только-только самим хватит! Я же тебе говорила, что в этом году за сданную
клюкву сапоги итальянские дают.
- Ноги за сапогами не ходят, - сказала Настя. - Молода была, так
зараз по полмешка приносила.
- Пять рублей ведь Сане отдал, - посетовал Володя. - Ему все равно,
на тракторе сколько везти.
- Яблок возьми, - сказала Настя.
- К бесу яблоки, - вдруг оживился Володя, - ты баб-Настя, лучше
скажи: лук родился?
- Родился. Возьми, сколько там надо...
За молоком и яйцами для драчены пришлось бежать к Нюрке. Сама Настя
не справлялась уже с коровой, а в этом году и кур не завела. Только
поросенка за пятьдесят рублей купила весной. Яичками, молоком и сметаной
на скоромные дня приходилось одалживаться.
Леночка уныло ковырялась в сковородке. Уплывшие сапожки не давали ей
покоя. Володька быстро, почти не жуя, глотал куски драчены.
- Эх, - сказал он вдруг, - такая знатная закусь и всухую пропадает!
Настя промолчала.
- Ну ладно, не жидись, - настаивал Володька. - Я же знаю, у тебя
есть.
- Ты что ли привез? - хмуро спросила Настя.
Водка у нее действительно была. Целая еще непочатая поллитра. Но
стравить ее Володьке Настя никак не могла. Пора уже навоз под будущую
картошку в огород вывозить, это значит, идти к Ваньке-пастуху или к
одноглазому Лехе в Андреево. А теперь, после постановления, мужики за
деньги стараться не будут. Ныне к деревне без водки никуда. Не Володька же
будет таскать навоз. И Настя осталась сидеть, не пошла за припрятанной
бутылкой.
Володя понял, что угощения не будет.
- Жадная у тебя бабка, Ленок, - сказал он, вылез из-за стола и исчез
в сенях.
Под окном затарахтел санькин трактор.
- Вы уже? - спросила Настя. - И не заночуете?
- Я останусь до завтра, - успокоила Леночка. - А Володя поедет. Ему с
утра на халтуру надо.
Настя убралась с посудой, вышла в сени. Все двери: на улицу, в хлев,
кладовку были распахнуты. Леночка, стоя посреди кладовки, сосредоточено
запихивала в мешок заплетенные в косы вязки чеснока. Два мешка с луком уже
стояли рядом с клюквой. Красный от натуги Володька, обхватив двумя руками
кадушку с грибами, волок ее к саням.
- Кадушку-то куда? - тихо ахнула Настя.
- Не бойсь, никуда твоя кадушка не денется, - отдуваясь сказал
Володя. - Сказал, что привезу обратно, значит так и будет.
Настя больше не вмешивалась и не помогала. Она только стояла и
смотрела.
Встала на сани кадушка, рядом поместились три ведра пареной брусники
и перевязанный старой юбкой короб с набранными Леночкой яблоками.
- Ой, тяжело как! - сказала Леночка. - Ведь в поезд не сядешь.
- Ничего, мужики на станции пособят, - успокоил Володя.
Он уселся на соломе рядом с вещами, обняв их сколько мог, чтобы не
попадали от толчков, и кивнул ожидающему в тракторе Сане. Трактор дернул,
санки, оставляя в земле две глубокие борозды, потащились следом.
- Как он там справится, бедный? - сказала Леночка.
- Грибы сушеные забыли, - словно отвечая ей, проговорила Настя.
- Ничего, они не тяжелые. Я завтра поеду - захвачу.
Настя обошла дом, аккуратно прикрывая распахнутые двери.
Володька уехал - ну и ладно. Теперь они вдвоем с Леночкой
посумерничают. Загребущие все-таки руки у парня. Надо же, дубовую кадушку
уволок! И назад не привезет. Поленится. Теперь грибы в ведра запасать
придется. Лубянок уж не найти, остается опята брать. Ну так что ж, другие
берут и хвалят. Опенок, хоть и малый гриб, но тоже спорый, кучами растет.
Только сегодня, возвращаясь со мха, Настя заметила здоровенный выворотень
весь желтый от молодых опят. Вот и пригодится находка, все-таки зима будет
с грибами.
Леночка, отправившаяся в обход дома, спустилась с чердака.
- Что я нашла!.. - сказала она. - Там наверху еще мои куклы лежат. Я
думала их давно в печке пожгли. А они лежат.
- Пусть лежат, - сказала Настя. - Пригодятся.
- Ты у меня запасливая! - засмеялась Леночка. - Пойдем чай пить.
Ночью спалось плохо. Вроде бы вечер прошел как надо, за чаем и
разговорами, а спалось плохо. Мыши ли громче обычного шуршали за обоями,
или слишком жарко было в дважды топленной избе, но уснула Настя далеко за
полночь. И почти сразу проснулась от того, что сквозь сон ей почудился
тонкий, зудящий, комариный писк. Хотя какие тут могут быть комары? Пропали
комары давно.
Настя медленно провела ладонью по лицу и вздрогнула, почувствовав,
что пальцы стали влажными и липкими. И так странно-знакомо было это
ощущение, что Насте померещилось, будто она различает в сплошной тьме
кровавые пятна на концах пальцев.
- Зачем раздавила-то? - вспомнился нюркин голос.
- А чтобы не хапал больше, чем унесть может...
Настя поднялась с постели. Непонятная тоска холодными пальцами сжала
грудь. Шумно сдвинув стул, Настя сделала в темноте три шага, опустилась на
холодные плахи пола. Где-то впереди, в красном углу висели иконы. Настя не
часто вспоминала о них. По праздникам ходила в церковь в Погост, остальные
дни обходилась так. Домашнее благословение не казалось святым, и, когда
случалось, по одиночеству Настя беседовала с ликами, то в этих разговорах
было немного почтительности. Егория-победоносца фамильярно звала
судариком, Николу - старичком, деву Марию - так и вовсе "девахой".
- Что, деваха, жалеешь своего парня-то? - спрашивала Настя, обтирая
пыль. - Жалей.
И вот теперь, стоя на коленях перед невидимыми досками, Настя била
поклоны, не зная, на что жаловаться, чего просить.
Леночка заворочалась под одеялом и, проснувшись, испуганно позвала:
- Бабуля, ты что?..
- Грех... - выдавила Настя.
- Да какой у тебя грех? - Леночка нашарила на столе коробок, зажгла
спичку.
- Комара убила. Совсем, насмерть.
- Ты что, с ума рехнулась?!
Леночка прошлепала босыми ногами к выключателю. Комнату залил яркий,
чужой свет.
- Что ты, бабуля, опомнись, какой комар?
- Комар, - повторяла Настя. - Он ко мне по-хорошему, без трактора, а
я его насмерть убила. Грех...
ЯЩЕРА
Последние сотни метров дались особенно тяжело, кочкарник шел как
специально неровный, выдергивать ногу из хищно хлюпающего мха было все
труднее. А под конец у самого берега, как это обычно бывает, встретилась
топкая полоса, и пришлось тащиться вдоль нее, выискивая упавшую березу. И
как странно было почувствовать под ногами твердую землю, идти, удивляясь
быстроте и легкости ходьбы.
Впрочем, легкости хватило ненадолго. Крутой, словно искусственно
насыпанный склон и высокая, никогда не кошенная трава останавливали не
хуже болота. Пройдя лишь несколько метров, мужчины, не сговариваясь
опустились на землю, отставили туески, на дне которых перекатывались
шарики морошки, и освободились от рюкзаков, полных все той же твердой
ягоды. Георгий принялся с кряхтением стаскивать сапоги, Артем, знающий,
сколько еще предстоит идти по мокрому, благоразумно не стал разуваться.
Дети же повели себя совершенно по-разному. Андрюха, впервые попавший
в подобную передрягу, и не нашедший никакой прелести в хождении по болоту,
даже не вышел на материк, красный и потный уселся на валежине, зло
отмахиваясь от наседавших слепней. Даша, ради которой, собственно, был
сделан этот почти двухкилометровый крюк, сначала вертелась вокруг Андрея,
уговаривая его скорее бежать на вершину, где земляника, и откуда все-все
видно, но Андрей и от нее отмахивался, словно от кусачей мухи. Поняв, что
от Андрюшки толку не добьешься, Даша ускакала на вершину одна. Вскоре
сверху донесся крик:
- Папа, гляди, где я!
Артем отыскал фигуру дочки среди ветвей и крикнул:
- Молодец!
- Смотри, куда забралась? - удивился Георгий, - как бы не убилась...
- Не убьется, - успокоил Артем. - У нее тут все деревья освоены.
Тарзанит вовсю, совсем одичала.
Мимо с независимым видом прошел Андрей. Земляника и неохватные сосны
с толстыми, удобными для лазания сучьями соблазнили и его.
- Пошли и мы, - позвал Артем. - С вершины вид потрясающий.
- Чего смотреть-то? Болото, - сказал Георгий, но тоже поднялся.
Остров, к которому они так долго шли, представлял собой крутой холм,
метров на двадцать взлетавший над окрестными мхами. Он плотно зарос
строевым лесом и от этого казался еще выше. Было совершенно невозможно
понять, как на ровном месте могла образоваться эта чудовищная по величине
и к тому же совершенно правильной формы куча песка.
Тяжело дыша, мужчины выбрались на вершину.
- Да!.. - потрясенно протянул Георгий.
Одно дело знать, что находишься в самом сердце мохового болота,
рассуждать, что в длину в нем километров сорок, а в ширину чуть меньше
десяти - другое дело увидать это своими глазами. Пейзаж, казалось бы
примечательный лишь своим однообразием, в таких масштабах обретал значение
вселенского символа. Всюду, покуда различал взор, топорщили
японски-изогнутые ветки, усаженные почернелыми старыми шишками, чахлые в
рост человека сосенки. Свободные от карликовых сосен мокрые речажины
уходили вдаль длинными ярко-зелеными языками. Пятна высокого красного мха
казались каплями охры, сорвавшимися с кисти титанического живописца,
осмелившегося писать этот слишком большой даже для него простор. И без
того далекий лес отодвинулся еще дальше, окунувшись в голубой туман
горизонта. Лишь несколько островков вроде того, на котором они стояли, но
поменьше, создавали необходимую каплю разнообразия.
- Страшно, - сказал Георгий, кивнув вниз. - Туда спустишься, и ты как
на блюдце у кого-то. Или, еще хуже - под микроскопом. Ты - инфузория, а
оно сверху, огромное. Теперь понимаю, почему предки бога изобрели.
- Лось бежит, - перебил Артем, показывая пальцем на серое пятно,
плывущее среди засохших вершинок. - Ребятня, лося видите?!.
- Ура!.. - завопили с соседних деревьев.
Лось продолжал двигаться, не меняя хода, и вскоре скрылся за одним из
островов.
- А ведь нам пора, - спохватился Артем. - Дома уже волнуются, что нас
с детьми так долго нет.
Когда они спустились вниз и гуськом двинулись по вымешенной ногами
ягодников моховой тропе, Артем произнес, обращаясь сразу и к товарищу, и к
обоим детям:
- Больше всего меня на мху поражает несоответствие огромного
пространства и тщательности отделки детали. Видели, сколько здесь всего, а
ведь любая нитка плауна ювелирно отделана, всякая сосенка в сад камней
просится, на каждой кочке росянка ютится, пьяника, другая травка. Лягушата
разные...
- И слепни, - вставил Андрюха.
- И слепни тоже, - согласился Артем. - Живут, чем-то кормятся, ведь
не нами же, мы для них - так, заблудший деликатес. Только тут понимаешь
по-настоящему, что природа не для людей, а сама по себе. Все эти лоси,
кабаны - они здешние, а мы - гости...
- Мой Андрюшка, когда маленьким был, - вставил Георгий, - не верил,
что звери действительно в лесу живут. Утверждал, что они только в сказках
по лесу бегают, а взаправду живут в зоопарке.
- Подумаешь, - сказал Андрей. - Ты так и сейчас веришь в динозавров.
Будто в Африке динозавры водятся.
- А что? - возразил сыну Георгий. - Запросто. Видал, какая здесь
глухомань? А в Африке болота во сто крат больше здешних, а людей во сто
раз меньше. К тому же, дикари, необразованные. Нашли же в Южной Америке
тапира, так почему не найти и динозавра?
- Ты еще про целакантуса расскажи, - подначил ученый сын, - и про
дракона с острова Комодо.
По всему было видно, что Андрюшка не раз слыхал отцовские доводы и
