правильно ли соединили, а ты сказал, что нет.
- Как он спросил?
Я напряг память.
- Ну... Примерно так: "Эдик, скажи, правильно соединили?"
- И тот, кто взял трубку, ответил, что "нет", - закончил Эдик. - Что
соединились вы неправильно...
Он снова нырнул в свои вычисления, а я, совершенно запутавшись, пошел
дальше. Итак, отвечал не Амперян.
Но совет оказался правильным, значит, отвечавший тоже был
"удачливым"? Или же неправильным, просто мы еще не заметили последствий
своей ошибки? А как заметишь, неизвестно, какими они могут быть! У дверей
электронного зала смирно сидел дубль Володи Почкина. Больше пока никого не
было.
- Скажешь Володе, пусть сам придет, - грубо сказал я дублю. Корнеев
всегда на меня так влияет. - Он мне пятерку уже неделю должен.
Дубль поднял на меня потрясенный взгляд и прошептал:
- Я не дубль. Я Володя. Могу пропуск показать, с фотографией и
печатью. А пятерку я после обеда занесу...
Было видно, что здоровяк Почкин пребывает в состоянии, близком к
шоковому. Я схватился за голову. Потом схватил Володю за плечи, затащил в
зал, и стал отпаивать чаем с бутербродами - настоящими, из буфета, а не
сотворенными магическим образом. Попутно я пообещал ему рассчитать за
сегодня все задачи, которые он принес еще неделю назад, а вечером взяться
за написание программы для новых. Володя медленно приходил в себя. Видимо,
еще никто и никогда не принимал его за дубля, так что с непривычки он был
расстроен.
- Заметку в стенгазету напишешь? - неожиданно спросил он. Видимо,
отошел.
- Напишу-напишу! - радостно сказал я. - Про Брута?
- А что он натворил?
- Не знаю. Но как-то принято...
- Нет. Надо про новые плакаты в столовой.
- Какие плакаты?
Глаза у Почкина загорелись.
- Ты еще не видел? Посмотри, - вкрадчиво посоветовал он. - Пойдешь
обедать, и посмотри.
Я пообещал сходить в столовую и посмотреть. Потом пожаловался Володе,
какой был ужасный день: вначале меня приняли за дубля, потом я Витькиного
дубля принял за Витьку, а под конец Володю за дубля... Язык чесался
рассказать про Корнеева и Колесо Фортуны, но я подавил искушение.
Почкин в ответ ободрил меня рассказом о том, как наши институтские
ребята поодиночке сматывались с затеянного месткомом празднования
трехсотлетия изобретения волшебной палочки, оставляя вместо себя дублей.
Под конец в огромном зале, где проходило торжество, не осталось ни одного
человека: только сотня небрежно запрограммированных дублей. Когда,
наконец, ушедшие работать магистры и ученики сообразили, что произошло, то
дубли оставались без присмотра уже больше трех часов. К ним отправился
Федор Симеонович.
Вышел он через полчаса, предварительно дематериализовав всех дублей.
На лице его блуждала странная улыбка, но о своих наблюдениях он никому
никогда не рассказывал, а делу Линейного Счастья начал посвящать еще
больше времени, чем раньше. История мне правдивой не показалась:
во-первых, что такого могли натворить дубли, даже плохо сделанные, а
во-вторых, работать больше, чем обычно, Федор Симеонович уже никак не мог.
Выпроводив Почкина, я наконец-то вернулся к "Алдану". Опасливо включил
питание и стал смотреть, как машина тестирует себя. Бойко протараторила по
бумаге виртуальными литерами пишущая машинка, и "Алдан" ласково заморгал
зелеными огоньками. Усевшись перед перфоратором, я взял стопку чистых
перфокарт, составленную девочками программу и облегченно вздохнул.
Кончились неприятности с Колесом Фортуны и дублями. Жизнь возвращалась в
свою колею. Ошибался я в этот момент здорово, как никогда. Но о том, что я
ошибаюсь, не знал никто. Даже У-Янус. Так уж получилось.
2
Товарищ! Мы вместе решили с тобой:
Покушав, посуду убрать за собой.
Автор неизвестен.
Где-то около двух я с сожалением оторвался от присмиревшего "Алдана",
встал, потянулся и направился в столовую. По пути заглянул к Витьке, потом
к Роману, но ни того, ни другого не нашел. Взяв стакан кефира и тарелку
жареной печенки с вермишелью, я направился к своему любимому столику.
Знаменит он был тем, что над ним висел огромный плакат с бодрой надписью:
"Смелее, друзья! Громче щелкайте зубами! Г.Флобер." Время от времени
плакат подновляли, и при этом текст чуть-чуть менялся - поклонник Флобера
каждый раз пользовался новыми переводами. Усевшись под словом "щелкайте"
я, прежде чем воспользоваться советом и начать щелкать, глотнул кефира -
тот оказался вчерашним, если не хуже. Потом, вспомнив слова Почкина,
зашарил глазами по стенам. Первый из плакатов я увидел на стене напротив.
Он гласил:
"Пальцем в солонку? Стой!
Что ты
себе
позволяешь?!
Мало ли где еще
Ты им ковыряешь!"
Поперхнувшись кефиром, я протер очки. Плакат не изменился.
Нормальный, аккуратно нарисованный плакат. Под ним сидели нормальные,
аккуратные девочки из отдела Универсальных Превращений. Девочки ели борщ,
обильно посыпая его солью, и ничуть не смущаясь необходимостью окунать
пальцы в солонку.
Мною овладел исследовательский зуд. Низко пригнувшись над тарелкой,
рассеянно нанизывая на алюминиевую вилку куски лука, печенки и
вермишелины, я смотрел по сторонам.
Над кассовым аппаратом я обнаружил чудесный, прекрасно зарифмованный
плакат на вечную тему: люди и хлеб.
"Мой знакомый по имени Глеб
Повсюду разбрасывал хлеб.
Не знает, наверное, Глеб,
Как трудно дается хлеб."
Перебрав в памяти всех знакомых ребят, я успокоился. Похоже, имелся в
виду не какой-нибудь там конкретный Глеб из НИИЧАВО, а обобщенный негодяй.
Кончиком вилки я извлек из солонки сероватую соль, посыпал вермишель и
быстренько доел. Закончил обед кефиром и пошел к выходу. На дверях меня
ждал третий плакат.
"Уходящий товарищ, ты сыт?
Зря спросил. Это видно на вид.
Администрация."
Слово "Администрация" меня добило. Я остановился, поджидая
кого-нибудь знакомого. Эмоции требовали выхода. Теперь я понимал Володю,
чей графоманский опыт исчерпывался знаменитым двустишием о едущем по
дороге ЗИМе. Разумеется, в нашей столовой работают не магистры, и даже не
бакалавры, а беззаветная любовь заведующего к Флоберу не панацея от
отсутствия вкуса. Самым удивительным было то, что никто не возмущался
этими жуткими виршами! Я вдруг перепугался, вспомнив утреннее приключение
с Колесом Фортуны. Вдруг мы каким-то образом исказили человеческие вкусы,
и теперь ЭТО считается нормальным? И Кристобаль Хозевич одобрительно
кивает, глядя на стихи о Глебе и хлебе...
В дверь проскользнул Юрик Булкин, наш новый сотрудник из отдела
Универсальных Превращений. По профессии он был энтомолог, но ухитрился
увлечься василисками - животными редкими и опасными. Теперь он вел тему:
"О свойстве василисков превращать живое в камень, и о возможности
превращения ими в камень воды". Как я слышал, теме придавалось большое
значение, так как с помощью дрессированных василисков намного упростилось
бы строительство плотин и был бы досрочно выполнен поворот сибирских рек в
Среднюю Азию.
Поймав Юрика за руку, я спросил:
- Слушай, Булкин, ты плакаты на стенах видишь?
- Вижу, - целеустремленно вырываясь сказал Юрик. - Я их сам писал...
Я остолбенел. Юрик слыл бардом, пел под гитару веселые песни, и от
его заявления упрочились мои худшие опасения. Видимо, оценив мою реакцию,
Булкин прервал движение к очереди алчущих пищи сотрудников и разъяснил:
- Меня знакомые ребята-социологи попросили. Они исследование
проводят, "ЧВ" - "Чувство вкуса". Какой процент сотрудников возмутится
этими плакатами за три дня. Нормальный показатель - двадцать пять
процентов.
- А у нас? - успокаиваясь поинтересовался я. - Вытянем норму?
- Тридцать процентов за полдня, - утешил меня Булкин. - И один,
похваливший плакаты.
- Выбегалло, - сказал я.
- Выбегалло, - подтвердил Булкин. - Подошел ко мне и говорит: - "А
ты, эта, значит, написал правильно. Эта, инициативу проявил. На ученом
совете вопрос буду ставить, как почин поддержать".
В глазах Булкина мелькнуло легкое злорадство.
- А ведь поставит, - задумчиво сказал я. - Еще и Модест поддержит, а
остальные решат не связываться... Так что ты готовься, Юрик, пиши плакаты
впрок...
Оставив Юрика в растерянности, я скрылся из столовой. Настроение
улучшилось, кефир весело булькал в желудке, создавая приятную иллюзию
сытости. Навстречу мне по коридору шел У-Янус.
- Янус Полуэктович, - поздоровавшись сказал я ему, - вы вчера просили
сделать расчет... Так он готов, я сейчас пошлю девочек вам занести...
Янус открыл было рот, чтобы спросить, какой именно расчет я для него
делал, но передумал, видимо, решив посмотреть по результату, что я
вычислял. Вместо этого ласково взглянул на меня и сказал:
- Александр Иванович, вы сегодня не засиживайтесь на работе.
Понедельник-понедельником, суббота-субботой, но сегодня-то вторник... да?
Неделя вам предстоит сложная, отдохните.
- Очень сложная? - беспомощно спросил я.
Янус Полуэктович грустно улыбнулся и прошел в столовую. А я
отправился в электронный зал в дурном расположении духа. Директор не
злоупотреблял возможностью предсказывать будущее, и очень редко ее
демонстрировал.
Ушел я с работы, когда еще и семи не было. То ли таинственное
предупреждение У-Януса сказалось, то ли захотелось посмотреть свежую серию
"Знатоков" по телевизору, сам не пойму.
Для очистки совести я сотворил двух дублей. Одного - заканчивать на
"Алдане" расчет задачи для Почкина, а другого - присматривать, чтобы
первый не отлынивал. Есть у меня такая нехорошая черта - мое настроение в
момент создания дубля очень легко этому дублю передается. Из института я
выбрался тихонько, стараясь не попадаться ребятам на глаза. Но на улице
настроение быстро улучшилось. Был легкий морозец. Девушки, попадающиеся
мне навстречу, весело смеялись, обсуждая переменчивую соловецкую погоду и
свежие сплетни. Компания ребят с рыбзавода имени Садко прошла навстречу,
что-то весело напевая под гитару и явно направляясь к ближайшему кафе. На
мгновение мне тоже захотелось устроить маленький загул, выпить легкого
болгарского винца "Монастырская изба", что недавно завезли в Соловец, или
даже дернуть сто грамм грузинского коньячка под бутерброд с балыком. Но я
вовремя сообразил, что в кармане лишь рубль, зарплата будет в четверг, а
Володя мне пятерку завтра никак не отдаст. Пообещав той части своего
сознания, что требовала разгульного образа жизни, реванш в субботу, я
направился в столовую номер 11, где можно было перехватить чего-нибудь на
ужин. Хмурая старушка-уборщица уже бродила между столами со шваброй,
намекая на скорое закрытие столовой. Но я все же успел встать в хвост
маленькой очереди и нахватать с подноса теплых пирожков. Возле кассы меня
поджидала еще одна удача - из недр столовой вынесли остаток молочного, и я
разжился сырком с изюмом и бутылкой кефира.
Обедневший ровно наполовину, но отягощенный грузом продуктов в
