из лука.
Местом для упражнений ей служил сад с прилегающими
зарослями. С трех сторон его подковой охватывала река; с
четвертой он замыкался задней стеной асиенды.
Сад был очень стар; об этом свидетельствовали не только
могучие деревья, но и потрескавшиеся статуи, которые украшали
его. Они были сделаны резцом испанских мастеров и изображали
героев далекого прошлого. Здесь вы могли увидеть великого
Кондэ, Кампеадора37, Фердинанда и его энергичную королеву;
великого мореплавателя, которому принадлежит честь открытия
Америки; двух знаменитых конквистадоров Кортеса и Пизарро; и
прославленную своей красотой и преданностью любимому человеку
индианку Малинче38.
Но не среди этих каменных изваяний упражнялась Луиза в
стрельбе из лука, хотя не раз можно было видеть, как она стоит
перед статуей Малинче, рассматривая ее прекрасное лицо. Луиза
не находила в себе силы упрекать красавицу индианку за то, что
она полюбила испанского полководца. Молодая креолка чувствовала
в глубине души, что не ей упрекать Малинче. Ведь и она сама,
забыв обо всем на свете, отдала свое сердце человеку, далеко не
столь знаменитому, как Кортес, хотя, по ее мнению, не менее
заслуживающему славы.
Нет, не среди этих статуй Луиза Пойндекстер занималась
стрельбой цз лука. Она уходила под тень высоких деревьев,
которые, следуя изгибу реки, образовали полукруглую рощу между
берегом и садом. Здесь росли посаженные несколько столетий
назад самой природой тутовые деревья, кедры и гикори, которые
пощадил садовник, когда он разбивал сад.
Креолка любила сидеть под зелеными сводами этих лесных
великанов или бродить по берегу прозрачной реки, которая сонно
струилась мимо.
Здесь Луиза могла быть совсем одна, а в последнее время
она искала уединения. Отец даже в минуты самого сурового
настроения не стал бы возражать против этого. Он был спокоен за
нее: стены Каса-дель-Корво, на которые невозможно было
взобраться без помощи высокой лестницы, глубокая и широкая река
были ее надежной защитой. Плантатор не только не возражал
против этих уединенных прогулок, но, наоборот, был доволен ими.
Возникшие было у него подозрения, для которых, надо сказать,
имелись основания, начали рассеиваться.
В конце концов это могло быть лишь обычной сплетней.
Возможно, он стал жертвой злых языков. Очень вероятно, что
встреча его дочери с Морисом-мустангером не была
преднамеренной. Ведь могли же они случайно встретиться в
зарослях! И едва ли Луизе было удобно не поздороваться с
человеком, который дважды спас ей жизнь. Вероятно, она просто
еще раз выразила ему свою признательность.
То, что она безропотно отказалась от верховой езды,
казалось, подтверждало это предположение. Обычно она смирялась
не так легко -- значит, эти поездки не были ей особенно дороги.
Так рассуждал любящий отец, у которого не было другого
способа разобраться в характере своей дочери. Если бы они жили
в другой стране или принадлежали к другому кругу, он, быть
может, задал бы прямой вопрос и потребовал бы прямого ответа.
Но на Миссисипи это не принято; там десятилетний сын или дочь,
которой еще не исполнилось пятнадцати, возмутились бы и назвали
бы это допросом с пристрастием.
Едва ли Вудли Пойндекстер мог рассчитывать на дочернее
почтение Луизы. Его красавица дочь за последние годы привыкла к
поклонению и комплиментам, а это часто портит человека.
Несмотря на то, что он был ее отцом и, по закону, имел над
ней власть, он прекрасно понимал, насколько эта власть
призрачна.
Поэтому он был доволен ее послушанием и радовался, что
теперь, вместо безудержной скачки по прерии, она довольствуется
прогулками в саду, где развлекается стрельбой из лука по
маленьким птичкам, которые, на свою беду, приближаются к ней.
Почему вы рассуждаете так наивно, пятидесятилетний отец?
Разве вы забыли свою молодость, забыли, как вы мечтали, как вы
обманывали и притворялись, какие "сказки" научились
рассказывать, чтобы скрыть то, что, возможно, было самым
благородным чувством в вашей жизни!
Но отец красавицы Луизы, казалось, ни о чем не вспоминал,
хотя ему было что вспомнить. Он забыл все, что тогда волновало
его, иначе он нашел бы случай, чтобы пойти за дочерью в сад и,
не выдавая своего присутствия, посмотреть, что она делает в
зарослях кустарника, окаймляющих берег реки.
Тогда он узнал бы, что Луиза совсем не столь жестока, как
могло показаться,-- она целилась не в птиц, которые так
доверчиво порхали вокруг нее. Не для этого натягивала она лук;
привязав клочок бумаги к наконечнику стрелы, она посылала ее в
рощу на противоположном берегу реки.
И он заметил бы нечто еще более интересное: через
некоторое время эта же стрела, словно недовольная тем местом,
куда она попала, возвращалась в руки девушки с тем же -- или,
быть может, похожим -- клочком бумаги, привязанным к ее
наконечнику.
Непосвященному наблюдателю эти полеты стрелы могли
показаться странным, даже сверхъестественным явлением. Но так
как посторонних наблюдателей не было, то удивляться было
некому. А двум участникам этой игры, по очереди натягивавшим
лук и посылавшим взад и вперед одну и ту же стрелу, все было
понятно.
Любовь смеется над препятствиями.
Лишенные возможности видеться, Морис и Луиза придумали эту
воздушную почту.
Глава XXXI. УДАЧНАЯ ПЕРЕПРАВА
Воздушная почта существовала недолго. Разве могут
влюбленные довольствоваться перепиской, оставаясь на расстоянии
полета стрелы! Любящие сердца должны гореть и биться совсем
близко.
Морис Джеральд и Луиза Пойндекстер не могли больше
переносить разлуку. Наконец они встретились -- не в
предательском свете солнца, но в тиши полуночи, и только звезды
были немыми свидетелями их тайны. Уже дважды виделись они в
роще за садом. Дважды они обменялись любовными клятвами при
мерцающем свете звезд. Они условились о третьем свидании.
А у плантатора, который так гордился своей дочерью, не
было и тени подозрения, что она жестоко обманывает его. Его
дочь, его единственная дочь, гордая аристократка, красивая и
одаренная, которая могла бы сделать блестящую партию, любит
простого охотника за лошадьми! Если бы ему это приснилось, он
вскочил бы со своей мягкой постели, как от звуков трубы,
возвещающей конец мира. У него не возникло ни малейшего
подозрения. Все это было слишком неправдоподобным, слишком
чудовищным. И если бы такая мысль пришла ему в голову, она
показалась бы ему нелепой.
Он был доволен той безропотной покорностью, с которой дочь
приняла его последнее запрещение. Ему, правда, было бы
приятнее, если бы она более точно исполнила его желание и не
отказалась совсем от прогулок по прерии, но ездила бы в
сопровождении брата или кузена. Она же до сих пор не
соглашалась на это, а он не настаивал. Он охотно уступил ее
капризу. Ведь пока Луиза оставалась дома, не могло возникнуть
никаких новых сплетен. Ее уступчивость настолько обезоружила
его, что он почти жалел о своем запрещении. Успокоившись, он
уже подумывал о том, чтобы его отменить.
Была одна из тех лунных ночей, которые бывают только на
юге; такая ночь, когда серебристый диск луны плавно скользит по
сапфировому небу, а горы в прозрачном воздухе вырисовываются
так ясно, что кажется, можно коснуться их рукой; когда ветерок
затихает и большие листья тропических деревьев замирают в
неподвижности, словно прислушиваясь к удивительному хору ночных
голосов зверей, птиц, пресмыкающихся и насекомых.
Это была такая ночь, когда хочется гулять вдвоем с той
единственной ненаглядной, которая по какому-то таинственному
велению природы завладела вашим сердцем, когда вы мечтаете о
том, чтобы белые руки обвились вокруг вашей шеи и прекрасные
глаза смотрели на вас с тем волнующим выражением, которое милее
всего бывает при таинственном свете луны...
Уже давно барабан пехотинцев и горн кавалеристов
возвестили о том, что гарнизону форта Индж пора ложиться спать.
Короче говоря, было уже около полуночи, когда от дверей
гостиницы Обердофера отъехал всадник. Он поехал по дороге вдоль
Леоны и скоро оставил за собой поселок.
Как уже упоминалось, эта дорога проходила мимо асиенды
Каса-дель-Корво по противоположному берегу реки. Упоминалось
также, что она пересекала полосу открытой прерии, где была одна
небольшая роща.
Эта одинокая купа деревьев, одна из тех, которые жители
прерии называют островками леса, стояла у дороги, по которой
скакал всадник, только что выехавший из поселка.
Доехав до рощи, всадник соскочил с лошади и привязал ее к
дереву. Затем он снял с луки седла длинную веревку, сплетенную
из конского волоса, свернул ее кольцом и, надев на руку,
бесшумно прошел через рощу к реке.
Прежде чем выйти из-под прикрытия густой тени деревьев, он
вопросительно посмотрел на небо и на ярко светившую луну. Во
взгляде его мелькнула тревога.
-- Нет смысла ждать, пока эта красавица скроется, --
озабоченно пробормотал он.-- Видно, она решила не ложиться до
самого утра.
Потом он поглядел на открытое место, отделявшее его от
воды. На противоположном берегу темнела асиенда
Каса-дель-Корво.
-- Что, если сейчас кто-нибудь там не спит?.. Вряд ли это
вероятно в такой поздний час. Конечно, если кого-нибудь мучит
нечистая совесть... Ба! Да ведь там есть такой человек! Если он
не спит, то наверняка заметит меня. Если бы это касалось только
меня, я бы ничуть не беспокоился. Что делать? Надо рисковать --
другого выхода нет. Луна зайдет только через несколько часов, а
на небе нет ни облачка. Я не могу заставлять Луизу ждать.
Ничего не поделаешь, будь что будет!
С этими словами он быстро, но осторожно пересек открытое
место и подошел к крутому обрыву над рекой.
Не задерживаясь здесь, он ловко спустился по извилистой,
но, очевидно, хорошо ему знакомой тропинке к самой воде.
Через минуту он уже стоял на берегу, как раз напротив того
места, где в тени огромного тополя покачивался на воде
маленький челнок.
Некоторое время человек внимательно всматривался в заросли
на противоположном берегу, по-видимому проверяя, не прячется ли
там кто-нибудь.
Убедившись, что в зарослях никого нет, он взял свое лассо
и, сделав несколько круговых движений, перекинул его через
реку.
Петля захлестнула колышек на носу челнока, и человек
перетащил его к себе; он прыгнул в него, взял весла, которые
лежали на дне, и, вставив их в уключины, переправился на другой
берег, подведя челнок к месту, где он стоял раньше.
Выйдя на берег, он вытащил челн на песок, чтобы его не
унесло течением. Потом ночной гость Каса-дель-Корво прокрался в
тень тополя; казалось, он ждал либо условного сигнала, либо
появления кого-то, с кем заранее договорился встретиться.
Если бы кто-нибудь заметил его в эту минуту, то мог бы
принять его за вора, который собирается ограбить
Каса-дель-Корво. Но, услышав шепот, срывавшийся с уст
незнакомца, он понял бы, что все подозрения его несправедливы.
Правда, он мечтал о сокровище, скрытом за стенами дома, но это
были не деньги, не драгоценности, не фамильное серебро -- это
была хозяйка дома.
Вряд ли нужно объяснять, что человек, который оставил свою
лошадь в роще и так удачно переправился через реку, был
Морис-мустангер.
Глава XXXII. СВЕТ И ТЕНЬ
Недолго пришлось Морису ждать под тополем. В то самое
