уже фатально. Но, наверняка, их учили поведению при конфликте со Светлыми.
И он понимал, что безоружного и беззащитного мне убить трудно.
-- Сопротивляйся,-- сказал я.-- Борись! Сукин сын, ты же не смущался,
когда ломал чужие судьбы, когда нападал на беззащитных! Ну? Давай!
Маг облизнул губы -- язык у него оказался длинным и слегка раздвоенным.
Я вдруг понял, к какому сумеречному облику он придет рано или поздно, и мне
стало противно.
-- Сдаюсь на твою милость, дозорный. Требую снисхождения и суда.
-- Стоит мне отойти, и ты сумеешь связаться со своими,-- сказал я.-- Или
вытянешь из окружающих достаточно сил, чтобы реанимироваться и добрести до
телефона. Ведь так? Мы оба эта знаем.
Темный улыбнулся и повторил:
-- Требую снисхождения и суда, дозорный!
Я покачивал пистолет в руках, глядел в ухмыляющееся лицо. Они всегда
готовы требовать. Никогда -- отдавать.
-- Мне всегда так трудно было понять нашу собственную двойную
мораль,-- сказал я.-- Так тяжело и неприятно. Это приходит лишь со
временем, а у меня его так мало... Когда приходится придумывать оправдания.
Когда нельзя защищать всех. Когда знаешь, что в особом отделе ежедневно
подписывают лицензии... лицензии на людей, отданных Тьме. Обидно, да?
Улыбка сползла с его лица. Он повторил, как заклинание:
-- Требую снисхождения и суда, дозорный...
-- Я сейчас не дозорный,-- ответил я.
Пистолет задергался, застучал, лениво заходил затвор, выплевывая гильзы.
Пули ползли по воздуху, будто маленький, злой осиный рой.
Он крикнул лишь один раз, потом две пули разнесли в клочья череп. Когда
пистолет щелкнул и замолчал, я медленно, машинально перезарядил обойму.
Изорванное, исковерканное тело лежало передо мной. Оно уже начало
выходить из сумрака, и грим Тьмы смывался с молодого лица.
Я провел рукой в воздухе, сдергивая, сжимая что-то неуловимое, текущее
сквозь пространство. Самый верхний слой. Кальку с обличья темного мага.
Завтра его найдут. Хорошего, славного, всеми любимого юношу. Зверски
убитого. Сколько зла я принес сейчас в мир? Сколько слез, ожесточения,
слепой ненависти? Какая цепочка потянется в будущее?
А сколько зла я убил? Сколько людей проживут дольше и лучше? Сколько
слез не прольется, сколько злобы не накопится, сколько ненависти не
родится?
Может быть я перешагнул сейчас тот барьер, который переходить нельзя.
Может быть понял следующую грань, которую необходимо преступать.
Я опустил пистолет в кобуру и вышел из сумрака.
Останкинская башня иглой буравила небо.
-- Поиграем совсем без правил,-- сказал я.-- Совсем-совсем без.
Машину удалось поймать сразу, даже не вызывая у водителей приступа
альтруизма. Может быть потому, что на мне теперь была надета личина
мертвого темного мага... очень обаятельная личина?
-- Давай к телебашне,-- попросил я, забираясь в потрепанную
"шестерку".-- И побыстрей бы, пока вход не закрыли.
-- Веселиться едешь? -- улыбнулся сидящий за рулем мужчина, суховатый, в
очках, чем-то похожий на постаревшего Шурика из старых комедий.
-- Еще как,-- ответил я.-- Еще как.
Глава 5
В башню еще пускали. Я купил билет, особо доплатив за право посещения
ресторана, прошел по зеленому полю, окружающему башню. Последние пятьдесят
метров дорожка шла под хиленьким навесом. Интересно, для чего он построен?
С древнего сооружения порой сыпется раскрошившийся бетон?
Навес кончался маленькой будочкой пропускного пункта. Я предъявил
паспорт, прошел через подкову металлоискателя -- кстати, неработающего. Вот
и все формальности, вот и вся охрана стратегического объекта...
Сейчас меня одолевали сомнения. Странная, что ни говори, была
идея -- двинуться сюда. Я не чувствовал поблизости концентрации Темных. А
если уж они здесь были, но так хорошо закрывались -- значит мне придется
столкнуться с магами второго-третьего уровня. Совершенно самоубийственное
занятие.
Штаб. Оперативный штаб Дневного Дозора, развернутый для координации
охоты... охоты на меня. Куда еще должен был сообщать о замеченной добыче
неопытный темный маг?
Но лезть в штаб... туда, где не меньше десятка Темных, включая опытных
охранников... Самому засовывать голову в петлю -- это глупость, а не
геройство, если остались еще хоть какие-то шансы уцелеть. А я очень
надеялся, что шансы остались.
Снизу, из-под бетонных лепестков опор, телебашня производила куда более
впечатляющее впечатление, чем издали. А ведь, наверняка, большая часть
москвичей никогда в жизни и не подымалась на обзорную площадку, воспринимая
башню лишь как непременный силуэт в небе, утилитарный и символический, но
никак не место отдыха. Здесь, как в аэродинамической трубе замысловатой
конструкции, гулял ветер, и на самом крае слуха бился едва уловимый тягучий
звук -- голос башни.
Я постоял, глядя вверх, на решетки и проемы, изъеденный раковинами
бетон, на удивительно грациозный, гибкий силуэт. Она ведь и впрямь
гибкая... бетонные кольца на натянутых тросах. Сила в гибкости. Только в
ней.
Потом я вошел в стеклянные двери.
Странное дело -- мне казалось, что желающих посмотреть на ночную Москву
с высоты трехсот тридцати семи метров должно быть в избытке. Нет. Даже в
лифте я поднимался один... точнее -- с женщиной из обслуживающего
персонала.
-- Думал, будет много народа,-- сказал я, дружелюбно улыбаясь.-- У вас
всегда так вечером?
-- Нет, обычно шумно...-- женщина ответила без особого удивления, но
нотку недоумения в голосе я все же почувствовал. Коснулась кнопок -- стали
сходиться двойные, шлюзовые двери. Мгновенно заложило уши и прижало к
полу -- лифт рванулся вверх, быстро, но поразительно мягко.-- Часа два, как
поток схлынул.
Два часа.
Вскоре после моего бегства из ресторана.
Если в этот момент на башне развернули оперативный штаб... нет ничего
удивительного, что сотни людей, собиравшихся ясным, теплым весенним днем
подняться в заоблачный ресторан, внезапно изменили свои планы. Пусть люди
не видят, но они чувствуют.
И им, пусть даже никак не причастным к происходящему, хватает ума не
приближаться к Темным...
Конечно, на мне облик темного мага. Весь вопрос в том, достаточно ли
подобной маскировки? Охранник сравнит мой облик с вложенным в память
списком... все сойдется... ощутит наличие Силы...
Станет ли он копать глубже? Станет ли проверять профили Силы, выяснять,
Темный я или Светлый, на какой ступени нахожусь?
Пятьдесят на пятьдесят. С одной стороны, это необходимо. С другой,
всегда и всюду охранники пренебрегают подобным занятием. Разве что, им
нестерпимо скучно, или они едва-едва приступили к работе и еще полны
рвения.
В конце концов пятьдесят шансов из ста -- очень и очень много, по
сравнению с шансами спрятаться от Дневного Дозора на улицах города.
Лифт остановился. Я даже додумать все толком не успел, подъем занял
секунд двадцать. Такую бы скорость, да в обычных многоэтажных домах...
-- Приехали,-- почти весело сказала женщина. Похоже, я был чуть ли не
последним на сегодня посетителем Останкинской башни.
Я вышел на обзорную площадку.
Обычно здесь полно людей. Сразу можно отличить только что поднявшихся от
пробывших достаточно долго -- по неуверенности движений, смешной
осторожности при подходе к круговому окну, по тому, как они блуждают вокруг
вмонтированных в пол окон из броневого стекла -- носком ноги боязливо
пробуя их на прочность...
Сейчас я оценил общее количество посетителей в два десятка. Совсем не
было детей -- и я почему-то ясно представил себе внезапные истерики,
начинающиеся с ними на подступе к башне, растерянных и обозленных
родителей... Дети чувствительнее к Темным.
И те, кто был на площадке, казались растерянными, придавленными. Их не
занимала ни раскинувшаяся внизу Москва -- расцвеченная огнями, яркая,
привычно-праздничная... пусть это пир во время чумы, но это, все-таки,
красивый пир. Но сейчас это никого не радовало. Дыхание Тьмы царило вокруг,
невидимое даже для меня, но ощутимое, давящее, словно угарный газ, у
которого нет ни вкуса, ни цвета, ни запаха.
Я глянул себе под ноги, поймал тень, и шагнул в нее.
Охранник стоял рядом, в паре шагов, на стеклянном окне, врезанном в пол.
Пялился на меня -- приятельски, но чуть удивленно. Он держался в сумраке не
слишком уверенно, и я понял, что для охраны оперативного штаба отрядили
далеко не лучшие силы. Крепкий, молодой, в строгом сером костюме и белой
рубашке, в неярком галстуке -- банковский работник, а не служитель Тьмы.
-- Привет, Антон,-- сказал маг.
На миг у меня сбило дыхание.
Неужели я настолько глуп? Чудовищно, нестерпимо наивен?
И меня ждали, заманивали, кинули на весы еще одну пешку, даже
привлекли -- неведомо как, кого-то, давным-давно ушедшего в сумрак...
-- Зачем ты здесь?
Сердце стукнуло, и восстановили ритм. Все проще, гораздо проще.
Убитый темный маг был моим тезкой.
-- Кое-что заметил. Надо посоветоваться.
Охранник нахмурился. Не та манера говорить, вероятно. И все-таки он еще
не понимал.
-- Антон, колись. А то не пропущу, сам знаешь.
-- Ты обязан пропустить,-- наугад брякнул я. В нашем Дозоре любой, кто
знал расположение оперативного штаба, мог туда прийти.
-- С чего вдруг? -- он улыбался, но правая рука начала движение вниз...
Жезл на его поясе был заряжен до отказа. Костяной жезл, затейливо
вырезанный из берцовой кости, с маленьким рубиновым кристаллом на конце.
Если даже я увернусь, закроюсь -- такой выброс Силы переполошит всех Иных
вокруг.
Я поднял с пола свою тень и вошел на второй слой сумрака.
Холод.
Клубящийся туман... да нет, не туман, облака. Несущиеся над землей,
влажные, тяжелые облака. Здесь уже не было Останкинской башни, мир утратил
последнее подобие человеческому. Я шагнул вперед -- по облачной вате, по
набухающим каплям, по невидимой дорожке. Время замедлило бег -- на самом
деле я падал, но так медленно, что это пока не в счет. Высоко в небе,
мутными пятнами пробивая облачную завесу, светили три луны -- белая, желтая
и кроваво-алая. Впереди зародилась, набухла, ощетинилась иглами разрядов
молния, поползла сквозь облака, выжигая ветвящийся канал...
Я подошел к неясной тени, мучительно медленно тянущейся к поясу, к
жезлу. Перехватил руку -- тяжелую, неподатливую, холодную как лед. Не
удержать. Надо вырываться обратно, на первый слой сумрака, и вступать в
схватку. С некоторыми шансами победить.
Свет и Тьма, но я же не оперативник! Я никогда не рвался выйти на
передний край! Оставьте мне ту работу, что я люблю и умею делать!
Но и Свет, и Тьма молчали, как молчат они всегда, если их призываешь. И
только насмешливый голос, который звучит порой в каждой душе, шепнул:
"Никто не обещал тебе чистой работы".
Я посмотрел под ноги. Мои ступни были уже сантиметров на десять ниже,
чем у темного мага. Я падал, я был лишен всякой опоры в этой реальности,
здесь не было никаких телебашен и никаких аналогов для нее -- не существует
столь тонких скал и столь высоких деревьев.
Как хочется иметь руки чистыми, сердце горячим, а голову холодной. Но
почему-то эти три фактора не уживаются вместе. Никогда. Волк, коза и
капуста -- где безумный перевозчик, что запихнет их в одну лодку?
И где тот волк, что закусив козой откажется попробовать лодочника?
-- Бог весть...-- сказал я. Голос завяз в облаках. Я опустил руку,
подхватывая тень темного мага, вялую тряпку, размазанную в пространстве.
Потянул тень вверх, набросил на тело -- и впихнул темного на второй уровень
сумрака.
Он закричал, когда мир вокруг утратил подобие надежности. Наверное, ему
никогда не доводилось погружаться глубже первого слоя. Энергию на эту
