- Мне подписали рапорт, - спокойно ответил Денис. - Пора лепить
капитанские звездочки на погоны. Послезавтра я улетаю.
- Куда? - тупо спросил я, будто это было важным.
- На переподготовку. За пять лет я отстал серьезно... но попробую
наверстать. А потом в регулярные части, - Денис искоса глянул на меня. -
Видимо, на границе растет напряженность. Так что... тебе не с кем будет
советоваться, и некому плакаться в жилетку.
- Не плакался я тебе, и не собираюсь! - крикнул я. - Проваливай!
Может, кого получше пришлют!
- Да никого не пришлют, Алексей. Гарнизон опять сокращают.
- Меньше дармоедов, - огрызнулся я. - Прощай.
- Пока, Лешка.
Я шел от поста - почти бежал, а свежеиспеченный капитан Денис Огарин
сидел на ракетном ранце, на котором сидеть совсем не рекомендуется, и
пыхтел трубкой. Ему осталось провести всего два дня на моей планете, и
он был этому рад.
А мне, наверное, предстоит тут прожить всю жизнь. Еще лет сто. Вот
только чем они будут отличаться от прожитых двадцати?
- Может быть пива, Алексей?
- Нет, дядя Гриша. Коньяка.
Трактирщик Григорий и впрямь приходился мне дядей. Правда,
троюродным. У нас слишком маленькая колония, почти все друг другу
родственники - дальние. Поэтому на родство обращают мало внимания, разве
что на прямое, мать - сын, брат - сестра...
Но Григорий Кононов, бывший солдат Империи, списанный по ранению,
бывший городничий, ушедший с поста по собственной воле, бывший
миллионщик, разбогатевший на "Звезде полуночи", но просадивший почти все
состояние за полгода, был мне достаточно близок. Одно время он немного
помогал нам - когда отец уже погиб, а мама еще боролась за жизнь. Я не
то, чтобы его любил, уж слишком часто дядя говорил колкости, но
относился с большой симпатией, и это было взаимно.
- И что у тебя стряслось? - Григорий молча налил мне коньяка, причем
более дорогого, чем заслуживали мои жалкие кредитки. - Какое горе топим?
Я молча выпил, краем глаза наблюдая за трактиром. Народу пока
собралось немного. Кто-то играл в лапту и городки в спортивном зале,
кто-то резвился в бассейне - все это можно было наблюдать сквозь две
стеклянные стены трактира, выходящие внутрь клуба. Две другие стены были
бревенчатыми, как принято в трактирах.
- Предложили жемчужину первой величины, а у тебя воды не нашлось? -
предположил дядя Гриша. Я растерянно посмотрел на него. - Что, и впрямь?
Сидевшие рядом стали с любопытством поглядывать на меня. Их ожидания
оправдались. Уже через десять минут я, подтверждая прогноз Огарина,
рассказал всю историю.
Кононов присвистнул и налил мне полный бокал. Еще более дорогого и
качественного коньяка.
- За счет заведения. Все равно ты напьешься, так позволь сделать твое
похмелье менее тяжелым. Ничего, Леша, бывает.
Я кивнул. Меня уже сочувственно хлопали по плечам, говорили о том,
что всяко бывает, и удача все равно придет. Начали вспоминать истории о
том, как отказавшись от мелкого жемчуга старатель вскоре купил большой,
как абори приходили к одному и тому же человеку день за днем, принося
все более крупные жемчуга... Пошел нормальный, успокоительный треп,
когда вместе с искренней симпатией (все мы тут свои, и все, в общем-то,
люди добрые) угадывается и доля насмешливого облегчения. Не я! Не я
сделал эту глупость, - читалось в лицах.
Пил я много, но совершенно не пьянел, видно с горя. А может с дорогих
коньяков, от которых лишь теплело внутри, но соображение не терялось.
Только когда встал с высокого крутящегося стула, и ноги стали
разъезжаться, я понял, как набрался.
- Эх, отяжелел, Лешка, - подхватывая меня, сказал Ромка Цой, мой
ровесник, парень худощавый, но жилистый, под стать корейским предкам. -
Пропойца...
Сказал он не со зла. И никто бы не обратил внимания на слово, если бы
не мой недавний рассказ...
- Лешка-пропойца, - вздохнул кто-то. Имелось в виду уже не опьянение,
а постыдная история с обменной флягой.
И выходя вместе с Ромкой из бара я понял, что кличка приклеится
насмерть. Вместе со "скульптором", "дезертиром", "проводником" и прочими
насмешливыми эпитетами, за каждым из которых стоял тот или иной позор.
Капитан Огарин вновь оказался прав. Во всем.
- Ромка, почему я... почему я такой? - заплетающимся языком спросил
я.
- Сейчас, свежим воздухом подышишь, пройдет, - миролюбиво ответил
Ромка.
Мне стало смешно.
- Да не... кореец, ты дурак... я не о том...
Ромка только пыхтел, выволакивая меня из клуба. Городская малышня,
резвившаяся в бассейне, хохотала. Шедший навстречу отец Виталий, наш
новый священник, недавно принявший сан, неодобрительно нахмурился. Но
вежливо промолчал, достал сигаретку с марихуаной, и сделал вид, что весь
ушел в поиски зажигалки.
Я вдруг подумал, как часто в последнее время люди при встрече со мной
отводят глаза.
- Во, сейчас протрезвеешь, - сказал Ромка, сгружая меня на скамейку у
входа. Хорошо хоть никого на улице, кто в клубе, кто по домам сидит.
Большинство в клубе, конечно... - Ничего, Лешка, не грусти...
- Да не грущу я!
Ромка вздохнул, уселся рядом. Добродушно сказал:
- Это правильно. Грустить нечего. Со всяким бывает. Может тебе
жениться?
- Что? - я не уловил связи.
- Знаешь, умная жена... - он замолчал, сообразив, что ляпнул лишнее.
Но было поздно.
- Общее мнение? - спросил я. Ромка удивленно глянул на меня - до него
дошло, что я трезвее, чем выгляжу.
- Да. Общее. Ты уж не обижайся, но тебе и впрямь пора остепениться.
Сам он был женат четыре года, у него росли двое малышей, причем
старший уже гордо таскал на поясе обменную флягу. И в городке Ромку
уважали.
- Ты пойми, Леша, - Ромка посмотрел на меня с некоторым смущением. -
Все мы тебя любим. Ведь в чем наша, православная, сила? В любви, в
единении! Не только быть хорошим человеком, а еще и хорошим членом
общины. И за тебя душой все болеют, поверь. Когда ты очередную глупость
делаешь, может кто для виду и посмеется, но по правде-то, душа за тебя
болит! Когда человек один, он - тьфу... - Ромка плюнул под ноги, растер
плевок, - ничего не стоит! И себе в тягость, и общине. Может тебе и
впрямь, нужен кто-то рядом, а без того - сплошные неудачи?
- И кого мне община сватает? - спросил я.
Ромка смутился. Но выбраться из разговора было уже не так-то просто.
- Ольгу Нонову.
Я не сразу нашелся, что ответить:
- Ольгу Петровну? Ромка... в первом классе все мы были влюблены в
училку! Но ведь ей уже за сорок! Далеко за сорок!
Слава богу, он не сказал про "сорок пять" и "бабу - ягодку опять".
Молчал, отведя глаза. Я переваривал услышанное. Значит, в городе меня
считают настолько неисправимым лоботрясом, что кроме пожилой
учительницы, чопорной и самовлюбленной, по возрасту годящейся мне в
матери, никто не способен обо мне позаботиться.
О том, что я способен о ком-то позаботиться, речи не шло вообще.
- Улечу я, Ромка, - сказал я. - Куда угодно. В приграничье, на рудные
планеты. Не могу я больше так. Бродить, ждать, пока абори предложит тебе
кусочек фекалий...
- Жемчужины - не фекалии! - оскорбился Роман. Он был старателем
неутомимым и довольно везучим.
- Да хоть почечные камни, - злорадно повторил я слова Огарина. - Это
же безумие! Жить, надеясь, что выпадет удача, и тебе подарят никому не
нужный кусочек чужой плоти! Что вспоминать будешь, когда время умирать
придет? Как с флягой по джунглям бродил?
Ромку проняло. Мы были добрыми приятелями, но сейчас я перешел грань.
Он встал, склонился надо мной.
- Умирать не тороплюсь! И на омоложение заработаю! Да хоть сейчас
помирать - найду, что вспомнить - сорок три жемчужины свои, жену,
пацанов! А ты, Лешка, что вспомнишь? Детские свои скульптурки? Кстати,
из чего ты их лепил, обличитель? Вот они-то... как раз... Если бы на
Терре настоящие художники знали... в руки бы их не взяли!
Я молчал. Потому и перестал, чего уж скрывать. Как узнал, что такое
на самом деле попадающиеся в лесах янтарные кругляши, из которых так
интересно вырезать - вырезать, а не лепить - красивые, сверкающие под
солнцем статуэтки... так сразу и перестал резьбой баловаться.
- Беспутный! - жестко сказал Роман. - Может, собрать тебе общиной
денег на билет? Ты же сам никогда не заработаешь, тебя и так всем миром
содержат!
Я вскочил - земля под ногами качнулась, но я устоял, и быстро пошел
прочь от клуба. Алкоголь будто перестал пьянить, видно, слишком много
адреналина выплеснулось в кровь. Ромка, который горячился редко, а
остывал быстро, замолчал, и неуверенно крикнул вслед:
- Эй, да перестань ты, на правду не обижаются!
Не останавливаясь я шел вперед, к кромке поля. Да, да, я хочу
убраться отсюда! Я всю жизнь об этом мечтал! Но не мог же я, пацан,
улететь на сказочную, великую, древнюю Терру, когда болела мать! И с
этим проклятым набором волонтеров... ну не хотел я руку ломать, кто ж
такое захочет, я себе тренировку устроил, решил показать все, на что
способен, комиссии, а тут...
И сегодня. Шла в руки удача, шла жемчужина огромной цены. Сдал бы ее
в контору, получил чек... и через неделю, на туристическом лайнере
"Афанасий Никитин", что раз в полгода останавливается у планеты,
отправился бы в метрополию.
А теперь - конец. "Всем миром на билет" мне не скинутся, это уж
точно. Вместо того придет батюшка Виталий, выпьет со мной, или травки
покурит, если пост, посмотрит укоризненно в глаза, начнет говорить о
Боге, о судьбе, о том, что я своим безалаберным поведением огорчаю
Господа, что последствия - духовные - для меня будут очень прискорбны. И
не замечу, как пойду под венец с пожилой, толстенькой, занудливой Ольгой
Петровной...
Я пришел в себя, оказавшись на краю взлетного поля. Было совсем
темно, и в ночном небе вспыхивали, чиркали, сгорали и тухли звезды. Ну,
не звезды... падающие звезды. Наша планета окутана пылевым облаком -
из-за него настоящих звезд мы никогда и не видим. Зато каждый миг над
головой сгорают тысячи микрометеоритов. Говорят, настоящие звезды точно
такие же, только они не мерцают, горят ровно и спокойно. Говорят, что
наше звездное небо красивее обычного. Потому и приезжают иногда туристы
- провести одну ночь, потанцевать и выпить под мерцающим шатром...
Не знаю.
Я хотел бы увидеть настоящие звезды.
Я хотел бы летать от звезды к звезде. Пройти по планетам Приграничья,
посетить Терру. Кем угодно там быть! Хоть золотарем! Но не в нашей дыре!
Господи, пусть не верю я в тебя, не верю, но молю, помоги вырваться
отсюда! В настоящий, огромный мир, где можно стоять под небом, в котором
горят звезды, а не межпланетный мусор! Где происходят настоящие дела!
- Лешка!
Из темноты возникла фигура в форме. Я узнал Дениса - почему-то он был
при полном параде, даже три своих ордена нацепил. И звездочку на погоны
уже добавил...
- Так и знал, что это ты шатаешься... - уже потише сказал он,
подходя. - Все-таки военная территория, приятель!
Я молчал.
- Или я выбыл из разряда тех, с кем ты разговариваешь? -
полюбопытствовал Денис.
- Нет... - выдавил я. - Извини. Ты был прав... во всем.
- Надо же, - Огарин развел руками. - Ты признаешь... - он замолчал,
подошел ближе, взял меня за руку. - И ты меня извини. У тебя
неприятность случилась, а тут я со своими нравоучениями. Не держи зла.
- Мир и любовь, - ответил я. Надо же, способность шутить еще не
атрофировалась!
- Да, кстати... мир и любовь... У тебя водичка есть?
Я отстегнул с пояса новую флягу, рефлекторно прихваченную из
трактира, молча подал Денису. Тот глотнул, снял фуражку и вылил остатки
