на два дня, пришлось грести, а затем снова был попутный ветер. В
результате мы приплыли в Тарабинтию только на четвертый день после выхода
из Галмы. Там их король послал через гонца предупреждение не высаживаться,
так как в Тарабинтии была эпидемия, но мы обогнули мыс, вошли в устье
небольшой речки, далеко от города, и набрали пресной воды. Затем нам
пришлось постоять три дня, пока не подул юго-восточный ветер. Тогда мы
пошли к Семи Островам. На третий день нас догнало пиратское судно, из
Тарабинтии, судя по оснастке, но, увидев, что мы хорошо вооружены,
удалилось, после того, как с обеих сторон было выпущено несколько стрел.
- А мы должны были погнаться за ними, взять на абордаж и перевешать
всех этих сукиных сыновей, - заявил Рипичип.
- И еще через пять дней мы оказались в виду Муйла, который, как вам
известно, является самым западным из Семи Островов. Там мы гребли через
пролив, и на заходе солнца вошли в Редхэвен на острове Бренн, где мы очень
хорошо попировали и получили сколько угодно провианта и воды. Из Редхэвена
мы вышли шесть дней тому назад и шли удивительно быстро, так что я надеюсь
послезавтра увидеть Одинокие Острова. В общей сложности, мы уже почти
тридцать дней в море и отплыли от Нарнии на четыреста лье.
- А после Одиноких Островов? - спросила Люси.
- Никто не знает, Ваше Величество, - ответил Дриниэн. - Разве только
жители Одиноких Островов скажут нам.
- В наши времена они и сами не знали, - сказал Эдмунд.
- Значит, - заметил Рипичип, - настоящие приключения начнутся после
Одиноких Островов.
Каспиан предложил им до ужина осмотреть корабль, но совесть терзала
Люси, и она сказала:
- Я думаю, что я все-таки должна пойти и посмотреть, как там Юстас.
Вы знаете, морская болезнь - это ужасно. Если бы у меня был с собой мой
целебный бальзам, я могла бы вылечить его.
- Но он здесь, - воскликнул Каспиан. - Я же совершенно об этом забыл.
После того, как ты оставила его, я решил, что он может считаться одним из
сокровищ короны, поэтому взял его с собой сюда. - Так что, если ты
считаешь, что стоит тратить его на такую ерунду как морская болезнь...
- Для этого потребуется лишь капля, - возразила Люси.
Каспиан открыл один из сундучков, стоявших под скамьей, и вытащил
прекрасный алмазный флакон, который Люси так хорошо помнила.
- Возьми то, что принадлежит тебе, о Королева, - сказал он.
После этого они вышли из каюты на солнце.
На палубе были два больших длинных люка - спереди и сзади от мачты.
Оба, как всегда в хорошую погоду, были открыты, чтобы пропускать свет и
воздух в брюхо корабля. Каспиан повел своих друзей вниз по лестнице в
задний люк. Спустившись, они оказались в помещении, где от одной стены до
другой шли скамьи для гребли. Свет туда попадал через отверстия для весел
и плясал на потолке. Корабль Каспиана, естественно, вовсе не был ужасной
галерой, на которой гребут рабы. на нем весла использовались редко, когда
не было ветра, или же для того, чтобы войти в гавань или выйти из нее; в
таких случаях все на корабле, за исключением Рипичипа, лапы которого были
слишком коротки, гребли по очереди. Вдоль каждого борта корабля
пространство под скамейками оставалось свободным для ног гребцов, но вдоль
центра была сделана яма глубиной до самого киля, и она была заполнена
всевозможными предметами: мешками муки, бочонками с водой и пивом, бочками
с солониной, кувшинами с медом, бурдюками с вином, яблоками, орехами,
сырами, галетами, репой, свиной грудинкой. С потолка, то есть с нижней
стороны палубы, свисали окорока, косицы лука, а также гамаки с матросами,
свободными от вахты. Каспиан повел всю компанию еще дальше, переступая со
скамьи на скамью, он-то просто переступал, но для Люси это было нечто
среднее между шагом и прыжком, а Рипичипу приходилось делать настоящие
прыжки в длину. Так они дошли до перегородки, в которой была дверь.
Каспиан открыл ее и ввел их в каюту, расположенную под палубными каютами
на полуюте. Конечно, она была не такой удобной, как каюта Люси. Потолок
был очень низок, а стены так сильно скошены, что пола в каюте почти не
было; хотя там и были окна, застекленные толстым стеклом, их не открывали,
так как они находились ниже уровня воды. В эту самую минуту, по мере того,
как корабль швыряло на волнах, они были то золотыми от солнца, то
серо-зелеными, когда их заливало водой.
- Нам с тобой придется обитать здесь, Эдмунд, - сказал Каспиан. -
Оставим койку твоему родственнику, а для себя повесим гамаки.
- Умоляю, Ваше Величество... - начал Дриниэн.
- Нет, нет, капитан, - ответил Каспиан, - мы ведь уже обсудили все
это. Вы и Ринс - Ринс был помощником капитана - ведете корабль, и ночью,
когда мы напеваем или рассказываем друг другу разные истории, у вас много
забот и трудов, так что вы с ним должны жить наверху, в каюте по левому
борту. Нам с королем Эдмундом будет очень уютно здесь внизу. Но как себя
чувствует незнакомец?
Юстас, совершенно зеленый, бросил на него злой взгляд и
поинтересовался, не прекращается ли шторм. Но Каспиан спросил:
- Какой шторм? - а Дриниэн покатился со смеху.
- Шторм, ну, вы и скажете, молодой человек! - расхохотался он. - Это
же прекрасная погода, лучшей трудно желать.
- Это еще кто? - раздраженно спросил Юстас. - Отошлите его. От его
голоса у меня голова раскалывается.
- Я принесла тебе кое-что, от чего тебе станет лучше, Юстас, -
сказала Люси.
- Ой, уйдите вы все и оставьте меня в покое, - проворчал Юстас.
Однако он выпил каплю из ее флакона, и хотя сказал, что это было
отвратительно, в каюте, когда она открыла флакон, распространился
восхитительный аромат, через пару минут его лицо приобрело нормальный
оттенок, и ему, очевидно, стало лучше, потому что вместо того, чтобы
рыдать по поводу шторма и своей больной головы, он стал требовать, чтобы
его высадили на берег и заявил, что в ближайшем порту он на них всех
предъявит протест британскому консулу. Но когда Рипичип поинтересовался,
что такое протест и как его предъявляют, он решил, что это какой-то новый
способ устроить поединок, Юстас смог ответить лишь: "Подумайте только, не
знать таких вещей!". В конце концов им удалось убедить Юстаса, что они уже
со всей скоростью плывут к ближайшей им известной суше, и что вернуть его
обратно в Кембридж, где жил дядя Гарольд, настолько же в их власти, как
послать его на Луну. После этого он мрачно согласился надеть
приготовленную для него новую одежду и выйти на палубу.
Затем Каспиан провел их по всему кораблю, хотя на самом деле они уже
видели большую его часть. Они взошли на бак и увидели вахтенного,
стоявшего на маленькой приступочке внутри позолоченной шеи дракона и
смотревшего вперед через его открытую пасть. Внутри бака был камбуз,
корабельная кухня, и помещение для боцмана, плотника, кока и главного
лучника. Если вам кажется странным, что камбуз находится на носу, и вы
представляете себе, как дым из кухонной трубы расходится по всему кораблю,
так это оттого, что вы думаете о пароходах, где ветер всегда дует спереди.
На парусных кораблях ветер дует сзади, и все, что распространяет запахи,
обычно помещают как можно ближе к носу.
Дети поднялись на верхушку мачты, и вначале им было довольно страшно
раскачиваться на ней туда-сюда и видеть далеко внизу под собой крохотную
палубу. Невольно возникла мысль, если будешь падать, то совершенно
необязательно упадешь на палубу, а не в море. Затем их отвели на полуют,
где Ринс с каким-то матросом несли вахту у большого румпеля, за которым
начинался покрытый позолотой хвост дракона, а в нем по стенам была сделана
маленькая скамеечка.
Корабль назывался "Рассветный Путник". Он был лишь маленькой
скорлупкой по сравнению с каким-нибудь из наших кораблей или даже по
сравнению с рыбацкими лодками, парусными галерами, торговыми суднами и
галеонами, которые были у Нарнии в те времена, когда Люси и Эдмунд правили
там под началом Светлейшего Короля Питера, однако за века правления
предков Каспиана почти вся навигация прекратилась. Когда его дядя,
узурпатор Мираз, послал в море семь лордов, им пришлось купить Галманский
корабль и нанять команду из матросов Галмы. Теперь Каспиан снова стал
обучать жителей Нарнии искусству мореплавателей, и "Рассветный Путник" был
самым лучшим из всех кораблей, которые он пока построил. Он был настолько
мал, что перед мачтой на палубе едва оставалось место между центральным
люком и шлюпкой на левом борту и домиком для кур, их кормила Люси, на
правом. Но этот корабль был своего рода красавцем, он был благороден, как
сказали бы моряки, линии его были совершенны, краски чисты, и каждый брус,
гвоздь, каждая веревка были сделаны с любовью. Юстас, конечно, всем был
недоволен и беспрепятственно похвалялся лайнерами, катерами, аэропланами и
подводными лодками. "Как будто он хоть что-нибудь знает об этом всем", -
пробормотал Эдмунд, но его кузены были в восхищении от "Рассветного
Путника". Когда они решили вернуться назад к каюте и ужину и вдруг
увидели, как все небо на западе зажглось необъятным пурпурным закатом,
почувствовали дрожание корабля, вкус соли на своих губах и подумали о
неизвестных землях на Восточном крае света, Люси даже расхотелось
говорить: так счастлива она была.
Что думал Юстас, лучше всего рассказать его собственными словами.
Когда они все на следующее утро получили назад свою высушенную одежду, он
сразу же вытащил маленькую черную записную книжку и карандаш и стал вести
дневник. Он всегда носил эту книжку с собой и записывал в ней свои
школьные оценки, потому что, хотя ни один предмет не интересовал его сам
по себе, об оценках он очень заботился и иногда даже подходил к ребятам и
говорил: "Я получил столько-то. А какую оценку получил ты?" Но так как
было непохоже, что он получит много оценок на борту "Рассветного Путника",
то он начал вести дневник. Вот первая запись:
"7-ое августа. Мы уже 24 часа на этой ужасной лодке, если только все
это мне не сниться. Все это время свирепствует ужаснейший шторм, хорошо,
что я не страдаю морской болезнью. Огромные волны постоянно перекатываются
через нас, и я много раз видел, как эта лодка чуть не шла ко дну. Все
остальные делают вид, что не замечают этого: либо из хвастовства, либо
потому, что, как говорит Гарольд, одна из самых трусливых вещей, которые
делают обычные люди - это закрывать глаза на Факты. Это сумасшествие -
выходить в море на такой прогнившей маленькой скорлупке, которая немногим
больше шлюпки. И, конечно, внутри абсолютно примитивна. Ни нормального
салона, ни радио, ни ванных комнат, ни шезлонгов. Вчера вечером меня
протащили по ней, и кому угодно стало бы тошно, если бы он услышал, как
Каспиан расписывает эту смешную игрушечную лодчонку, как будто это "Куин
Мэри". Я пытался объяснить ему, что такое настоящие корабли, но он слишком
глуп. Э. и Л., конечно же, не поддержали меня. Я полагаю, что Л. - такое
дитя, что не понимает опасности, а Э. просто умасливает К., впрочем, как и
все здесь. Они называют его Королем. Я сказал, что я республиканец, но он
спросил меня, что это значит! Похоже, он вообще ничего не знает. Не
приходится и говорить, что меня поместили в худшую каюту на этой лодке,
это настоящая темница, а Люси, только ей одной, дали целую каюту на
палубе, по сравнению со всем этим кораблем почти удобную. К. говорит, что
это потому, что она девочка. Я пытался объяснить ему, что, как говорит
