- Ну чего стал? Иди! - На этот раз тетка не решилась сопроводить
приказ толчком. Плохо дело... Ромка двинулся в указанном направлении, и
чернильные лоснящиеся "ментовки" покатили следом. Кажется, влип...
- Побеги-побеги... - приговаривала тетка. - Они тебе побегут! Они
тебе так побегут, что света не взвидишь!..
Надо было немедленно на что-то решаться. Либо тут же, не сходя с
места, слезно во всем покаяться, либо вдруг опрокинуть тетку на одну из
машин - и давай бог ноги... Только ведь догонят, собаки, вон они какие
шустрые...
Конвоируемый угрюмыми "ментовками", Ромка обогнул скругление опоры, и
глазам его предстали две непомерно огромные глыбы. Таких здоровых он здесь
еще не видел.
Тем временем местность, словно разбуженная выкриками потерпевшей,
начала волшебно оживать.
- Леха! - лениво заорали поблизости (Ромка вздрогнул). - Цирк
пропустишь! Клавка за правду воюет!
Послышалось ответное восклицание, и вскоре из-за выдающегося ребром
бледно-золотистого выступа вышли двое. Один - постарше и потрезвее - в
кольчужно мерцающем короткоштанном полукомбинезоне с широкими оплечными
лямками. При ближайшем рассмотрении оказалось, что комбинезон этот не то
сплетен, не то связан из мягких, как веревочки, проводков. Лицо у
обладателя кольчужно мерцающей спецовки было мудрое и морщинистое.
Второй - помоложе и крепко на взводе - щеголял в чем-то вроде
длинного пончо из серого целлофана, подпоясанного по обширному животу
куском толстого разлохмаченного на концах световода.
- А Клавка-то, - заметил он, тараща радостные мутные глаза на
проходящих мимо, - обрастать начинает...
- Ничего, - успокоил тот, что в спецовке. - Сунется опять куда-нибудь
не спросясь - по новой облезет.
Оба, посмеиваясь, пристроились в арьергарде, однако вплотную
приблизиться не решились, что тоже не ускользнуло от внимания Ромки,
вообще чуткого в минуты опасности.
- Эй, малый, что натворил? - окликнул тот, что постарше.
- Стенку мне сломал! - последовал торжествующий ответ, прежде чем
Ромка успел раскрыть рот.
- Ну так и чего? - сказал второй. - Кладовка будет.
Стриженая Клавка обернулась и воинственно уперла кулаки в бока.
Процессия остановилась. Зрители - тоже.
- А я просила? - Голос Клавки стал несколько визглив. - Я
когда-нибудь кого-нибудь о чем-нибудь просила? Унижалась я когда-нибудь
перед кем-нибудь?
Каждое "нибудь" падало подобно удару молотка, с каждым разом все
более приобретая какой-то неуловимо матерный призвук.
"Ментовки" терпеливо ждали конца разговора. Потом одна из них
двинулась к зрителям и сильно обоих встревожила, чтобы не сказать,
всполошила. Тот, что в пончо, кинулся к ближайшей глыбе, прыгнул на нее
животом и, отбрыкивая воздух толстыми босыми пятками, вполз на покатую
верхушку. Владелец спецовки, не торопясь, но и не мешкая, отступил с
оглядкой к стене, поближе к теневому овалу. Затеплившаяся было у Ромки
надежда, что эти симпатичные подвыпившие дядечки ему помогут, - рухнула.
Они, явно, и сами побаивались глянцевых тварей.
- Да трезвый я, трезвый, начальник, - глумливо обратился с глыбы
присевший на корточки толстяк, в то время как "мусорка" закладывала
ленивый акулий вираж вокруг камушка. - Чего принюхиваешься?
- Ни стыда, ни совести! - сказала, как печать оттиснула, стриженая
Клавка. - Тьфу!
И двинулась к дальней молочно-белой громадине.
- Ломай! - приказала она.
- А? - тупо отозвался Ромка.
- Ломай-ломай! Нанес ущерб - так возмещай теперь! А ты как думал?
Церемониться с тобой будут?
Ромка все еще не верил своим алым оттопыренным ушам.
- Как это - ломай?
- А как хочешь!
Происходящее сильно напоминало провокацию. Ромка оглянулся и
вздрогнул. В нескольких шагах от него стояла неизвестно откуда взявшаяся
девушка с надменным скучающим лицом. Сверкающий, как фольга, балахончик,
хитрого плетения поясок... Одна из "ментовок" сунулась было незнакомке под
ноги, но та отогнала ее ленивым движением руки.
- Ну ты, Клавка, зверь, - покручивая головой, заметил мудрый и
морщинистый, по-прежнему держась на безопасном расстоянии. - Как он тебе
ее сломает? Она уж тут неделю стоит, никто за нее не берется! Ты
совесть-то хоть имей...
- Совесть?.. - вскинулась Клавка, и тут словно ручку громкости
увернули. Некая соблазнительная выпуклость на молочно-белой глыбе
приковала внимание Ромки. То есть настолько соблазнительная, что так бы по
ней и тюкнул. Зеркальная кувалдочка в руке сразу отяжелела, и Ромка, не в
силах отвести глаз от заветного бугорка, сглотнул. Где-то далеко-далеко,
на пределе слышимости, продолжали ругаться насчет совести.
- ...меня, что ли, мучит?
- А нет ее у тебя - вот и не мучит!
- Так тебя ж, сама говоришь, тоже не мучит. Значит, и у тебя нету...
Толстяк слезал с глыбы. "Ментовки" откровенно скучали: две кружили
неподалеку, что-то вынюхивая, третья и вовсе куда-то уехала.
- ...и к хозяевам не подлизываюсь! Не то что некоторые!
- Эх ты! Сказанула - к хозяевам! К ним, пожалуй, подлижешься!..
Наконец, не устояв перед соблазном, Ромка размахнулся и ударил.
Несильно, но точно и хлестко, как на бильярде. Глыба загудела, задрожала.
Все умолкли и обернулись удивленно.
Гуденье, угасая, как бы обежало глыбу изнутри, потом, словно
споткнулось обо что-то - и такое впечатление, что неподалеку ударила
молния. Сухой, двукратный, взрывающий перепонки треск. Ромка еле успел
отскочить. Добрая треть глыбы, съехав, тяжко грянулась об пол и,
устрашающе рявкнув, разлетелась вдребезги.
- Н-ни хрена с-се... - начал было потрясенно толстяк, берясь за
ушибленное дальнобойным обломком колено.
Ромка не слушал. Из наклонного мутно-стеклистого скола, как желток из
разломленного крутого яйца, выглядывала, круглясь, еще более
соблазнительная выпуклость. Ромка шагнул, занес кувалдочку - и зрители
шарахнулись. Это его отрезвило маленько - запросто ведь могло побить
обломками!
Ударил и отскочил. И пошла цепная реакция. Глыба стонала, лопаясь,
трещина порождала трещину, грохот стоял такой, словно рвались ящики с
динамитом.
Наконец канонада смолкла и малость оглохший Ромка попятился, глядя на
дело рук своих. Поле боя и впрямь выглядело устрашающе. Как после
артобстрела. Испуганно взглянул на зрителей. Мудрый морщинистый владелец
комбинезона с уважением цокал языком. Лицо Клавки обрюзгло от горя. Злобно
таращился толстяк. Девушка смотрела изумленно и восторженно. Откуда-то
набежала целая стайка глазастых пушистых зверьков и тоже уставилась на
груды обломков.
Все, похоже, ждали заключительного аккорда.
Осторожно ступая среди острых разнокалиберных осколков, Ромка
приблизился к пирамидальной кривой кочерыжке, оставшейся от огромной
глыбы, и расколотил ее тремя ударами.
- Вот... - как бы оправдываясь, сказал он всем сразу.
Толстяк прокашлялся.
- Да может, она только с виду такая была... - сказал он, то с
ненавистью глядя на Ромку, то с надеждой на девушку. - Посмотрим еще, что
кормушки решат...
Под кормушками он, надо полагать, имел в виду "мусорки".
А те уже вовсю подъедали обломки. Зрители, изнывая от нетерпения,
ждали, когда они покончат с последним завалом. Покончили. Съехались рыло к
рылу, и такое впечатление, что коротко посовещались. И наконец на
стеклистое покрытие посыпались разноцветные капсулы. Их было очень-очень
много.
- Ну я не знаю!.. - плачуще проговорил толстяк в пончо. -
Трудишься-трудишься, долбаешь-долбаешь...
Не договорил, махнул рукой и побрел, расстроенный, прочь.
Тот, что постарше, ухмыльнулся, потрепал ободряюще Ромку по голому
плечу и двинулся следом. Площадь звенела возбужденным чириканьем.
Лупоглазые подбирались к капсулам.
- Кши! - замахнулась на них стриженая Клавка. - Вот я вас!
Собрала в подол все капсулы до единой и, недовольно буркнув: - В
расчете!.. - заторопилась к ближайшему теневому овалу.
Сгинула. Разочарованно щебеча, стали разбредаться и пушистые зверьки.
Девушка с интересом смотрела на Ромку. Оба молчали.
- Меня зовут Лика, - сообщила она наконец. - Знаете, Рома, это было
великолепно...
9
И к мудрому старцу подъехал Олег.
Александр Пушкин
- Так это что же? - вымолвил Василий, остолбенело глядя вслед
удаляющемуся устройству. - Это выходит, если мы ломаем такую вот
хренотень... Они нам что?.. Пожрать за это дают?..
Безобразные россыпи обломков были убраны, и вылизанное "мусоркой"
покрытие блистало, как витринное стекло.
- Должен сказать, что вы весьма сообразительны, Василий... - вполне
серьезно отозвался дедок Сократыч, собирая заработанные капсулы в
белоснежный подол. - Я всегда подозревал, что дремучесть нашей милиции -
это... м-м... злобная легенда... Так вот, вы совершенно правы, - продолжал
он, направляясь к приземистой глыбе с этаким свечным наплывом сбоку. -
Именно за это и именно пожрать. Такая, знаете, работа...
Старичок вытряхнул капсулы в ложбинку, весьма удобно расположенную
как раз посередине наплыва, сам присел рядышком и с любопытством поглядел
на остолбеневшего собеседника.
- Чья? - хрипло спросил тот.
- Чья работа? - переспросил старичок. - Вы знаете, в том числе и
ваша... Смею заверить, что иным путем съестного здесь не достать. Разве
что выменять у кого... Да вы присаживайтесь, Василий, присаживайтесь... В
ногах правды нет... Собственно говоря, ее нигде нет, но... Прошу!
Василий сделал два нетвердых шага и опустился на краешек наплыва.
- Да, работа... - с удовольствием повторил дедок. - И, как вы уже,
наверное, убедились, далеко не столь простая, как кажется поначалу...
Требующая, я бы сказал, чутья, интуиции, черт побери!.. Я вот, честно вам
признаюсь, слаб, бездарен, камушка не чувствую - так, стучу куда ни
попадя... Но есть у нас, знаете, такие асы!.. Хотя, конечно, то, что вы
рассказывали о вашем товарище (чтобы целую глыбу - одним ударом!), это
уже, простите, что-то из области фантастики... Вы, кстати, что
предпочитаете? Острое? Пресное?.. Если острое, то попробуйте вот эту,
сиреневую...
Говорливый старичок всучил Василию сиреневую капсулу и плотоядно
оглядел оставшиеся. Приятное личико его при этом слегка осунулось,
перестав отчасти соответствовать словесному портрету.
- Да они что тут, с ума посходили? - вырвалось у Василия.
- Простите, вы о ком? - рассеянно переспросил Сократыч.
- Да о хозяевах!
- М-м... Хозяева?.. - Чуть растопыренная пятерня, пошевеливая
морщинистыми желто-розовыми пальчиками, коршуном кружила над горкой
капсул. - Вот с хозяевами, Василий, сложно... - Коршун замер и без промаха
пал на добычу - ею оказалась капсула нежно-лимонного цвета. - Что касается
хозяев, то здесь мы, так сказать, ступаем на зыбкую почву предположений и
гипотез... - Тут Сократыч надкусил пластик, прикрыл глаза, и далее кадычок
его подобно поршню совершил несколько энергичных возвратно-поступательных
движений. Оболочка опустела.
Василий тупо глядел на собеседника. Потом машинально надкусил силком
навязанную капсулу и поперхнулся. По остроте это и впрямь могло
соперничать с кавказской кухней.
- А что, товарищ ваш тоже из милиции? - живо поинтересовался
