последние капли часа шакала, наступает новый час шакала... Верно ли, что
невозможность лаконичного объяснения и отсутствие конкретного знания ничего не
меняют? Какой волк, шакал, крыса. Когда. Где. Мы понимаем каждый разное и
каждый - свое. Но общая мелькнувшая брезгливость есть рефлекторное отвращение
к шакальей неизбежности. Не понимая - согласны. Дрянь.
Иногда я стараюсь быть счастливой. Убогость этих попыток приводит в
восторг моих лучших подруг. Их у меня, при всем при том, несколько и в
нормальном состоянии они обо мне не помнят, так, изредка и чаще утилитарно.
Звоня мне по телефону в субботу подруги ждут жалоб, а получают отпущение
грехов, что происходит, скорее, от моей лени, чем от великодушия. Часто
при этом присутствует Сюзанна и, так как подруги у нас не пересекаются, в
громкости и выражениях она не стесняется.
Люди тусуются вокруг, как карты - а я с детства умела играть только
в дурака и то всегда проигрывала. Это продолжается. Но то, что ~наука умеет
много гитик~ оказалось правдой.
~Ты всегда все усложняешь~ - констатация, которая уже перестала мною
замечаться. Хотя что есть усложнение, как не нормальная работа человеческого
духа. Когда я смотрю на свои руки с обломанными от уборок ногтями, мне не
хочется соглашаться, что простота - вариант мудрости. Простота - это трудовые
навыки дебила. Это тупик.
- Как могут эти... так много хотеть?- недоумевает за моей спиной простота
в цветастых трусах, и тут же душа моя спотыкается и хнычет:~ Верните мне
желания, и я буду исполнять их не торгуясь и смакуя каждое, уберите от меня
запыленность аскетизма и тусклость истеричной добродетели!~
Ведомая своей неестественностью, я теряю возможность понимания,
приобретая взамен сомнительную глубину одиночества и теоретический покой.
Как ощущаю я порой гулкость и значительность живущего во мне
пространства! Как пристальный взгляд из темного окна. Как чужое дыхание в
полуночном парадном с разбитой лампочкой. ~Свет нашего сознания,- могла бы я
сказать Другу, который не состоялся,- слаб и немощен, он дрожит, иссякая,
и тьма естественного течения событий размывает его края...~ Какой дурак готов
это слушать. Мне кажется, я начинаю понимать почему они смеются.
-==День рождения ежика.==-
Именовать каждый день - это глупая неизбежность приговоренного к
пожизненному заключению. Зарубки /по любому из существующих календарей/ на
долгом косяке двери, ведущей, или не ведущей, за пределы представлений.
Но что остается делать? Только давать дням имя собственное, пытаясь тем
самым некий аморфный сгусток времени превратить в пульсирующее воспоминаниями
нечто. Вылепить из временного пласта некое подобие себя бывшего и заставить
повторять слова, слова, слова...
А радость не переживается повторно. Каждый повтор - слабое эхо
предыдущего. Так перестает биться сердце, и синусоиды на экране переходят
в безмятежность. Печаль же повторяется бесконечно остро. И чем больше понимаешь
как можно было предотвратить, исправить, вернуть, тем хуже. И как часто
снятся сны с исполнением, где все наконец-то по сценарию, и Режиссер доволен.
Пожалей меня, Господи, дай умение наслаждаться своими ошибками и чувство
удовлетворения неизбежностью...
Вот несколько заповедей, подаренных мной восьмилетней своему плюшевому
ежику на первую годовщину со дня его теоретического рождения:
1. Ежик не должен рождаться против иголок, это вредно для всех.
2. Ежик не должен пресмыкаться, это противно.
3. Ежата - честные и хорошие ребята.
4. Кровожадный еж - не еж.
5. Настоящий ежик обязан любить свою хозяйку.
Я всегда слишком многого требовала, не считая это недостатком, скорее
гордым стремлением к совершенству. Сейчас я угомонилась и обиделась.
-==Возвращение в Темнолесск N1.==-
... И тогда я решила поехать в Россию. Уходы в моей жизни всегда
получались, но возвращения проходили тихо и незаметно, более по-домашнему,
чем, как ни странно формулировать это, хотелось бы. Драматический уход и
возвращение, не подтверждающее правильности жертвы.
Но вот на средине пятиэтажного, пронзенного тополями города скажут
~Здравствуй~, и чувство окончательно и собственноручно нарушенной судьбы
захлестнет, а потом обнажит очевидное: я всегда бежала от себя и порой это
мне удавалось. Я заходила в брошенные мною комнаты и перебирала бусы, еще
хранившие субфебрильную температуру предлихорадки. Я кормила брошенных мною
животных, и формально отвечала на письма родных.
Конечно, запрещая себе видеть эти улочки в снах, я нарушала естественное
течение ностальгии. Если бы по этим улочкам не ходили люди, которых я
мучительно хотела встречать тогда, запрещала себе симулировать случайные
свидания и от которых, в конце-концов, уехала... Расстояние не помогало мне,
а только обостряло воспоминания, которыми я - был такой период - существовала
и без отъезда. Но может быть отсутствие моего ощущения помогло тем, оставшимся,
забыть, избавиться, возвысить нелепость с моим именем до трагического, или
неприкаянного образа, бесплотность моего нахождения в городе, пронзенном
тополями, была очевидна и ложно необратима, поэтому это ли не путь к переходу
плоти в иное измерение, в призрак, которому уже не чуждо понятие выхолощенной
пародии на вечность.
Я не поеду туда.
-==Исполнители.==-
Любая случайность на человеческом пути есть дурацкая /или не дурацкая/
закономерность этого же пути.
Был у меня человек, его звали приятель Конт., мы встретились случайно,
но было совершенно очевидно, что не произойти эта встреча не могла. Он говорил:
~Пойми, девяносто девять и девять десятых окружающих тебя - дерьмо, поэтому
считай себя изначально избранной и по возможности будь этим счастлива, а не
сравнивай с оставшимся ноль одним процентом~. Сам он тихо сгорал от
предположений, что кто-то состоялся лучше и избраннее. Мне было это понятно.
Как он был интеллектуально изощрен и знал себе цену! Лишь ко мне он относился
снисходительно, потому что интересовался биологически и не допускал, что его
интерес направлен на случайность. Он был... надеюсь, что он есть. Он был
москвич - это в некотором смысле профессия, а не прописка. Это образ жизни
и мышления. Он честно делил все на москву и остальную рязань.Он не был нормален
и очевиден, а я играла в него, как в учебник по литературе для старших классов
-
третья строчка снизу на тридцать пятой странице: ~Всю жизнь раненая птица моего
воображения пытается взлететь...~
Всю жизнь!
-==Вставка.==-
Если я пячусь, то просто хочу ощущенья стены. Если я вспоминаю людей,
то просто рука моя шарит в поисках опоры - я иду по хрупкому мосту из вчера
в проблематичное завтра и, оглядываясь, вижу лишь задворки духа. Перила моста
давно сгнили. Вперед я стараюсь не смотреть.
Ужасно, что можно помнить факт встречи с этим, как его, ну, сейчас, э...,
короче с этим человеком в автобусе номер ну, этот, которым всегда ездила на
работу, так вот он обронил среди казенных фраз: ~Я не могу уважать себя,
потому что я себя хорошо знаю~. Но ведь не любить себя тоже невозможно?
Я стараюсь реже быть самой собой, ибо скучна и прилизана, как парик
раввинши. С собой мне скучно. Может быть поэтому я выбираю этих, как их, ну,
сейчас...
-==Пиня.==-
Только ли законы отражения света заставляют меня отводить взгляд от
яркости Стены Плача? Только ли неизбежность работы высасывает легкость духа
на исходе субботы?
Не желая формулировать и тем самым очерчивать итог, я предпочитаю
догадываться, и неготовность идти дальше - просто страх прийти в очередной
тупик. Я люблю стоять на распутье и смаковать возможность выбора. Легкость
неопределенности - это единственная легкость, доступная мне. Это и есть одно
из основных наслаждений, когда роли примеряются необязательно, а эмоции
все-таки не столь трехмерны.
Возможность выбора - главное что есть у человека и глупо, но принято
захлопывать за собой ловушки очевидных поступков: стандарт, стандарт.
Мучительное и серьезное совершение глупостей моя основная профессия.
Со стороны у меня все в порядке.
Самым безумным считается в моем кругу Пиня - бывший суицидник, а ныне -
абсолютный счастливец - с повышенным настроением, знанием языков, желанием
жениться и абсолютной неспособностью потерять возможность каждодневного
выбора. Женщин он боится, считая любое движение в его сторону покушением
на свободу его инициативы. Детей обожает и воспитывает на каждом углу.
Проституток угощает конфетами. Пиня боится простудиться и любит себя
самозабвенно, откровенно и инфантильно. Говоря часами, он вдруг грустнеет на
миг и произносит что-то чужое, а скорее всего - свое, от чего бежит всю жизнь
и не убежит никогда.
- Я делаю лишь то, что доставляет мне удовольствие,- говорит, например,
он,- мое и ваше счастье, что вид моего эгоизма - альтруизм.
У Пини хватило ума не нарушить радужную пленку социальной мимикрии в
России, и по нему не шаркнули пыльной казенной подошвой душевной нормы. Мечта
антисемита, он не волочит себя по жизни, как сломанную ногу, а весело скачет
на единственной здоровой, честно скаля железные зубы и читая на пяти языках
все, что подвернется.
- Я не понимаю, что я смешон,- говорит Пиня.- И это позиция.
Если бы знал Пиня как часто я думаю о нем, он бы меня пожалел - не понимая
когда я смешна, я тщетно уговариваю себя не понимать саму возможность этого,
как Пиня. Как этот наш прощаемый заранее за то, что наш - Пиня.
Не умея отстраняться, я не умею прощать. Не умею прощать даже себя и себе,
в этом невыгодное мое отличие от других.
Выгодное же отличие мое от других в том, что я готова быть лучше, чем
есть и хуже, чем представляется.
-==Возвращение в Т-ск N2.==-
Иногда я решаю все-таки ехать в Россию. Все мы иногда что-то все-таки в
очередной раз решаем, не правда ли.
Никто так меня не ждет, как родина. Она не ждет меня настолько
безразлично,
что от прошлых невыносимых ненавистей и любовей моих уже остался только пепел
недоразумения.
Есть два слова, отзывающиеся во мне ноющей разлукой - Россия и одно имя
собственное, которое не состоялось. Обе истории этих слов типичны, безрадостны
и столь же сюрреалистичны, как жизнь служащего сомнительным идеалам.
Лицо мое спокойно, но я плачу, водя, как слепой, по слабым отпечаткам
воспоминаний - беспомощная эстетика трехсоттысячных провинциальных городов,
ты въелась в нас, как запах хозяйственного мыла в батистовую прелесть
пионерской блузы. Белый силикатный стандарт и узнавание третьего окна во
втором ряду сверху - мое, шторки с хризантемами, ма-а-ама, ну еще полчасика!
О, как уживалась истома созревания с деперсонализацией реальности, романтика
первой звезды с пониманием что кому когда нельзя говорить. И самое уникальное -
тогда она уживалась гармонично.
Счастливый период моего инфантилизма, я стыжусь той стеснительно
очерченной девочки и завидую, что она продолжает поджигать тополиный пух и
хоронить в красивой коробочке повешенного этими мальчишками совсем бездомного
бедненького котеночка. Я четко принимала разделение ролей - палач, жертва,
оплакивание. Месть возникла позже. А Сюзанна уже целовалась в подъезде!
Простор моей биографии не осквернен ничем нарочитым, но и случайностей
было немного. Сплошной осенний бульвар - золото с перегноем.
Идти, загребая пыльные перепонки сусальной осени. Бездумно наблюдать
шизофренически вычурную жестикуляцию кленовых ладоней. О, прошлая любовь моя -
ржавые шаткие недостройки социалистических подачек - блочные, многоквартирные,
не охраняемые никем.
Пошлая мелодраматичная трактовка своего детства свойственна человеку и
человечеству, но и ничего более жалобного не знает ни один из нас...
Все-таки мне абсолютно незачем туда ехать.
-==Избитая романтика.==-
Афористичность мира выводит меня! В каждой новой встрече уже таится
вывод, изначально опошляющий всю теорию невероятности.
