в польской армии даже имеются официальные полковые священники,
причем это не какие-нибудь наши, православные, а католические,
напрямую связанные с Римом. И солдаты там имеют возможность
организованно посещать религиозные службы." (А вот в церковь
сейчас неплохо бы навеститься. Пускай даже строем и с песней,
но все же будет хоть какое-то разнообразие.)
"Кроме того, партийный аппарат там весьма и весьма слабый.
В польском райкоме обычно имеются всего два освобожденных
работника: первый секретарь и его заместитель. А у нас - да
зайдите вы в любой райком: ... их там некому!" И майор вкусно,
с выражением завистливого удивления выматерился. "А
большинство польских крестьян являются единоличниками,
колхозов в нашем понимании у них до сих пор практически нет. И
крестьяне там имеют возможность в обход Министерства внешней
торговли заключать соглашения с западными фирмами. Ну
посудите: ну на ... (неприличное существительное) такому
какой-то ... (неприличное прилагательное) социализм?"
"Меня солдаты много раз спрашивали: будем ли мы вводить
туда войска или нет? Что можно ответить? Войска наши там и
раньше были, и теперь они там присутствуют, но в события не
вмешиваются. Хотя обстановка там гораздо сложнее, чем она была
в Венгрии или Чехословакии, где шебуршилась лишь молодежь,
которая не знала прежней жизни, ну или там разная
интеллигенция. Но в народ мы в любом случае стрелять не будем.
Пусть это народ несознательный, народ обманутый, но это народ.
А то ведь не только враги наши поднимут вонь, но и самые
близкие друзья от нас отвернутся."
Полиберальничав, майор снова взял грозный и даже зловещий
тон: "И Польские события еще раз подтверждают то, что
идеологическая работа партии не может ограничиваться лишь
просвещением и уговариванием. Партия должна быть боевым
отрядом, железной рукой, если хотите!"
Он упомянул об эпизоде, который произвел на меня почти
столь же тягостное впечатление, что и его слова о грядущей
третьей мировой войне. "В начале прошлого года, когда пришло
сообщение об ограниченном контингенте, то сто процентов, я
подчеркиваю это, сто процентов личного состава нашей части
написали рапорта с требованием отправки в районы боевых
действий. Вы, вероятно, уже были свидетелями всевозможных
нарушений воинской дисциплины, но это не должно заслонять от
вас главного: если надо, то на наших людей вполне можно
положиться!"
На нарушения, действительно, насмотреться успели. Позавчера
на полковом построении один солдат в ответ на повторное, лично
к нему обращенное приказание стать смирно, начал материться -
с резким узбекским акцентом: "Солнце в глаза светит - не могу
в строю стоять! У меня глаза больные, а меня в армию забрали!
Лучше на губу посади!" И ему действительно тут же закатили
семь суток гауптической: максимальный срок, который командир
полка может дать рядовому. Прискакал дежурный по части и повел
его в огороженное кирпичным забором здание возле штаба.
Ведь если встречаются люди, способные из пижонских
побуждений сесть на семь суток, значит, могут найтись и такие,
которые под пули полезут... Но не весь ведь полк разом. Не
может такого быть...
Нет, граждане, вы не смейтесь, я, конечно, и сам понимаю,
что в реальности все было очень просто: построили и приказали
подойти по алфавиту и расписаться. Как на присяге или технике
безопасности. Что - кто-то имеет особое мнение? Насчет того,
что подписываться следует только добровольно? Хорошо,
приказываю всем таким, с позволения сказать, людям,
подписаться добровольно!
Слова
...Уютный мир заемных слов. (Эренбург)
Молчанье - высшая награда;
Слова же - сорная трава.
И ядом прет от них, и адом.
Не надо, граждане, не надо,
Не надо говорить слова!
Ты был когда-нибудь счастливым?
В день жаркий, душный и дождливый
Чихал ли, нюхая цветы?
И, лежа в теплой ванне, пиво
Из потной кружки пил ли ты?
Ну а гулял ты в летний полдень белый
Сквозь листьев свет и тьму стволов?
Ах, нестерпимый и железный,
Ах, беспощадный, злой и - бедный,
Несчастный мир казенных слов!
Слова - с бедой и смертью рядом.
От слов глупеет голова.
Не надо, господа, не надо...
Я знаю слабость слов. Не надо
Не надо говорить слова.
июнь - июль 1981 г.
-==3.7. В круге втором==-
***
В тот день с послеобеденной "самоподготовки" ушли раньше
обычного, в пять с минутами, так что Колька не успел поспать.
Он как раз нашел очень удобное место за валявшейся возле входа
в учебное помещение ржавой цистерной. Близко, но с дороги
незаметно. И солнце туда попадает - можно даже загорать.
Разделся, улегся, но только стал засыпать, как заорали
построение.
До части идти полчаса через лес по ухабистому шоссе.
Потрескавшийся асфальт, на котором все время спотыкаешься,
если идешь в строю. Солнце уже не очень жаркое, светит в
спину. Наконец показались ворота части. Забор из бетонных
плит, домик "КПП" с сонным дежурным за окошком. Весь городок -
десяток пятиэтажных панельных домов и пара магазинов. Дома
стоят перпендикулярно дороге, между ними видны дворики,
казалось бы, вполне мирного вида: лавочки, качели, детские
песочницы. Но бордюрные камни вдоль всех тротуаров выкрашены
через один в черные и белые цвета: кто ж на воле станет
заниматься такой туфтовой работой? А тут пригнали солдат,
раздали кисточки - и готово. А в дальнем конце каждого двора
виден высокий бетонный забор, такой же, как у ворот. За
забором - темная стена елового леса. И с другой стороны - то
же самое: шеренга домов, забор и лес. Везде огорожено.
Метров через двести - еще одни ворота. Уже собственно
часть: асфальтовый плац, который тоже весь в ухабах, но
аккуратно расчерчен кругами и квадратами. Вокруг плаца -
длинные одноэтажные казармы грязно-желтого цвета. Повсюду
стенды и плакаты с армейскими рисунками и надписями. Зрелище
предельно тоскливое. Второй круг армейского ада. Но имеется
еще и третий круг: гауптическая вахта, вокруг тоже забор -
кирпичный, еще более высокий, а сверху натянуты провода - не
то сигнализация, не то высокое напряжение.
За казармой часть огорожена не бетонным забором, а столбами
с колючей проволокой. Даже на забор у них материала не
хватило. За проволокой - горбатый луг; до горизонта не более
ста метров. Пожелтевшая от засухи, но высокая трава. Низкое
солнце светит прямо в глаза. Побежал - и через минуту скрылся.
Если, конечно, не подстрелят. Неподалеку от казармы торчит
вышка с часовым. Сторожит он, правда, не их - много было бы
чести - а склады, но все равно - сплошная лагерная романтика
кругом.
И вот опять передо мной
Всю ночь маячит часовой
С обрезом, блядь, с обрезом, блядь, с обрезом!
По вечерам многие собираются в "бытовой комнате" и поют под
гитару песни, большей частью блатные:
Приморили, гады, приморили,
Загубили молодость мою!
Рядом с гауптической, ближе к казарме находится небольшой
домик с вывеской: "Солдатская чайная Огонек". Обжорка.
Кормилица народная. Сейчас на двери засов, открывают только
после ужина, да и то не каждый день. Колька обычно берет себе
сразу две полулитровые бутылки можайского молока с кексами. А
как выкушает - так даже косеет. Абсолютно натурально косеет,
как от алкоголя, честное слово. Идет потом в казарму, как
пьяный - куртка расстегнута до пупа, ремень - в одной руке,
пилотка в другой, а сам аж шатается... А то от кормежки в
ихней столовой просто подохнуть можно. На первое - капустная
баланда, а на второе - дристня из разварившихся макарон.
Поваров всех надо гнать с кухни под жопу пинками: даже макарон
сварить не могут. Это у них называется "полное государственное
обеспечение". Обеспечат они тут тебя кровавым поносом и больше
ничем; вот уж действительно - приморили, гады, так
приморили...
Встали перед казармой, замкомвзвода скомандовал разойдись.
В казарму почти никто не пошел, чего там делать, уселись возле
входа. Кто успел - на лавочках в курилке, а остальные - на
вытоптанном газоне. На газоне даже приятнее. Курилка там
замечательная - образец армейской тупости. Бетонная чаша,
заполненная гнусной жижей с плавающим в ней толстым слоем
окурков. Чаша окружена бетонным пятиугольником, причем на его
поверхности отчетливо заметны трещины, образующие пятиконечную
звезду. Несомненно, сперва так и соорудили - в форме звезды.
Но потом, видимо, некто идейно более грамотный счел
аполитичным изображение звезды в таком непарадном месте и
велел все залить бетоном. И все стало весьма политично и
патриотично: сидят советские солдаты и похаркивают на
Пентагон.
Потом Колька и вовсе растянулся на травке, сняв сапоги и
подложив под голову пилотку; вскоре он уснул и проспал,
наверное, минут двадцать, даже сны снились, не запомнил,
какие. А проснулся он от матерных воплей какого-то майора,
кажется, дежурного по части, которому почему-то не
понравилось, что человек десять растянулись на газоне. А такая
вроде бы вполне батальная картина получилась: бойцы после боя
на привале. Хоть сейчас на выставку. Колька вызывающе медленно
встал и поглядел этому майоришке прямо в глаза: да откуда он,
подлец такой, взялся? Потом сунул ноги в сапоги, повесив
портянки на голенища, и пошел в казарму. Через десять минут
все равно построение на ужин, так что - спасибо, гражданин
майор, что вовремя разбудили. Вы бы еще в столовую слетали,
жратву нам прямо сюда принесли - совсем было бы здорово...
Колька вошел в казарму, вдохнул едкий, по осеннему унылый и
смертный казарменный запах. Непередаваемый букет: сапожный
крем, хлорка и моча из туалета. И еще мастика для пола. Каждую
неделю по субботам пол заставляют натирать мастикой и вонь
потом несколько дней стоит нестерпимая. Умышленно громко топая
сапогами, Колька двинул в спальное помещение и лихо прошелся
по особым участкам пола, ходить по которым строго
воспрещалось. (Полагается делать крюк по центральной дорожке
до дальней стены и потом вдоль боковой стены обратно.) Помимо
Дмитрий Скафиди.
40 градусов по Михалычу
-==40 ГРАДУСОВ ПО МИХАЛЫЧУ ==-
-==1. Куда мы летим ?==-
СИСТЕМА СОЛО.
ПЛАНЕТА ТИРА-365.
ЗАПАДНЫЙ ПАСИФИК.
КОНЕЦ 5-й СТАДИИ 4-го КРУГА.
Тяжелая тропическая ночь самым нахальным образом окутала
горизонт вплоть до
темно-лиловых отливов низких разорванных туч. На десятки миль
вокруг -- ни души, а под тобой добрых пять тысяч метров глубины
черного океана. Ни единого огонька на горизонте, который для
привычного глаза остается виден еще долго, пока не превратится в
иллюзию, совсем растворившись во мраке. Но Михалыч не видел даже
иллюзии, он не видел вообще ничего кроме темноты... он лишь
чувствовал воду, в которой бултыхался и знал где верх. Михалыч
никогда не тонул, невзирая на количество выпитого. Это было его
плюсом, минусом Михалыча была ПАМЯТЬ, черт бы ее подрал...
Просто Божья кара -- помнить ВСР, сколько бы ни выпил!!! И на этот
раз Михалыч помнил, что с ним было вчера, сколько он выпил и с кем,
до какого свинства он дошел, потом... как он, падая, боялся попасть
под винт, но не попал... Заурядный алкоголик не вспомнит, что с ним
происходило, но Михалыч не был "заурядным" -- он был
УНИКАЛЬНЫМ. Когда-нибудь все так бы и вышло, ну не в этот раз,
так в другой, -- он бы непременно свалился за борт. Теперь, когда это
свершилось, он по-настоящему понял...
Вода была теплой, несмотря на ветер и брызги, Михалыч не хотел
