начальство. Но на самом деле все было куда проще. Конечно,
Лайгриле было лестно, когда надменные властители из Земель Ночи
с почтением обращаются к ней "владетельная лоини", но...
слишком уж тяготилась она их обществом. Ей, выросшей в горном
роду, всю свою молодость болтавшейся по приграничным
гарнизонам, всегда прямо говорившей все, что думает - так и не
удалось привыкнуть к великосветской манере общения. Из всей
командной верхушки армии Вэнтиса только с Кеасором она могла
говорить как человек с человеком, а не как лоини Анхемар с
властителем Запада. Поэтому после каждого военного совета,
после нескольких часов напыщенных глупостей и борьбы самолюбий
Лайгрилу, словно на свежий воздух, тянуло к этим кострам.
Хейн вздрогнул, когда раздался негромкий спокойный голос
женщины в черном:
- Можно немного посидеть у вашего костра? Я вижу, у вас
тут лютня ходит по кругу.
Алвард ответил за всех:
- Присаживайся, дева стрел... не знаю имени твоего...
- Глорэс из личной сотни Владычицы, - она сняла боевые
перчатки и засунула за пояс. Понятный всем жест дружелюбия - "в
вашем кругу мне незачем браться за оружие".
Кто-то протянул Лайгриле ломоть хлеба и закопченную вилку
на длинной деревянной ручке, на которой аппетитно шипел
свежезажаренный кусок мяса. Она поблагодарила кивком.
Как же это было замечательно - сидеть вот так, глядя на
звездное небо, вгрызаться в жестковатое, но такое вкусное мясо
и слушать, как Алвард распевает незатейливую песенку
ополченцев:
Жизнь моя раздольная - горюшко в стакане,
Кудри мои вылезли от переживаний...
Мелькнуло на миг перед внутренним взором раздраженное лицо
лоина Оромара, что-то пытающегося ей доказать - и исчезло без
следа, лопнуло, как пузырь на воде. В такую минуту просто не
думалось ни о чем дурном.
...Вот пойдут к Лайгриле, скажут - то да се,
А она с работы выгонит, и все!
Лайгрила улыбнулась одними уголками губ. Эту песню уже
распевали обе стороны, только сторонники Синеглазого вместо ее
имени пели: "вот пойдут к Правителю..." Да и почему бы ее не
петь - не так уж велика разница между теми, кто обнажал мечи во
славу Повелительницы Ночи и за Тонд для хиорнцев...
Как и ожидалось, мы вломили всем...
Утро зачиналось, светлое совсем.
На войне с Правителем положил я голову -
Женка погорюет, выйдет за другого!
Алвард кончил, и лютня тут же отправилась куда-то дальше.
И вдруг резкие, четкие аккорды в клочья разорвали покой в душе
Лайгрилы. Снова, в который раз, до боли знакомое: "По выжженной
долине идем, чеканя шаг..." Однако... к обычному раздражению
примешивалась какая-то непонятная тревога. И только когда песня
кончилась, Лайгрила поняла, в чем дело: ТАК петь эту песню мог
только ее автор. Это не мальчишка Левелл из Корма, а сила,
равная ей самой...
Затаив дыхание, Лайгрила подняла взгляд на певца. Голос
Ночи... Если бы она увидела его днем, в толпе - ни за что бы не
отметила своим вниманием. Обычный наемник-северянин, смуглое,
довольно привлекательное лицо обрамлено вьющимися волосами - не
длинными, как у Кеасора, а просто давно не стрижеными. Темные
глаза дерзко поблескивают в свете костра. А одежда и вовсе не
стоит внимания - так, какие-то обноски непонятного цвета.
На секунду их глаза встретились. А затем Голос Ночи снова
ударил по струнам лютни. Мрачная, суровая мелодия, но на этот
раз в ней не издевка, а скрытый яростный накал. Никогда прежде
не слышала Лайгрила этой песни.
Смерть ждет любого героя,
Власть и алчность - ничто перед ней.
Нас же при жизни зароют,
Погребут среди мрачных корней.
Мы не в счет ни для тех, ни для этих,
Износились - спешите в запас!
Мы не бросили слова на ветер -
И отбросили в сторону нас!
- Хейн, ты увлекся! - раздался чей-то обеспокоенный голос.
- Здесь же Ее лучница! Остерегись!
- А что мне с того? - насмешливо отозвался менестрель, не
сбиваясь с ритма. И, вдруг, повернувшись к Лайгриле, запел
следующий куплет, словно бросая обвинение ей в лицо:
- Вам - все большие дороги,
Нам - тропинки, и те по ночам.
Вам - покровители-боги,
Мы ж доверились только мечам!
Да и сталь нас подводит нередко...
Но привыкли мы горечь глотать:
Пусть стреляем мы вовсе не метко,
Но еще продолжаем стрелять!
Лайгрила больше не могла глядеть в эти глаза. Ну что она
могла возразить ему? Да и станет ли слушать ее возражения он,
правый вечной правотой ограбленного? Горечь в голосе, яростная
боль в мелодии...
И на дорогу мы выйдем -
Ведь дорога не только для них!
Там мы, конечно, погибнем -
Что ж, король завербует других!
Нас никто никогда не забудет -
Ведь не помнили нас никогда,
И пришли мы сюда ниоткуда,
И уходим опять в никуда...
Все кончилось внезапно - и лишь дерзкий взгляд Голоса Ночи
по-прежнему жег лицо Лайгрилы.
- Тебе надоела жизнь? - одними губами шепнул Алвард на ухо
Хейну. - Она же немедленно расскажет кому надо, и беги не беги
- ждет тебя легкая смерть. А может быть, и позорная!
В ответ Хейн рассмеялся - чуть принужденно, как отметила
Лайгрила, но все так же дерзко.
- Не думаю, - проговорил он с расстановкой. - Ведь правда
же, Владычица Анхемар, позорная смерть - слишком много за такую
песню?
Задыхаясь, Лайгрила резко вскочила на ноги. Капюшон давно
упал с ее головы, и темные волосы рассыпались по плечам.
Остальные сидевшие у костра, казалось, потеряли дар речи,
только кто-то простонал: "Стальные Когти, рэссла вирз!"
- Как ты меня узнал? - Лайгрила собрала в комок всю волю,
чтобы овладеть собой. - Вроде бы мы не встречались прежде, Хейн
Голос Ночи!
Он тоже встал. Тень странной улыбки мелькнула на его лице
- и исчезла без следа.
- Я никогда не узнал бы тебя, Владычица, - заговорил он, -
если бы первый раз не увидел в таком же полумраке. Месяц назад
на склоне Эреджтэрк я стоял в карауле, а ты прошла мимо меня,
отправляя в разведку трех своих дев. Тебя окликнули, ты
обернулась... И в свете факела я увидел женское лицо,
прекраснее которого не встречал нигде, но такое гордое и
суровое, словно навсегда застывшее на холоде мировой нелюбви. Я
тогда подумал, что если бы среди кервитов были женщины - они
должны бы выглядеть именно так.
- Ты воистину менестрель именем Андсиры, - ответила
Лайгрила в своей обычной манере, уже восстановив душевное
равновесие. - Ты дивно сплетаешь слова, хотя это искусство
всегда считалось привилегией женщин.
- А разве не привилегией мужчин от века было защищать с
оружием в руках интересы своего короля? - он так и рвался в
бой, словно давно предчувствовал эту встречу. Но Лайгрила все
еще пыталась не принять эту игру, уклониться, не отвечая ударом
на удар.
- Ты хочешь сказать, что все, что я делаю в долине Тонда -
не мое дело?
- О, что ты, Владычица! Я всего лишь хочу сказать, что ни
один настоящий мужчина не захочет, чтобы женщина сражалась за
него, - Хейн выделил голосом слово "настоящий".
- Это весьма похоже на оскорбление короля Вэнтиса, -
Лайгрила чуть усмехнулась. - Неужели ты не боишься за свою
жизнь, менестрель?
- Оскорбив короля, я, конечно, подвергаю опасности эту
жизнь, но оскорбив женщину - жизнь будущую, - бесстрашно
ответил Голос Ночи.
Лайгрила ненадолго задумалась.
- Твой язык, менестрель, так же остр, как и твой клинок, -
наконец сказала она. - Я же привыкла иметь дело с луком и
стрелами, а не с лютней. Поэтому вот мое последнее слово: через
три дня, на рассвете, ты вступишь в спор не со мной, но с Сайто
Кетиаром, менестрелем Кеасора. Иначе я буду считать, что ты и
вправду недостоин той жизни, которой так не дорожишь, - С этими
словами она снова надвинула капюшон, ясно давая понять, что
разговор окончен.
- Вижу теперь, Владычица, что слухи о твоей справедливости
- не преувеличение, - по голосу Хейна никак нельзя было понять,
издевается он или говорит серьезно. Он отвесил Лайгриле легкий
поклон: - Да - я приду.
Лайгрила знала, что он придет. Слишком хорошо умела она
разбираться в людях, чтобы усомниться.
Вроде никто никого ни о чем не предупреждал, но к тому
моменту, когда Эннор поднялся над вершиной Эреждтэрк и
солнечные лучи заглянули в долину, где был разбит лагерь, все
уже были в сборе. Тесным кругом стояли они на
площади-не-площади, поляне-не-поляне между командных шатров,
именуемой Кругом Совета. Крестоносцы и лучницы ждали.
Лайгрила, как всегда во время совещаний, опустилась на
огромный серый камень, Кеасор привычно встал у ее правого
плеча. Сайто Кетиар уже стоял здесь, скрывая напряжение за
презрительной усмешкой... а вот самой Кетиар что-то было не
видать. Сколько ни скользил взгляд Повелительницы Стрел по
толпе собравшихся, но ни разу не мелькнула в ней голова с
волосами, скрытыми под алым шелком.
"Интересно, а Ассэн придет?" - мимолетно подумала она. И в
этот миг толпа на противоположном конце поляны зашевелилась,
расступаясь. Краем глаза Лайгрила заметила, как Сайто сжался,
словно перед решительным броском. В толпе образовался проход, и
по нему спокойно и уверенно в середину круга вышел тот, кого
вся Долина Тонда знала как Голос Ночи, и лишь немногие - как
Хейна. Впервые Лайгрила могла ясно разглядеть при дневном свете
этого дерзкого возмутителя спокойствия. А он, казалось, даже не
смотрел в ее сторону, остановился прямо перед Сайто, и, вскинув
руку, четко проговорил:
- Рэ ванва! Я, Хейн по прозванию Голос Ночи, пришел сюда,
чтобы вызвать тебя, Сайто-крестоносец, на песенный поединок по
законам, принятым в Долквире.
Ропот пробежал по кругу собравшихся: Хейн говорил с Сайто
не как с высокородным, а как равный с равным, и произнося
формулу вызова, не опустился перед менестрелем Кеасора на одно
колено. Он слишком много позволял себе, этот Голос Ночи!
Сегодня вся одежда Сайто была темно-серого цвета
Вэйандолы. На плечо небрежно накинут черный плащ, а голову
охватывает широкая золотая лента, концы которой лежат на его
длинных, сильно вьющихся волосах как две солнечные змейки. И
все же сегодня было, как никогда, видно, что в нем есть примесь
дорисской крови: вроде и кожа достаточно светлая, но широкие
губы, крупные черты лица, странный разрез темных глаз... Рядом
с ним загорелый (а может быть, просто грязный) Голос Ночи
выглядел почти красавцем, несмотря на то, что его вязаная
туника, когда-то серая, а теперь бесцветно-белесая, была
прожжена в двух местах, а кожаные штаны украшала свежая
заплата. Но Лайгриле сразу же бросилась в глаза его лютня. Это
был не расстроенный и поцарапанный инструмент, каких полно в
палатках ополченцев, а великолепная лютня северной работы,
покрытая темно-вишневым лаком.
Сайто вынул меч из ножен и с размаху вонзил его в землю
рядом с собой - на песенный поединок нельзя выходить с оружием.
- Я, лоин Сайто Кетиар из Устья, принимаю твой вызов,
Голос Ночи, менестрель наемников, - высокомерно ответил он. -
Твои условия?
- Тебе известно, что ставка в этом поединке - моя жизнь. -
голос Хейна был спокоен и тверд. - Поэтому назвать условия -
твоя привилегия, менестрель крестоносцев.
- Хорошо. Две песни, поем по очереди. Право первенства
решает жребий.
- Эн йе-о джалет! - Голос Ночи выхватил свой меч резким
