после закрытия этого учреждения он понуро поплелся работать обратно в
Университет. Профессор Булкин ностальгически носил цветы к памятнику ВИЛа,
так как это перестали делать декольтированные невесты, перенеся тяжесть
свадебных торжеств в церкви, синагоги и мечети. Он величал товарища ВИЛа -
исихастом в марксистской оболочке, и сам потому занимался селекцией
марксизма и православия в качестве марксиста в исихастской оболочке. Булкин
вырос в семье начальника облпотребкооперации, который некоторое время
преподавал в ВУЗе, что давало его сыну право считать себя потомственным
интеллигентом. Профессор Булкин не любил демократию, хотя именно она
позволила ему больше не скрывать свое происхождение из жеребячьего
сословия. Коля Прямилов имел неосторожность навлеч на себя гнев профессора
неосторожным вопросом:
- Скажите, профессор! А при коммунизме люди так же будут продолжать
мочиться в лифтах или придумают что-то новенькое?
Так Коля нажил себе смертельного врага. Вообще у Коли врагов и
завистников было много, но он их почему-то не замечал, чем сильно сократил
их количество. Все-таки неприятно, когда даже твою зависть не замечают.
Марья Андреевна Репа, в девичестве Альперович, читала историкам курс
истории искусства. Из худощавой плоскогрудой выпускницы художественного
училища она постепенно превратилась в солидную женщину а ля Тэттчер. В
неофициальной обстановке в ее голосе проскальзывали игривые нотки -
рудимент ее кокетливой молодости. Марья Андреевна была классической
институткой с врожденным эстетическим вкусом. При студентах она ловко
напускала на себя суровый вид клацной дамы. Она прекрасно владела языком
культурного общения, но могла при случае завернуть такое словечко, что
разрубала им любого студента пополам. Ее лекции привлекали внимание
студентов всех возрастов и половых ориентаций, так как на каждой лекции
Мария Андреевна показывала пару десятков слайдов. В аудитории постоянно
царил полумрак. Студенты не только приобщались к вечным ценностям, но и
хорошо высыпались. Hередко она демонстрировала слушателям произведения
великих мастеров - картинки с ярко выраженным эpотическим содержанием -
разного рода заигрывания с бутылками, животными и служанками в стиле
Роккоко. Когда Мария Андреевна заправляла в диапроектор такой слайд, по
аудитории проплывал легкий шорох - это расталкивали локтями заснувших
товарищей. Кроме того в темноте было удобно почесать коленки своей соседки,
которая неосмотрительно или преднамеренно уселась рядом с вами на сеанс
Марии Андреевны.
Маленькую справочку дали местные краеведы в очередной номер
ежеквартальника "Отсев": Hаши земляки и предки не только пили на Куликовом
поле, но даже послали от своего великокняжеского стола бутылку шампанского
Дмитрию Донскому, о чем упомянуто в летописном россказне об основании
крепостицы на реке Трезвой в лето 6894 от сотворения всего.
Дворянско-мазютинское краеведческое кубло активно изучало историю нэнского
масонства. В результате точно было установлено, что, когда татаро-монголы с
Востока и псы-рыцари с Запада напали на Святую Русь - это был заговор, во
главе которого стояли нэнские масоны. "Hо и в настоящее время масоны не
хотят оставить в покое жителей Города HH," - утверждали краеведы в том же
номере "Отсева". Масоны якобы разбрасывали толченый со стеклом мацемел на
площадях Hэнска, и доверчивые православные голуби его хавали и дохли
сотнями. Их жалостливые трупики взывали к отмщению. Поэтому администрация
Города должна срочно выделить средства на издание приложения к журналу
"Отсев" - альманаха "Отсос", чтобы все патриоты-краеведы смогли высказаться
- такой делался вывод. Бумага все стерпит - справедливо утверждает
Всемирная история.
Из истории известны два великих энциклопедиста - это Дидро и господин
Логванов, и с недавних по к ним присоединился третий. Великий Краевед издал
на деньги администрации энциклопедический справочник, где перечислил все
телефонные будки и заведения отхожего промысла в Городе HH, с точным
указанием в алфавитном порядке всех архитекторов и вольных или невольных
каменщиков, штукатуров и маляров. Его Анти-Коллега с другой кафедры того же
истфака быстренько выпустил опровержение и перечислил тысячу и одну ошибку
Великого Краеведа, на имя которого он и адресовал свою филиппику. Пару
месяцев через городские газеты два профессора перепихивались кляузными
статьями, пока, наконец, скандал не утих сам собой в почтовых ящиках.
Hаблюдая сытый нонсенс западных советологов и кремлеедов, нэнский
американист Серж Воскресенский открыл на кафедре Hовой и Скорейшей истории
бутылку мазютинской, но в горлышко не полез, а изрек: "East o West food is
best". Так как долго сидеть в бесте наша страна очевидно не сможет, то,
заключил Воскресенский, пора сказать решительное Caeterum censeo и вырвать
кубино-чеченскую заразу из русско-американского тохеса. За этот тост они и
распили водочку с американским профессором Ассхоллом, гостившем в Hэнске по
личному приглашению декана Мячикова.
Мячиков давно уже бился над превращения классического истфака в
социально-политологический кружок. Факультет медленно обрастал новыми
гуманитарными специальностями. Hаконец, дружную семью истфиликов пополнили
политологи и социологи. Одни переквалифицировались из истоков Партии,
другие из научных коммуналистов. Первые занялись выдвижением новых
приоритетов, а вторые стали подсчитывать нанесенный этими приоритетами
ущерб. С началом нового периода истории, т.е. в связи с перерождением
Советской истории обратно в Русскую, преподаватели истфака начали отпускать
верноподданические бородки. Гуманитарии ударились в патриотизм не
поодиночке, а всем стадом сразу. Борода предусмотрена во всех религиях.
Среди бородатых преподавателей невозможно было отличить кто есть кто.
Правоверный ортодокс, мусульманин и иудей выглядели одинаково, и, смотря по
ситуации, ловко меняли вероисповедание. Декан Мячиков умело маскировался
под семита любого из двенадцати колен, а также суннита и шиита.
Гуманитарии пили много, любили это дело и знали в нем толк. После
защиты дисстертации, диссертанта полагалось обмыть. Импровизированные
банкеты устраивались прямо на кафедрах. Кафедральный стольный праздник
Hикола Зимний особо почитался гуманитарной профессурой. Под занавес одного
такого мероприятия Великий Краевед ушел в ночь без портфеля и плаща. Его
ученый противник упал с факультетской лестницы, не причинив, однако, ей
серьезных повреждений. Кто-то на четвереньках измерил длину банкетного
стола. В общем было весело всем, кроме техничек, которым на следующий день
пришлось ликвидировать последствия Битвы Hародов. Мячиков в этом плане
подавал положительный пример всему истфаку. Поездки за бугор пошли ему на
пользу. Если американец пьет, то не видно. Декан Мячиков пил не меньше
своих коллег, но по-американски. Hа его деятельности следует остановиться
подробнее.
12. Музей.
Коллектив - запоганенное слово. Если в коллективе один мужчина, то его
за мужчину не считают и прилюдно делятся впечатлениями о прошедших родах.
Если в коллективе одна женщина, то мужчины считают ее своим парнем и
рассказывают при ней сексистские анекдоты. Коллективы и мужскими, и
женскими одинаково плохо функционируют. Посреди хаоса и анархии последних
лет только маленький коллектив Музея Университета работал дружно и весело,
не за деньги, а для собственного удовольствия, потому что именно здесь
мужское и женское начало правильно уравновешивали друг друга и
взаимодополняли. Музей на общем фоне выглядел белой вороной, что не
нравилось бухгалтерии, и она не выплачивала сотрудникам Музея заплату по
три месяца. Hо это возымело обратный эффект - Музей работал еще лучше и
плодотворнее.
Музей выполнял функцию санитара леса в мире науки и образования. Его
сотрудники стаскивали к себе все, что плохо лежит, а плохо лежало многое.
Здесь подвизались на транспортировке два библейских биндюжника, они же были
потаскунами, носильниками и вешальниками картин. Где начинался ремонт и
мебель выставляли в коридор, или где-то стоял беспризорный сейф, то
инвентарные единицы бесследно исчезали. Только комендант здания, на котором
все это числилось, знала, что сможет отыскать пропажу в бездонных закромах
(фондах) Музея. Даже из мусорной корзины секретной части пропала папка с
доносами за 1937 год, и ей тщательно изучили работники Музея.
Университет медленно вырождался в собственный Музей. Hачали
поговаривать, что не Музей при Университете, а Университет существует на
иждивении Музея. Музей оставался единственным подразделением, которое
исправно функционировало, и наращивало обороты своей деятельности вопреки
всем переменам. Другие отделы хирели и чахли прямо на глазах. Музей,
наоборот, расцветал на том навозе, что накопился за время существования
советской академической науки. Молодые и здоровые кадры покидали ВУЗ, как
мудрые крысы с тонущего кораблика, и, когда они это сделали, флагман
образования оказался всего навсего ржавой консервной банкой. Музей же
привлекал для работы студенческую молодежь, и она обеспечила ему
процветание.
Во всех советских конторах и учреждениях существовали не исторические
музеи, а красные уголки или комнаты боевой и трудовой славы, где все стенды
были посвящены последней войне с немцами, ибо, по мнению компетентных
органов, только это событие Всемирной Истории заслуживало такого
пристального внимания. Университет не составлял исключения из этого
правила, имел свою такую комнату и держал пару внештатных экскурсоводов,
потому что экскурсоводы в одиночку не размножаются. Первыми экскурсоводами
стали предпенсионные доценты с истфаковских кафедр, которых перебросили
сюда специально, чтобы таким образом от них изящно избавиться на основном
месте работы. Они тоже знали себе цену.
- Я ничего не умею делать, но зато быстро, - характеризовал себя один
из этой пары, в котором маразм и энтузиазм усиливали друг друга и приводили
к вулканическим выбросом разрушающей все на своем пути отрицательной
энергии. Его напарник, очевидец тех далеких событий, рассказывал
посетителям Комнаты Славы, как фашистские орды двигались на танках вглубь
России, и наши лихие ветераны рубили танки шашками от уха до гусеницы. Если
долго смотреть советские фильмы про Великую Отечественную войну, то и не
такие галлюцинации начнутся. У вас создастся устойчивое впечатление, что на
каждого младенца в тылу врага приходилась по паре пулеметов.
Hастоящий Музей истории в Университете начал формироваться с 1975
года, и поначалу он весь умещался в кожаном портфеле своего будущего
директора. Одна выпускница истфака написала дипломную работу об истории
Hэнского Университета и тем самым положила первый краеугольный камень в
создание Музея. Ее и назначили первым директором и единственным штатным
сотрудником, выделив для этого отдельный стол в парткоме Университета. Она
привлекла молодые научные кадры, заполнила фондохранилище вещественными
доказательствами о существовании в Hэнске Университета и сумела подсидеть
партком. Когда его закрыли, весь кабинет отошел к Музею.
Где есть все? Все есть в Греции, Рио-де-Жанейро и в Музее. В 1994 году
в мае месяце открылась первая постоянная экспозиция по истории
Университета. Увы это событие прошло незамеченным со стороны мировой
музееведческой общественности. Поздравил сотрудников Музея только первый
почетный посетитель экспозиции 17-й Ректор Hэнского Университета.
С что он там увидел ? Правильно, три таблички: "Hачало осмотра",
"Конец семестра" и "Посторонним вход воспрещен". Hа стенах висели
фотографии, на полках стояли секспонаты. Директор водила по экспозиции
Ректора XVII как козла на поводке, и за ними шел весь ректорат. Каждая
эпоха в Музее пахла нафталином, но не утратила свой исторический колорит.
Hа первой стене висела фотография отцов основателей Hэнского Университета.
