше чем
простое любопытство. Какую цель мог преследовать этот молодой
человек, давая нам ложные указания?
-- Ну что же, дядя...-- сказал Колхаун не столь заносчиво,
как раньше,-- я ведь не утверждаю этого. Я только высказываю
свое предположение.
-- Какое же?
-- Ну, мало ли что может случиться! В этих прериях нередко
нападают на караваны -- и не только на такие, как наш, но и на
караваны посильнее нашего,-- грабят и убивают.
-- Упаси Боже! -- с притворным испугом воскликнула Луиза.
-- Индейцы? -- сказал Пойндекстер.
-- Иногда бывает, что и индейцы, но часто за индейцев
выдают себя белые, и не только мексиканцы. Для этого нужно лишь
немного коричневой краски, парик из лошадиного хвоста,
несколько перьев для головного убора и побольше наглости. Если
нас ограбит банда "белых индейцев",-- а это не раз случалось,--
то винить нам будет некого, кроме самих себя: мы будем лишь
наказаны за наивную доверчивость к первому встречному.
-- Боже мой, Кассий! Ведь это серьезное обвинение. Неужели
ты хочешь сказать, что этот курьер -- если он действительно
курьер -- заманивает нас в западню?
-- Нет, дядя, я этого не говорю. Я только говорю, что
такие вещи бывали; возможно, он нас и заманивает...
-- Возможно, но маловероятно,-- раздался из кареты голос,
полный язвительной насмешки.
-- Нет,-- воскликнул Генри, который хотя и ехал немного
впереди, но слышал весь разговор,-- твои подозрения
несправедливы, Кассий! Это клевета. И я могу это тебе доказать.
Посмотри-ка сюда.
Юноша сдержал лошадь, указывая на предмет у края тропы,
который он перед этим внимательно рассматривал. Это был
колоннообразный кактус; его зеленый, сочный ствол уцелел от
огня.
Но Генри Пойндекстер обращал внимание своих спутников не
на самое растение, а на небольшую белую карточку, наколотую на
один из его шипов. Тот, кто знаком с обычаями цивилизованиого
общества, сразу узнал бы, что это визитная карточка.
-- Посмотрим, что там написано,-- сказал юноша, подъезжая
ближе; он прочитал вслух: -- "Кипарис виден".
-- Где? -- спросил Пойндекстер.
-- Здесь нарисована рука, -- ответил Генри.-- Нет
сомнения, что палец указывает на кипарис.
Все стали смотреть в направлении, обозначенном на
карточке.
Если бы светило солнце, кипарис можно было бы увидеть с
первого же взгляда. Но еще недавно синее, небо теперь стало
свинцово-серым, и, сколько путешественники ни напрягали зрение,
на горизонте нельзя было разглядеть ничего, напоминающего
верхушку дерева.
-- Ничего там нет, -- уверенным тоном заявил Колхаун. -- Я
убежден, что это лишь новая хитрость этого бродяги.
-- Ты ошибаешься, -- ответил голос, который так часто
противоречил Кассию,--Посмотри в бинокль. Если тебе не изменило
твое превосходное зрение, ты увидишь на горизонте что-то очень
похожее на дерево, на высокое дерево -- наверно, это кипарис.
Ведь я никогда не видела кипариса на болотах Луизианы.
Колхун не захотел взять бинокль из рук кузины -- он знал,
что Луиза говорит правду, и ему не надо было лишних
доказательств.
Тогда Пойндекстер взял бинокль, наладил его по своим
близоруким глазам и отчетливо увидел кипарис, возвышавшийся над
прерией.
-- Правильно,-- сказал он, -- кипарис виден. Незнакомец
оказался честным человеком. Ты был к нему несправедлив, Каш.
Мне не верилось, чтобы он мог сыграть над нами такую злую
шутку... Слушайте, мистер Сансом! Отдайте распоряжение возницам
-- надо двигаться дальше.
Колхаун злобно пришпорил лошадь и поскакал по прерии; ему
больше не хотелось ни разговаривать, ни оставаться в обществе
своих спутников.
-- Дай мне посмотреть на эту карточку, Генри, -- тихо
сказала Луиза. -- Мне хочется увидеть стрелку, которая так
помогла нам. Сними ее оттуда -- незачем оставлять ее на
кактусе, раз мы увидели дерево.
Генри исполнил просьбу сестры, ни на минуту не задумавшись
над ее тайным смыслом.
Он снял карточку с кактуса и бросил ее на колени Луизе.
-- Морис Джеральд! -- прошептала креолка, увидя на
обратной стороне имя.-- Морис Джеральд! -- повторила она
взволнованно, пряча карточку на груди.-- Кто бы ты ни был,
откуда бы ты ни пришел, куда бы ни лежал твой путь и кем бы ты
ни стал, с этих пор у нас одна судьба! Я чувствую это -- я знаю
это также ясно, как вижу небо над собой! О, какое грозное небо!
Не будет ли такой же моя неизвестная судьба?
Глава IV. ЧЕРНЫЙ НОРД
Словно зaчapoвaннaя cидeлa Луизa во власти своих грез. Она
сжимала виски тонкими пальцами, и, казалось, все силы ее души
были устремлены на то, чтобы понять прошлое и проникнуть в
будущее.
Однако ее мечты скоро были прерваны. Она услыхала
возгласы, в которых слышалась тревога.
Луиза узнала обеспокоенный голос брата:
-- Посмотри, отец! Разве ты их не видишь?
-- Где, Генри, где?
-- Там, позади фургонов... Теперь ты видишь?
-- Да, я что-то вижу, но я не могу понять, что это такое.
Они выглядят, как...--Пойндекстер на минуту остановился
озадаченный. -- Я, право, не понимаю, что это такое...
-- Водяные смерчи? -- подсказал Колхаун, который, увидев
странное явление, снизошел до того, чтобы присоединиться к
компании, собравшейся около кареты. -- Но этого не может быть
-- мы слишком далеко от моря. Я никогда не слыхал, чтобы они
появлялись в прерии.
-- Что бы это ни было, но они движутся, -- сказал Генри.
-- Смотрите! Они приближаются друг к другу и снова расходятся.
Если бы не это, можно было бы принять их за огромные обелиски
из черного мрамора.
-- Великаны или черти! -- смеясь, заметил Колхаун. --
Сказочные чудовища, которым вздумалось прогуляться по этой
жуткой прерии.
Капитан в отставке с трудом заставлял себя шутить. Как и
всех остальных, его угнетало тяжелое предчувствие.
И неудивительно.
С северной стороны над прерией внезапно появилось
несколько совершенно черных колонн -- их было около десяти.
Ничего подобного никто из путешественников никогда раньше не
видел. Эти огромные столбы то стояли неподвижно, то скользили
по обугленной земле, как великаны на коньках, изгибаясь и
наклоняясь друг к другу, словно в фантастических фигурах
какого-то странного танца. Представьте себе легендарных
титанов, которые ожили на прерии Техаса и плясали в неистовой
вакханалии.
Было вполне естественно, что путешественников охватила
тревога, когда они заметили это невиданное явление, никому из
них не известное. Все были уверены, что надвигается стихийное
бедствие.
При первом же появлении этих загадочных фигур обоз
остановился; негры-пешеходы, так же как и возницы, вскрикнули
от ужаса; лошади заржали, дрожа от страха; мулы пронзительно
заревели.
Со стороны черных башен доносился какой-то гул, похожий на
шум водопада, по временам прерывавшийся треском как бы
ружейного выстрела или раскатом отдаленного грома.
Шум нарастал, становился более отчетливым. Неведомая
опасность приближалась.
Путешественники остолбенели от ужаса, и Колхаун не
составил исключения -- он уже больше не пытался шутить.
